Путь к Одинокой горе.

Топот бегущих ног гулко отражался от высоких сводов главной улицы подземного города. Молодой гном несся, не разбирая дороги, задавая всем встречным один и тот же вопрос: - Вы не видели Фили? Гномы качали головами, неопределенно махали руками в самых разных направлениях, но толком объяснить, где же сейчас находится его брат, никто не смог. Наконец, запыхавшийся, усталый, уже потерявший всякую надежду Кили, рванул на себя дверь мастерской, и со стоном облегчения сполз по косяку на пол, различив в глубине помещения силуэт Фили. Тот сидел, склонившись над искрящимся синим камнем, пытаясь приладить его в середину роскошной золотой цепочки затейливого плетения. Вопросительно вздернув бровь, он внимательно посмотрел на вошедшего брюнета. - Что-то случилось? Кили хватал ртом воздух, сверкая на брата карими глазами. Наконец, чуть отдышавшись, он выпалил: - Она хочет меня женить! И уже нашла невесту! Блондин за столом задумался. Похоже, что странности в поведении матери ему не почудились. Кили, с трудом поднявшись на ноги, добрался до стола и сейчас большими глотками пил воду из ковша. Фили, усмехнувшись, вернулся к работе, кинув нарочито безразличным тоном, поддразнивая младшего: - Так она тебе эту невесту уже шестой год ищет. С тех пор, как застукала нас… Ну, помнишь, за горном. Кили поперхнулся, вспомнив ту сцену. День тогда с утра не задался. На тренировке он чуть не схлопотал стрелой в глаз, прижал палец дверью, а довершил все огромный кусок горной породы, приземлившийся точнехонько ему на ногу. Поэтому брату, случайно попавшемуся ему навстречу, хватило одной самой невинной шуточки. Завязалась драка. Они мутузили друг друга на холодных каменных плитах, вокруг уже собралась небольшая кучка болельщиков, гномы подбадривали парней, делали ставки. Когда вдохновленный азартом Кили уселся верхом на Фили, прицеливаясь кулаком тому в нос, вдруг неведомая сила схватила его за шиворот и подняла в воздух, стаскивая несостоявшегося победителя. Фили тоже поднялся на ноги, виновато глядя в пол, не смея поднять глаза на разгневанную мать, из рук которой вырывался Кили. Правда Дис тут же встряхнула его еще раз, наградив увесистой оплеухой, и юный гном притих, возмущенно сопя. - Что здесь происходит? – вопросила громовым голосом женщина у своих потупившихся сыновей. Те молчали. Тогда она, не разбираясь, приказала им сидеть в мастерской. Еще и нажаловаться пообещала Торину на его нерадивых племянничков, которыми он так гордился. Вздыхая, братья повиновались. Раздувая горн, Фили поинтересовался: - Какая муха тебя укусила, чего ты на меня так набросился? Но тут горячий уголек, вылетев из топки, прожег дырку в сапоге Кили, обжигая ногу. Младший взвыл, из глаз брызнули слезы бессилия. Бросив ручку меха, старший метнулся к брату, стискивая его в объятиях. Чтоб гном, да заплакал?! - Эй, ты что? Случилось что-то? Скажи мне, может быть я помогу? Кили, всхлипывая, поведал ему обо всем, начиная от вчерашней ссоры с матерью и Торином, и заканчивая злополучным булыжником. Брат молча слушал, гладя его по спутанным волосам, успокаивая. Он очень любил младшего, с самого детства оберегая от всего, что могло ему навредить. Его, правда, иногда пугало, что чуть позже начали возникать мысли совсем не родственного характера, но о них Фили не рассказывал никому. Они и сами не поняли толком, как это произошло. Только что сидели на полу, разговаривали… И вот уже их губы соприкасаются в поцелуе, первом, еще совсем несмелом, неопытном. Тогда, в тот день, весь мир Кили буквально перевернулся. Любимый брат, буря эмоций, нежный, быть может, самую чуточку грубоватый поцелуй, гудящий над ухом огонь горна – и