***
В спешке забегаю в аудиторию 407B, где обычно проходит ботаника. Свет выключен. Пусто. Ну чёрт. Чёрт! Несусь к расписанию, решив, что, вероятно, не только опоздала, но и попала в какую-то параллельную вселенную, где ботаничка Зоя Денисовна пожертвовала парой в своей любимой на протяжении многих лет преподавания аудитории. А ведь это – первое занятие второго семестра! Дьявол меня надоумил достать дневник в трамвае. Охранник как-то неодобрительно поглядывает на мои метания по коридорам. Он отошёл за чаем, поэтому мне удалось пройти без студака, что здорово, так как я без понятия, куда его вообще запихнула. — С добрым утром, дядь Жень, — кричу ему, хотя не то чтобы уверена, что он меня помнит. Он кивает и прикладывает палец к тонким губам под пышными усами, что еще раз напоминает мне об идущей паре, на которую меня, быть может, уже и не пустят вовсе. Если я, конечно, пойму, где она проводится. Ха. Заворачиваю за угол и останавливаюсь, не дойдя до расписания несколько шагов. Стоит парень. Я его знать не знаю. Что ему у нашего расписания понадобилось? Ладно, какая разница-то. Может, к кому из знакомых пришёл. Подхожу ближе и присматриваюсь к нужной колонке, выискивая взглядом первую пару. Незнакомец, порывисто обернувшись, уступает мне место и быстрым шагом удаляется в направлении выхода из здания. Та-а-ак… Аудитория 305-ая. Для потоковых занятий. Значит, у нас потоковое занятие. Закономерно. Прелестно. Это же, блин, совершенно в другом крыле! Придется обходить половину универа. Снаружи. Холодно. Я уже ненавижу это утро. В самом деле, ненавижу. Ловлю усмешку дяди Жени, когда проношусь по лестнице вниз – к выходу. Отстаньте, дядя Женя. Можно подумать, вы сами никогда никуда не опаздывали. Выбегаю в морозный февраль, поглядывая на наручные часы. Чертыхаюсь, вспоминая, что они уже неделю как почили, и достаю мобильник. Разблокировать получается не сразу, приходится снять перчатку. Держа её в зубах, позволяю высветившемуся на дисплее времени – 8:26 – лишить меня всякой надежды на то, что мне не поставят пропуск. Три непрочитанных эсэмэски от Бори Свитенко – нашего старосты. Он единственный, кто до сих пор брезгует социальной сетью, и поэтому написывает всем на номера, а профиль во ВКонтакте у него сер и пуст. Когда-то я радовалась этому, как ненормальная, потому что первые пару месяцев считала его своим крашем. Мол, у нас вроде как есть номера друг друга, а это даёт какие-никакие шансы на сближение. Странно, сейчас и след от этого чувства простыл. СВИТХАРТ: «Таня, тебя одной до сих пор нет. Норм всё?)» СВИТХАРТ: «Я надеюсь, ты догадаешься, что твоё опоздание плохо скажется на всей группе. Жду, ёпта. Зоя уже по списку перечисляет.» СВИТХАРТ: «Не обессудь, Высокинская, но это все. Это пропуск. С пиздецом тебя!» Мда. След простыл, а каким был записан в телефоне, таким и остался. Надо переименовать. Не сейчас. Но когда-нибудь. Прячу мобильник в карман рюкзака и на подходе ко второму входу в универ таки вылавливаю студенческий билет. Молодой охранник пристально вглядывается в мою фотографию, так, будто не узнаёт в моём раскрасневшемся от холода лице то, что на ней изображено. Я даже шапку снимаю, чтобы до него побыстрее дошло. Да я это, я! Высокинская Татьяна Яновна, биофак, первый курс. Он уставился на меня еще разок, вот чтобы наверняка, и махнул рукой, якобы, проходи. — Спасибо, — шепчу я скорее с ядом, чем благодарственно. Я помню, где находится 305-я. В ней нас собирали в первый же день. Тогда я пришла самая первая, потому что перепутала время. Два часа проторчала там, дожидаясь декана и остальных ребят. С тех пор приходила всегда вовремя, но сегодня вот сплоховала. Странный день. И он стал еще более странным, когда у дверей в аудиторию я заметила того самого парня. Я его абсолютно, определённо точно никогда раньше не видела. Можно предположить, что он перевёлся к ребятам из другой группы. Или что он лаборант. Нет, глупости, что лаборанту делать на лекциях… По крайней мере, теперь я могу рассмотреть его детальнее. Можно подумать, Таня, тебе больше заняться нечем. Выглядит он как-то неприкаянно. Кажется, будто