***
Мелодичный дверной звонок пронесся по узкому коридору, отголосками звуча в остальных комнатах небольшой квартиры. Женщина заглянула в глазок и, узнав форму сотрудника почты, открыла дверь, приветствуя стоявшего за ней молодого человека. Она в глубоком недоумении подписала форму получения заказного письма — ниоткуда столь официальных вестей она не ждала — и, держа в руке плотно набитый конверт, закрыла за доставщиком входную дверь. Она неспешно дошла до кухни — английские женщины делают все без спешки, когда они становятся старше тридцати — и достала из выдвижного ящичка из светлого дерева кухонные ножницы, чтобы вскрыть полученный конверт. Опустившись на один из куцых стульев с мягкими сиденьями, она вытряхнула его содержимое на кухонный стол. На разлетевшихся по столу снимках были запечатлены двое человек. В одном из них женщина узнала мужа, в другом — работающую в его офисе секретаршу, значительно моложе его и значительно красивее ее. Снимки были настолько несуразны и грязны, что не вызывали сомнения в своей подлинности — это были именно те кадры, которые могут получиться тогда, когда люди занимаются сексом не зная, что за ними наблюдают. Выпячивая всю свою животную природу, воплощенную в неидеальных человеческих телах, контрастирующих на фоне идеально вычищенного и обставленного интерьера комнаты отеля. Взяв одну из фотографий, где ее муж держит ноги лежащей на спине любовницы высоко поднятыми и широко разведенными в стороны, женщина зажала себе рот рукой. Она продолжала смотреть на фотографию, словно и не видя ее вовсе. Она беззвучно плакала, не в силах не встать на ноги, не опустить снимок, трясшийся в ее руке.***
В кампусы колледжей письма приходят не часто, но если и приходят, то наверняка представляют собой что-то неважное. Однако, они никогда не приходят заказным письмом. А как молодой девушке было известно по просмотренным ею современным фильмам и сериалам — заказные письма всегда имеют особенное значение. Она с сомнением в правильности своих действий, но с нерешительностью возразить подписала форму получения письма и забрала у вежливого почтальона доставленный им конверт, раздутый от наполнявшего его содержимого. На прошлой неделе девушка подавалась на участие в песенный конкурс, отбор в который осуществлялся строгим жюри, состоявшим вплоть до самого незначимого его представителя авторитетными лицами музыкальной индустрии. Они обещали дать ответ в письменном виде. Она поднялась наверх, поздоровавшись с соседкой по комнате и попросив у той ее миниатюрные ножницы, с которыми та занималась маникюром, чтобы вскрыть полученный конверт. Девушка засунула руку в образовавшуюся прорезь, доставая сразу охапку снимков, которые едва удержала в своей ладони. Во все глаза глядя на фотографии и медленно сменяя их одну за другой, она непонимающе дергала головой. Девушка привлекла своим затянувшимся молчанием внимание соседки, и на вопрос той о том, что в ее руках за письмо, отстраненным голосом ответила, что на снимках изображен ее отец. Когда соседка подошла к ней и пораженно ахнула, девушка все еще во все глаза смотрела на фотографии, как заведенная перебирая их по новому кругу и не шелохнувшись даже тогда, когда ее соседка и ее хорошая подруга крепко обняла ее за плечи, прижимая к своей груди.***
Гель в иссиня-черных волосах стоявшего на коленях парнишки поблескивал от движения его головы, и даже широкий рабочий стол над ним не отрезал тот свет, что разливался ему на макушку из незашторенного окна, за которым бесшумно — ведь это были самые лучшие окна, которые только можно было установить в Лондоне — гудел город, ворочался перепутанными улицами, сверкал мелкими глазками квартир в посеревших от влажности и клокочущих выхлопами машин низкоэтажных зданиях, прижимающихся друг к другу и создающих ощущение непрекращающегося друг за другом наблюдения жителей каждого из них. Руки Джона — бывшего не многим старше своего секретаря — лежали на кожаных подлокотниках рабочего кресла, и он, расслабив напряженную с начавшегося ранним утром рабочего дня спину, прижимался плечами к высокой покатой спинке; при плотно закрытых глазах, под веками глазные яблоки часто бегали, выдавая непрерывающиеся тяжелые размышления их хозяина. Рид умел отдыхать, но умел он это категорически плохо. И подбираемые им секретари, на 60% на основании предпочитаемого им экстерьера и на 40 — рекомендаций с прежних мест их работы, отмечающих их исключительные