лишившаяся дара речи мать, стоящая перед ними, уперев руки в бока. Схватив сыновей за уши, она подняла их с пола и потащила за собой в покои их дяди – Торина Дубощита. Задыхаясь от возмущения, Дис рассказала брату о сцене, свидетелем которой она оказалась несколько минут назад. Фили и Кили стояли молча, краснея и опустив головы, пряча лица. Тогда все ограничилось строгим внушением, родственным выговором и обещанием больше так не делать. «Больше так не делать, если кто-то может увидеть» - позже внесли поправку братья между собой. Но с того памятного дня Дис все чаще подозрительно поглядывала на них. И вот какое решение породила эта подозрительность. Сыновей надо женить, тогда все будет хорошо. Типичная логика любящей, но властной и строгой матери. - Искать-то она ищет, но сейчас, похоже, все серьезно. Уж очень она радуется. И портрет мне показывала. Фили почесал затылок. Мать созрела для активных действий. А в этом случае, снежная лавина – и та не могла бы быть более опасной и непредсказуемой. Видя решительный блеск карих глаз, он спросил: - Что думаешь делать? Брюнет грохнул кулаком по столу. - Я сбегу отсюда. - Найдет. И женит. Блондин усмехнулся, ободряюще похлопав ладонью по плечу Кили. Тот сокрушенно согласился. Да, Дис могла, тут не поспоришь. Ее иногда побаивался даже сам Торин, а уж сыновей она держала в ежовых рукавицах. Парень с подозрением покосился на легкую улыбку, которой наградил его старший брат. - Я уйду с тобой. Как ни пытался Кили подавить свои эмоции, но скрыть облегченный вздох не смог. Тем не менее, плана побега до сих пор не было. Братья задумались. Вдруг Фили встрепенулся, и под руку потянул брата на улицу. Они проследовали к центральной площади. Младший недоумевал, но решил довериться происходящему. Выйдя на середину, Фили окинул взглядом толпу гномов вокруг. Все они занимались своими делами: кто-то разговаривал, кто-то с киркой наперевес спешил в копи, а кто-то поигрывал боевой секирой, хвастаясь перед товарищами новыми приемами, либо искусной резьбой на лезвии. Не понимая, что ищет Фили, Кили затравленно озирался по сторонам. Вдруг он почувствовал, как одна рука брата обвила его талию, прижимая к себе, а вторая чуть сжала подбородок, поворачивая лицо. Тонкие теплые губы прижались к его рту, горячий влажный язык, пробежав по его зубам, проник внутрь, заполняя собой, лаская и сплетаясь с его языком. Кили полностью отдавался привычным приятным, возбуждающим ощущениям, не придавая значения нарастающему гулу в ушах. Но тот становился все громче. И вот можно было уже различить отдельные выкрики: - Что они творят! - Позор! - Племянники правителя! - Вы гляньте на них! - Молодежь пошла, ничего святого для них нет! - Инцест в семье правителя! Кили ощутил, как рука на его талии напряглась, и затряслась крупной дрожью. Открыв глаза, брюнет увидел на лице брата тени звериной ярости, которую тот прятал изо всех сил. Торину видимо кто-то уже доложил. Два гнома в военном облачении приблизились к ним и передали приказ явиться в тронный зал. Кили плохо помнил, что было дальше. Все происходило, как во сне: рыдающая мать, разозленный донельзя Торин, осуждающие голоса со всех сторон, молчаливая поддержка брата, его гордо выпрямленная, напряженная спина. И краткий приговор – изгнание. В этом городе для них больше не было места, и возвращение не представлялось возможным. По крайней мере, до смерти правителя. Для любого гнома потеря клана огромное испытание. Лишь когда ворота в горе закрылись за ними, братья осознали, что, быть может, поторопились. Но было уже поздно. Впереди лежала долгая дорога, в конце которой их никто не ждал. Да и был ли он, этот конец? В горах полно