у него перед носом ушла маршрутка, и теперь он стоит, переминаясь с ноги на ногу, и понятия не имеет, чем себя занять, пока не придёт следующая. Или, может, на трамвай? Какая-то уныло-скучающая физиономия. И вообще весь он шибко тусклый, несмотря на бледно-рыжую копну волос. Торчат во все стороны, как проволока или сено. Втыкает в пустоту. Я даже уверена, что меня совсем не видит. И поэтому нервно дёргаю плечом, когда он несколько внезапно заговаривает. — Там эта старая карга. Она тебя не впустит. Меня не впустила. — И продолжает смотреть прямо перед собой. — Зоя Денисовна? — Повернулся и посмотрел на меня с таким видом, мол, с какой стати он должен знать, как там её зовут. — Ну, она типа строгая. Погоди, я сама зайти попробую. — Попробуй… типа, — бормочет парень, когда я уже, мысленно помолившись всем известным мне богам, с чудовищно режущим уши скрипом приоткрываю дверь в аудиторию и заглядываю в неё. Можно подумать, все только этого и ждали. Еще не успело заглохнуть эхо того злополучного скрипа, а я уже стала объектом всеобщего внимания. Включая внимание самой Зои Денисовны. Кажется, её щёки нервно тряслись. Точно сказать не могу, потому что забыла очки дома. Повисла гробовая тишина. Затишье перед бурей. Три… два… — Зоя Денисовна, позвольте ей войти, ей брата нужно было в садик отвести, вот она и опоздала. Меня она, как старосту, предупредила. И я смотрю на Борю, предотвратившего шквал зойденисовских воплей, от которого я бы наверняка пустила предательскую слезу. И во мне разливается такое тёплое чувство благодарности к нему, что я чуть не таю прямо здесь, на пороге. Ботаничка, поджав и без того тонкие старые губы, посмотрела сначала на меня, потом на старосту, потом снова на меня. — У меня доклад, — пискнула я едва слышно, неверной рукой вынимая из рюкзака жалкого вида файлик. — Посмотрим, останется ли у меня время для того, чтобы тебя выслушать, — стервозно растягивая слова, шипит преподша. — Перестань топтаться у входа, Высокинская. Сядь. Ещё раз скрипнешь дверью, и самолично придёшь мне её чинить. Садись, я тебе говорю! Старая маразматичка. Стараюсь не смотреть на неё, когда прохожу за парту самого первого ряда. Опять же, потому что забыла дома очки. Иначе, как обычно, уселась бы повыше и подальше. Чтобы, когда она в очередной раз станет на кого-нибудь орать, до меня не долетали её старушачьи слюни. Фу. Боже. Пакость какая. Кидаю рюкзак на стол как можно более громко. Потом становится слегка совестно. Может, не стоило так в открытую проявлять своё негодование? Я же все-таки виновата. А Боря меня еще и выгородил. Поворачиваюсь в его сторону, надеясь поймать взгляд, но он на меня не смотрит. Что-то тыкает в мобильнике. Странно, что Денисовна его еще не запалила. Хотя, может, она просто закрывает на это глаза. Он ведь, как-никак, её любимчик. Решаю написать своему спасителю благодарственное СМС. Я: «Ты меня офигеть как выручил, правда! Я твоя должница. Проси всё, что хочешь!» Отправила. Сижу и перечитываю. Сильно сомневаюсь насчёт последнего предложения. Выглядит как-то очень двусмысленно. Или мне так только кажется… Вдруг он попросит что-нибудь… ну, не знаю, интимное? О, Господи, Танёк, ну ты и дура. Просто полная дура. Он не такой. Вижу боковым зрением, как строчит там что-то. СВИТХАРТ: «Ахах, всё ок, не парься)) постарайся не опаздывать просто, и мы квиты.» Почувствовала странное облегчение. Параллельно мысленно стукнула себя по башке, потому что ну какого чёрта я на лекцию доклад принесла? До одиннадцати ночи с ним возилась. А Зоя будто и не против его спросить. Ну ладно. Посмотрим. В этот самый момент в аудиторию протискивается рыжий парень, которого я встретила у двери. Глупец. — Вон отсюда! — слюняво рявкает ботаничка. Рыжий сначала долго и с нескрываемым отвращением сверлит её взглядом, а потом с ноги бьёт дверь. А потом изо всех, нахрен, сил ею хлопает, закрывая. Её дикий визг, я уверена, он слышит очень и очень хорошо. Даже за дверью. И теперь его постигло то же наказание, которым угрожала мне Денисовна несколькими минутами ранее. В четверг после пар он чинит двери. Ха. Ха. Ха. Тянусь рукой к рюкзаку, потому что по привычке хочется достать дневник и начать записывать туда все произошедшее. Одёргиваю себя: Зоя Денисовна начала вещать лекцию. Очень долго и неоправданно скрупулёзно вывожу в лекционной тетради то, из-за чего мы все сегодня тут и собрались. ВОДОРОСЛИ. Не знаю, что может быть скучнее, но тетради проверяют, и потому вместо того, чтобы рисовать на полях загогулины, я усердно поспеваю конспектировать речи говорливой преподавательницы. Она никогда не делает паузы и не повторяет дважды. Понятия не имею, как буду сдавать ей экзамен. Даже думать об этом не хочется.***