таланты в занимаемой должности, при всей верности указанных в характеристиках «креативности при решении проблем шефа», «открытости» и «выраженного желания отдаваться делу» не оказывались способны отвлечь его от работы и личных вопросов. Когда парнишка выбрался из-под стола, он с демонстрацией пухлых губ, соблазнительно алеющих на фоне загорелой кожи, провел по их округлой линии наманикюренным большим пальцем. Его темные широко посаженные глаза лукаво щурились, встречая открывшего глаза Джона взглядом, полным одновременного превосходства и крайней низости, так свойственных в своем переплетении всем, кто занимается самой грязной работой, но которая предполагает маленькие победы над другим человеком. Рид выдернул из стоявшей на столе пачки одну из мохнато торчащих салфеток. — Вы просили сообщить, мистер Рид, — подобострастно произнес секретарь, поправляя выбившуюся из узких брюк пеструю в мелкий цветочек рубашку уже на середине кабинета; парнишка прекрасно знал, как не любит его наниматель компанию в пределах своего личного пространства. — Когда переданные Вами в прошлую среду письма достигнут адресатов. Сегодня с утра мы получили подтверждение о доставке, оба письма переданы лично в руки два дня назад. Джон застегнул ремень на брюках и придвинулся ближе к столу, беря сложенный в гармошку лист бумаги, расположившийся на раскрытом конверте, в котором был ранее доставлен. — И Вы просили принести Вам последнюю повестку, — его действия пояснились голосом исполнительного сотрудника, прислонявшегося выставленным худым бедром к одному из мягких кресел напротив стола; Джон всей душой хотел от них избавиться, но мысль о том, что скоро он осядет в своем американском офисе без необходимости работать в Англии смиряла его с их несуразным видом. — На имя Элтона Джона… Мистера Элтона Джона. Мне назначить встречу с Вашим адвокатом? — Назначь на послезавтра, после обеда. Бесчеловечно отнимать чье-то обеденное время, — ответил Джон, пробегая глазами по бумаге и удостовериваясь в датах заявленного в ней заседания; сроки хоть и не поджимали, но требовали постоянного присутствия в памяти, чтобы заблаговременно выполнить все необходимое. — А сейчас соедини меня с Диком Джеймсом. Смазливый секретарь сдержанно заулыбался, не давая себе хихикнуть; его губы сжались в узкую «дудочку», от чего глаза на его лице стали казаться еще больше. В недорогой по местным меркам, но вызывающей — все по ним же; геи на улицах Лондона никого не удивляли, но никого и не прельщали — рубашке, расстегнутой почти до середины груди, он выглядел похожим на озорного ребенка, вытянувшего из шкафа взрослую одежду только для того, чтобы узнать, как отреагируют на эту шалость родители. В глазах загорелого парнишки плескался интерес к людским склокам, свойственный его южному темпераменту. Рид нетерпеливо указал глазами на телефон, и тот был вынужден удалиться без новой информации. Впрочем, он все равно подслушает ее за дверьми кабинета. — Мистер Уильямс, — с улыбкой воскликнул Джон, обращаясь к зажатой плечом телефонной трубке, поприветствовавшей его узнаваемым высоким голосом Рея; Рид раскурил простую сигарету. — Вас беспокоит Джон Рид, менеджер Элтона. Не думал Вас услышать, неужели Вы нынче понижены до должности секретаря? Скажите, Ваш босс на месте? — Какого хрена ты звонишь, мудак? — заскрипел с раздражением аппарат. — Мы с тобой будем общаться только в суде! Только — в — суде! — Звоню рискнуть пообщаться с Вашим боссом до суда, — спокойно ответил Рид, откидываясь на спинку кресла и затягиваясь клубистым дымом американских сигарет. — Так Ваш босс на месте? На другом конце линии раздался невнятный шум и чей-то отдаленный басистый крик, тонущий в неважной связи и возмущениях Рея, отгоняемого от телефона. — Что тебе надо? — подошедший к аппарату Дик звучал спокойней, но не менее озлобленно, чем его малахольный, но исключительно верный подчиненный. Возможно, потому и верный. — Передо мной сейчас лежит повестка в суд. Уже вторая за последние полгода, и это положение наших с Вами дел меня ужасно расстраивает, — ответил Джон, рассматривая маленькую позолоченную пепельницу с ножками в виде толстых животных лап на своем столе. — К моему большому сожалению, я больше не мог и дальше это игнорировать. Думаю, Вы прекрасно поймете мои чувства. — Н-да? Так фотографии — это твоих рук дело? — напряженно и кратко переспросил Дик. Джону показалось, что из телефонной трубки донесся