орков и троллей, а два юных гнома, впервые вышедшие из своей горы, вряд ли могли противостоять одичавшей, голодной до живой свежей плоти, своре. Которая, впрочем, и высушенными на горных ветрах костями не побрезговала бы. Руководствуясь этими соображениями, гномы держались путей, ведущих вниз, к лесу и долине. Дни шли за днями. Маленький бойкий горный ручей превратился в звенящий игривый поток, постепенно камней вокруг становилось все меньше, травы и деревьев больше, и вот, утром седьмого дня, взорам братьев открылась большая долина, одной стороной спускающаяся к широкой реке, а с другой - ограниченная густым сосновым лесом. Высокие стволы деревьев, прямые как мачты, напоминали колонны их родного города, но в горе не было таких порывов свежего ветра, не шумели кроны над их головами, а обоняние скорее могло уловить запахи оружейной смазки и газа, чем влажного мха и прелых осенних листьев. Кили вдохнул полной грудью. Чувство свободы, незнакомое ранее, пьянило и будоражило. Фили, более рассудительный, чем его брат, осмотрелся вокруг, прикидывая удобство этой долины для возможного проживания. Временного или постоянного – не важно. Им требовалась передышка, это было бесспорно. Тронув Кили за плечо, блондин указал рукой на водопад небольшого потока, несущего свои воды в реку, на другой стороне долины, у самого леса. Запас питьевой воды подходил к концу, а поток казался издалека чистым и свежим. Фили с наслаждением опустил горящие натруженные ступни в холодную воду небольшого бассейна, бурлящего от падающей сверху воды и прозрачного, как слеза. Кили подставил фляги под водопад, поток под ними чуть прервался и молодой гном восхищенно вздохнул. Бросив наполненные сосуды на траву, он скинул одежду и нырнул под водопад. Шумящие струи чуть оглушили его, но не напрасно – за водяной занавесью оказалась вполне пригодная для жилья пещера. Брюнет потянул носом – несмотря на близость потока, сырости не ощущалось и плесенью не пахло. Проход уходил вглубь холма, и, судя по сквозняку, где-то был выход на поверхность. Прислонясь щекой к холодной стене, гном тихонько рассмеялся. Их путешествие пока завершилось. Пути назад не было, значит надо радоваться тому, что есть. Волна облегчения поднялась в груди, и Кили, разбежавшись, с громким вскриком прыгнул через завесу воды, ныряя в бассейн и обдав брата крупными брызгами. Плескаясь, отфыркиваясь, он крикнул: - Там есть пещера, мы остаемся! Фили, айда купаться! Старший упрашивать себя не заставил, сбрасывая одежду и осторожно входя в воду. От холода по дубленой гномьей коже пробежали мурашки. Задержав дыхание, он нырнул как можно глубже, а вынырнув, увидел прямо перед собой счастливые глаза брата. Тот затараторил, как сорока: - Ты представляешь, мы нашли дом. Свой дом! Здесь никто не будет нам указывать, как жить, что делать. Это же здорово! - Неужели ты не хотел бы вернуться, - аккуратно поинтересовался блондин. – Я вот думаю, не поторопились ли мы? И я-то хорош, поддался минутному порыву, не подумав хорошенько. Тебя подставил… Мы же гномы. Клан для нас всегда был основой спокойной жизни. А теперь мы кто? Изгои без роду, без племени. А ты веселишься? Собрав воду в горсть, младший плеснул ею в Фили. - Конечно, веселюсь! Чего грустить, если мы изменить ничего не можем? Ну, выгнали, и что теперь? Лечь под сосну и умереть? Я не хочу, а ты? - Ты знаешь, как ни странно, и я не хочу, - рассмеялся гном. Кили подплыл ближе к брату, и, прикоснувшись ладонями к его лицу, прошептал: - И здесь никто не запретит нам делать так… Влажные, дрожащие от холода губы слились, деля одно дыхание на двоих, языки сплетались, лаская друг друга, обвивая и дразня. Короткая борода