Запись в дневнике 5.02.2018 15:11 Пишу сюда, сидя после пар в читальном зале. Тут почти никогда никого не бывает, так что обычно вместо того, чтобы торопиться домой, просиживаю здесь до вечера. Здесь же делаю домашку. Мама считает, что я смертельно загружена учёбой, но на самом деле я просто рада вернуться в стены этого небольшого кабинета. Чувствую себя защищённой. Маму переубеждать не буду. Свитенко тоже недоумевал по поводу того рыжего, которого я сегодня встретила. Он спрашивал у старост смежных групп, но никто ничего толкового не сказал, и Борис решил поговорить с ноунеймом лично. Я было увязалась за ним, потому что ну интересно же, да и сам староста не был против моей компании, но меня окликнула бывшая одноклассница. В школе мы не контачили от слова «совсем», но так вышло, что единственные из всего класса поступили в этот вуз. Её зовут Эрика, у неё немецкие корни, и она учится на переводчика зарубежной литературы. Идеальный набор. Иногда от рождения людям достаётся всё – и красивое имя, и статная внешность, и происхождение, и куча разных талантов. А иногда рождаюсь я, Таня Высокинская, у которой ничего этого нет. В разное время я пыталась и петь, и играть на гитаре и укулеле (но не петь и играть одновременно, нет), и что-то там рисовать, и учить французский, и английский, и прочее, и прочее, и прочее. В итоге даже зачёт по латинскому я едва ли со второго раза получила. Сейчас вот пробую писать, но не уверена, что и тут меня хватит надолго. Я вечно всё бросаю, как только понимаю, что где-то не преуспеваю должным образом. Но Эрика со мной почему-то общается. Надеюсь, не от безысходности. Ни за что не поверю, что она не смогла найти себе в университете друзей. Кстати, в воскресенье я иду к ней в гости. В первый раз. Мне стукнет восемнадцать. Наконец-то. Мы будем слушать громкую музыку, смотреть фильмы, поглощать торт и много курить (ради этого я даже поступлюсь своим правилом осени). И пить. Надеюсь, этим все наши грехи и ограничатся, хе. Она уже живёт отдельно от родителей на съёмной квартире. Не одна, а делит с соседом или соседкой. Вряд ли ей хватает стипендии, чтобы оплачивать всё самой. Наверное, родня помогает. Насчёт рыжего. Свитенко был в шоке, когда узнал, что он наш новенький. И что про якобы новенькую девчонку напутала куратор. Ну, что ж, одним больше, одним меньше. И так почти вся группа – парни. Помимо меня в группе еще две девушки, но они как-то быстро сдружились между собой. К тому же им обеим за двадцать. Мне в этой компании делать точно нечего. На оставшихся парах новенький отчего-то не появился. Его зовут Доминик. Блин, откуда они все взялись? Почему все вокруг одни Доминики и Эрики, а я вот тупо Таня? Ладно. Зато у меня есть Татьянин день. А у них его нет. Ха-ха. Закрываю тетрадку и откладываю её на угол стола – по привычке. В школе макулатура всегда лежала именно таким образом. Нас эту стопку учебников и тетрадок постоянно заставляли подравнивать, если вдруг сдвинется. Не знаю, к чему вообще так заморачиваться. Перфекциониста им из меня всё равно вырастить не удалось. Вставляю в уши вакуумные наушники. А они постоянно выпадают. Приходится придерживать кончиками пальцев. Морока. Тыкаю в плейлисте Контактика очередную аудиокнигу. «Кошки Ултара» Говарда Филлипса Лавкрафта. В такую погоду старомодные ужастики очень здорово заходят. Прежде чем закрыть глаза, вижу, что в зал тихонько пробирается Боря. Он что, тоже сюда ходит? Зачем-то делаю вид, что сплю, опустив голову на тёплые рукава свитера.