хлопающий удар двери о косяк — кажется, бывший агент Элтона выгнал из кабинета других свидетелей их с Джоном разговора. — Вы удивительно догадливы, — заметил Рид, стряхивая сигарету в пепельницу. — Представьте, что это наше знакомство. Я подумал, Вам стоит лучше узнать о том, какой я человек. Снимки Вашего пениса, вставленного не в ту женщину, — это хорошее доказательство того, что я люблю узнавать все о том, кто решает стать моим врагом. А то, что их получили Ваша жена и Ваша дочь, — того, что для меня не существует правильных и неправильных поступков. К тому же, я бы не стал работать менеджером, если бы не разбирался в том, кто в каком товаре больше заинтересован. Ваша семья была заинтересована в Вашей личной жизни. Но у меня есть и то, что заинтересует других людей. Не думаю, что Вы забыли о некоторых своих счетах, ведь Вы снимали оттуда деньги в прошлом месяце — кажется, на прошлый месяц как раз пришелся день рождения у мисс Стюарт. Видел ее новый форд — выглядит под стать ей, очень изысканно. И, конечно, Вы понимаете, как наказываются подобные преступления в Вашей стране. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, чертова ты сука, — прошипела упрямо телефонная трубка. — О, прекрасно понимаете, иначе бы Вы даже и не забрали трубку у своей обезьянки, — незримо для собеседника покачал головой Рид. — Или в первые минуты нашего разговора начали бы кричать о том, как я навредил Вашей семье, наверняка угрожали бы мне за это ужасной расплатой. Но Вас больше волнует не это. Вам есть, что скрывать, мистер Джеймс. Помимо любовницы. На другом конце провода затянулось тяжелое молчание. Прервалось оно приглушенным, словно начавшим опасаться за возможную прослушку, голосом: — И чего ты хочешь? Денег? — Мне не нужны Ваши деньги, у меня их намного больше, чем у Вас, — ответил Джон, затушивая сигарету; из пепельницы тонкая струйка дыма зазмеилась к потолку. — Прекратите инициировать процессы против Элтона. Если я перестану получать письма из суда, Вы сможете спать спокойно: никто не узнает о Ваших махинациях. Думаю, это будет справедливо. Вы украли у Элтона не маленькую сумму за эти года… Я закрою на это глаза, если мы придем к соглашению. — Ты думаешь, что ты умнее всех, так? — раздался после недолгой паузы голос экс-агента; стоило признать, многолетний опыт в индустрии не сломил его честность в выражении отношения к тем, кто был ему противен. — Чертов мальчишка, я таких как ты видел десятки. Вечно переть тебе не будет, голубок, потому что долгосрочный бизнес через постель не строят. Однажды тебя перегнут через стол, вас таких всегда перегибают. И советую тебе зашторивать окна поплотнее — ты же не хочешь испортить карьеру своему клиенту. Лицо Джона исказилось гримасой отвращения; он и сам не понял, почему. — Мы договорились, мистер Джеймс? — Мы договорились, — рявкнула трубка. — Повторите условия сделки, — едко заметил Рид. — Хочу убедиться, что мы верно друг друга поняли. — Я прекращаю процессы против Элтона, — с раздражением прочеканил Дик. — А ты держишь свой рот на замке и не лезешь в мои дела. — Мы верно друг друга поняли, — подытожил Джон. — Всего Вам хорошего, мистер Джеймс. — Чертов пидарас. Из трубки донеслись пищащие гудки. — Мистер Рид, к Вам Том Бенсон, — из приоткрытой двери показалась половина корпуса почтительно улыбающегося секретаря; над порогом выступал длинный нос его блестящей отполированной туфли, не предполагаемой получаемой им зарплатой. — Пусть заходит. Когда в кабинет зашел мужчина — несколько старше Джона, не более чем пятью годами, однако уже обзаведшийся не по возрасту седыми висками, выделяющимися на фоне темных волос — он застал принимающего хозяина уже поднявшимся из кресла и застегивающим лаковую пуговицу своего пиджака. Гость имел делового вида костюм и совершенно не делового вида лицо. Простодушно осматривающие кабинет светлые глаза были вставлены в голову, выросшую из костюма, не уступающего костюму Рида по стоимости. Хорошо разбирающийся в моде, модных домах и именитых лондонских портных Джон наверняка понимал ценность подобного гардероба лучше, чем сам его обладатель. В отличие от него, Том был из тех, кто носил дорогие костюмы из-за возможности, а не из-за удовольствия. Рид озарился приветственной улыбкой — их в его репертуаре имелось две: одна предназначалась для делового обаяния, другая, не менее обаятельная, для его друзей — выходя из-за стола и протягивая мужчине руку: — Том! Они