старшего брата немного покалывала и еще почти безволосый подбородок младшего, заставляя его мелко дрожать, не то от щекотки, не то от зарождающегося возбуждения. Крепко сжимая друг друга руками, разминая и лаская напряженные мышцы, братья впервые могли не скрывать своих чувств и желаний. Впервые им не нужно было вздрагивать от любого шороха. Фили прерывисто вдохнул, прокладывая губами дорожку по шее брата вниз, к груди. Мокрая кожа покрывалась мурашками от горячего дыхания. Тело младшего изгибалось от удовольствия, из горла вырвался громкий стон, когда он почувствовал под водой губы брата и тепло его рта на головке своего возбужденного члена. Медленно поднявшись из воды, глубоко дыша, Фили предложил выбраться на берег – их уже трясло от холода с ног до головы. На мягкой траве, жмурясь от удовольствия под лучами ласкового полуденного солнца, Кили протянул руку, касаясь пальцами крепкого мускулистого плеча. Но властная рука старшего брата перехватила ее, стиснув ладонь в своей. Старший лег спиной на траву, и на его влажном после купания теле вытянулся Кили, касаясь рукой бедра, чуть сжимая его. Их губы вновь слились в глубоком поцелуе. Пальцы Фили зарылись в темные волосы, опустившись чуть ниже, слегка сдавили шею, и принялись гладить и массировать широкую спину, опускаясь все ниже и тут же возвращаясь обратно. Закрыв глаза, слегка надавливая руками на плечи брата, он ощутил легкую дорожку из поцелуев от шеи до живота, и легкий дразнящий укус ниже пупка, который заставил его выгнуть спину от неожиданности и наслаждения. В тот же момент его горячая пульсирующая плоть погрузилась в горячий рот брата, который намеренно медленно принялся обводить языком головку, то крепко сжимая губы, то расслабляя их, скользя по всему стволу подрагивающего члена, стараясь как можно лучше смазать его своей слюной. Фили извивался от наслаждения, еле слышно постанывая в такт движениям игривого языка, двигая бедрами навстречу ему, пытаясь ускорить темп, но брат тут же оставил его, отстраняясь. Теперь они поменялись местами – уложив младшего брата на траву и резко приподняв ноги Кили повыше, заставляя прижать их к животу, Фили, смазав слюной палец, аккуратно прикоснулся к сжатому колечку ануса, слегка нажимая, вводя его внутрь. Младший застонал, его мышцы судорожно сжались, но через пару мгновений расслабились, полностью отдаваясь новым ощущениям. Немного растянув плоть, старший приставил свой влажно блестящий раскаленный член к колечку мышц, медленно проникая в возбужденное тело на всю длину. Кили выгнулся, кусая губы, принимая его в себя, и выдохнул только когда почувствовал ягодицами покалывание жестких волосков. Брат внимательно посмотрел ему в лицо, словно ожидая разрешения. Получив кивок, он медленно двинулся назад, отметив, как участилось дыхание младшего, как задрожали его бедра. И тут же не резким, но уверенным движением вошел обратно, вжимаясь в молодое тело. Кили вскрикнул, обвивая ногами талию блондина, судорожно двигаясь на его члене, желая более глубокого проникновения. Старший вновь подался назад, и тут же вперед, ускоряясь, и двигаясь все быстрее, сильнее, резче. Стоны младшего гнома перешли сначала в резкие отдельные вскрики, его ягодицы с громкими шлепками сталкивались с бедрами Фили, горячий член, терзающий его, входя под острым углом, задевал самую чувствительную точку внутри его тела, отчего крик перешел в практически непрерывный. Вдруг он почувствовал, как сжались под его руками ягодицы брата, тот протяжно застонал, падая на грудь Кили, а его член внутри начал тяжело пульсировать, выбрасывая сперму. Тут же, как по команде, его собственный позвоночник выгнулся в дугу, все тело