крепко обнялись после рукопожатия; парнишка-секретарь неслышно удалился, прикрывая за собой дверь и оставляя их одних. Том был старым другом Джона. Это было одно из тех немногих знакомств Рида, что заводились — и поддерживались до сих пор — не благодаря пользе связи, а благодаря живому интересу и симпатии. Он был таким же эмигрировавшим в Америку искателем лучшей жизни, что и сам Рид, более того — сошедшим на невиданную землю в одно с ним время. Они познакомились в студенческом общежитии: никто из них студентом не был, но оба умудрились договориться о получении бюджетного места проживания; так они и оказались соседями по комнате, в которой были вынуждены прожить растянувшееся на долгие месяцы после переезда свое для каждого «первое время» (Том приехал несколько раньше Джона). Оба молодых человека были тем не менее достаточно амбициозны и деятельны, чтобы изменить свое положение в самые ближайшие сроки: из общежития они съехали уже разными дорогами, оба — успешными. Но то время, что они прожили вместе, друзьями вспоминалось тепло: тяжелые времена всегда вспоминаются с теплотой, когда остаются далеко позади и когда есть кто-то, с кем их можно обсудить. Возможно, именно поэтому никому из них не хотелось потерять связь друг с другом. Но что еще о друге Джона, об одном из тех счастливцев, к которым принадлежал и Рид, что составили переселившуюся в Америку «перспективную молодежь»? Том был талантливым математиком, заслужившим на родине большое признание своих способностей и малые возможности для их реализации. Он по молодости грезил о большой науке (мальчику-вундеркинду пророчили ее уже со средней школы), однако, как оказалось впоследствии, новый свет в точных науках без их практического применения заинтересован не был. Впрочем, эту историю можно считать окончившейся удачно — возможность для реализации своих выдающихся аналитических способностей Том действительно нашел, да и не вопреки признанию в определенных кругах. Хоть она и не была законной, она обеспечила его этим дорогим костюмом и деньгами для ведения легального бизнеса впоследствии. — Все прошло хорошо? — спросил Том, осматривая обставленный множеством предметов интерьера кабинет так, словно видел его в первый раз — или не рассмотрел что-то из них раньше. — Все прошло как было запланировано, и нам стоит за это выпить, — заметил Джон, подходя к незатейливому стеклянному столику у стены и откупоривая графин виски; поблескивающий золотом журчащий алкоголь наполнил два крупных низких стакана. — Спасибо, Джон, — поблагодарил его Том, принимая выпивку. — Думаешь, теперь он отвалит от твоего клиента? — Да, — просто ответил Рид, ударяясь с другом стенками стаканов. — Он трусоват и не особо принципиален. — Пусть будут благословлены такие люди, — пожелал Том, а выпив, все-таки поинтересовался, — я могу тебя спросить? Джон развел руками, не выпуская стакан с виски: «само собой». — Я не спрашивал, когда ты предложил работу, но мне все-таки интересно, — собеседник Рида задумчиво щурился: мотивации старого друга он действительно не понимал — его нельзя винить, все-таки большую часть времени он проводил в выискивании самых низких людских порывов. — Если не секрет, зачем тебе это? Я знаю, что суды между звездами и их старыми агентствами могут тянуться годами, это издержки музыкального бизнеса. Да и любого другого. Ты не настоящий бизнесмен, если за тобой не тянется ворох бумажек с чьими-нибудь претензиями. И никому они обычно не мешают. Чего ради так стараться? — Понятия не имею, Том, — ответил Джон. — Но почему-то меня невероятно злит тот факт, что кто-то пытается ему нагадить. И раз я могу его защитить от этого, то так и поступлю. — Он об этом вообще узнает? — Думаю, что нет. Они оба молча выпили еще по глотку своего терпкого и дорогого алкоголя. Том — думая о том, что Джон за эти года совсем не изменился, Джон — думая о том, что изменился очень сильно. — Знаешь, мне кажется, что я даже немного соскучился по Лондону. Как бы я ни стремился сбежать из Англии, не так-то просто вытравить из себя англичанина, — засмеялся Том, спустя некоторое время уже сидя в одном из мягких кресел и скинув пиджак на пухлую спинку. — Надеюсь, что ты ошибаешься. Не хочется думать, что во мне осталось что-то шотландское, — отмахнулся Рид, широко улыбаясь и подливая им обоим из большого и почти опустевшего графина. — О, нет, Джон, ты был рожден уже американцем, — заверил его друг, и они оба засмеялись.