напряглось в судороге экстаза, в голове будто взорвался огромный огненный шар, заполняя все тело, принося с собой чувство освобождения и легкости. *** Дни шли за днями. За золотистой теплой осенью пришла снежная зима, за ней весна. Год за годом жили гномы в пещере, создавая в ней свой собственный клан. Пусть всего из двоих, но все же. Несколько раз они отбивали нападение орков, прознавших о легкодоступном, как им казалось, «запасе свеженького мясца». Пещера стараниями братьев увеличивалась в размерах, обретая искусно вытесанные арки и переходы, углубляясь вниз, на несколько этажей. Они жили любя друг друга, наслаждаясь друг другом, но постепенно тоска по родному краю охватывала молодые сердца. Все чаще они вспоминали жесткую, но любящую мать, Торина, которым не восхищался разве что умалишенный, высокие арки и своды, площадный гомон и стук молотов. Кили уже несколько раз заговаривал о том, что можно было бы тайком проникнуть в город, хотя бы повидаться с дядей и Дис, но Фили был непреклонен. Изгнание значит изгнание. В конце концов, они сами выбрали этот путь. Обычно, повздыхав, брат соглашался. Но через некоторое время разговор повторялся вновь. Однажды утром, выходя из пещеры, Фили чуть не столкнулся с высоким стариком в серой остроконечной шляпе. Тот неспешно вышагивал по тропе, опираясь на посох, мурлыча под нос какую-то песенку. Гном так и сел на землю от неожиданности. Старик ухмыльнулся в густую бороду и протянул парню руку, помогая подняться. - Ну, здравствуй, Фили. Вот где вы обосновались. Ну что ж, совсем недурно. Я Гэндальф Серый. Слыхали про такого? Молодой гном ошарашенно кивнул – кто в гномьих царствах не слышал про волшебника, появляющегося неизвестно откуда и исчезающего в никуда, приносящего дурные вести. И уводящего за собой в такие дальние края, о которых мало кто смог бы вспомнить даже древние песни, не то, что сам бывал. Тот же, словно не замечая замешательства на лице собеседника, устало опустился на ближайший пень и вытащил из кармана курительную трубку. Не торопясь набил ее табаком, закурил, пуская дым колечками, и продолжил: - А ведь я вам весточку принес. От Торина, - старик задумчиво прищурился, втягивая в себя дым из трубки и выпуская его. Сизое облако приняло очертания дворца, такого знакомого по своим очертаниям, что Фили даже протянул к нему руку. Но видение тут же рассеялось. Гном насупился. - Он изгнал нас. О чем нам говорить? Гэндальф вновь усмехнулся в усы, глядя в светлые глаза, и будто читая его мысли, ответил: - А разве вы не сами этого добивались? Гном несколько раз порывался что-то сказать, но крыть было нечем – волшебник был прав, как ни крути. - Что хочет от нас Торин? – недалеко от них стоял Кили, чуть взъерошенный после сна. И Фили мог бы поклясться, что в карих глазах разгорается пока еще робкая надежда. - Торин хочет сказать, что жалеет о том, как поступил с вами, - густой чистый бас принадлежал статному черноволосому гному, выходящему на поляну из-за густого кустарника. – Ваше право жить и любить так, как вы этого хотите, и я вам не указ. Хотя, конечно, не этого я ожидал от своих воспитанников. Я не могу отменить свое решение и разрешить вам вернуться, но есть и другой путь. Братья молча переглянулись, Кили вопросительно выгнул бровь. Гэндальф выбил трубку, затушив тлеющие остатки табака, не говоря ни слова. Торин, ожидавший от него поддержки, долго смотрел на долговязую фигуру в серой хламиде, но волшебник сделал вид, что по земле ползет самая интересная на свете букашка. Тогда гном продолжил: - Пришло время вернуть гномам родной город, отнятый у нас Смогом. Я предлагаю вам идти со мной, и там вы обретете второй дом, даю вам слово.