Friend or foe

Фалес сказал, что между жизнью и смертью нет разницы. – «Почему же ты не умрешь?» – спросили его. «Именно поэтому», – сказал Фалес. Диоген Лаэртский

      Холод пробивает изможденное тело насквозь. Через небольшое окошко под потолком в камеру попадают соленые брызги океанской воды, из-за чего становится сыро: по мрачным холодным стенам бегут одинокие ручьи, в углу, что идет под спуск, уже давно не проходит мутная лужа. Беспрерывное завывание ветра и сильные волны Северного моря отдаются от каждой стены усиленные эхом. Эхо, оно повсюду, куда бы ты ни ступил, в небольшой камере оно найдет любого, не отпустит, не позволит доживать спокойно. Оно было словно напоминанием, что все бесполезно, что никто не сможет устоять перед мрачными стенами Азкабана и его окрестностями.       Холод и влага забирают последние силы. Тонкое, уже изрядно порванное и прогнившее одеяло напоминает скользких слизней, что проходят на уроках по Уходу за магическими существами. А соломенный матрац со времени последнего набивания был наполнен мошкарой и тараканами, у которых в прочем тоже был не большой выбор в месте жительства. Только в дни безумного отчаяния Рабастан Лестрейндж опускался на прогнившие от лет и сырости полати, потому что сидеть на каменном полу под разрастающуюся каждую секунду лужу, не было ни каких сил, что даже чистокровная гордость давала сбой, и он ложился, осторожно, с презрением на колющий матрац.       Еда… Вернее, похлебка для свиньи вызывала приступы тошноты. К горлу подходил жгучий комок каждый раз, как стражники приносили холодное овощное рогу, больше похожее на сваренное косоруким идиотом зелье. Или скисшую кашу без соли, иногда она была густой, что позволяло, есть ее, не обращая внимания на спазмы в животе, а иногда жидкую настолько, что узника выворачивало наизнанку прямо в жестяную, с ржавчиной миску. Хлеб всегда походил на расплавленный пластилин, кажется, так это называется у магглов, а корка сверху черствой, даже не так, – деревянной. Было загадкой, какой кретин назвал воду желтоватого оттенка, похожую на ослиную мочу, – чаем. Все это давалось горячим, должно было доставляться заключенным горячим. Вот только горячим, оно было для тех нарушителей правопорядка, что сидели в верхних тюремных камерах. Как правило, это были мелкие воришки из Лютого переулка, волшебники, нарушавшие незначительные законы государства и им подобные. Их срок не превышал высоких отметок: год – два и они на свободе. Они получали пищу горячей и, можно сказать, свежей. И нет, дело было вовсе не в том, что они никого не убивали или пытали, не потому что у них на предплечьях нет меток Темного Лорда, а потому что министерские стражники тоже люди, им было просто не по силам обойти все ярусы Азкабана за тридцать – сорок минут. Пока они доходили до нижних этажей, где сидели Пожиратели Смерти, еда становилась ледяной и черствой. Но да, конечно, без ехидства и презрения со стороны стражников не обходилось никогда.       Совсем рядом слышится скрежет и шелест подолов мантий дементоров. С их приближением становилось еще холоднее, а в сознании оставалась лишь пустота. В дни заточения в тюрьме Рабастана спасала лишь та отрасль магии, которую ни одна министерская крыса бы не смогла отнять, – окклюменция! Лестрейндж владел ей превосходно, ни одна эмоция не могла просочиться сквозь ментальные блоки. Темный Лорд лично обучал большинство Пожирателей ближнего круга. При желании он, Рабастан, мог уйти от ответственности: он был богат, имел связи в Визенгамоте, владел окклюменцией и мог спокойно, как и Малфой, заявить, что был под Империусом. Но было большое существенное «но», Лестрейндж знал, что Темный Лорд вернется, и вряд ли ему будет приятно узнать, что его верные последователи просто слили свои идеи. Он был верен Лорду, верен его взглядам. Он бы никогда не отказался от своих преступлений, в выборе стороны. Ему бы не позволила стать предателем гордость и принципиальность.       Но окклюменция была не единственной силой, что помогала в Азкабане в соседстве с дементорами. Метка, метка Темного Лорда, что с шестнадцати лет теплится на левом предплечье Рабастана. Дементоры – темные существа, питающиеся самым сокровенным у любого человека – счастьем и любовью, не смогли найти ничего подобного в Томе Реддле, за что и встали в свое время на сторону Волдеморта. Когда Пожиратели Смерти были осуждены за пособничество Волдеморту после его падения, никого не волновало то, что Темная метка все еще держится на руках. Эти глупцы и понятия не имели, что за магия была вложена в их создания. Да, они потускнели и змея, выползающая из черепа, больше не шевелилась, показывая сущность своих носителей, но она была жива, лишь ждала момента, чтобы отреагировать, когда Темный Лорд, их Лорд, наберется новых, не виданных до этого сил. И они ждали, были уверены, – Он точно вернется!       Дементоры были на стороне Темного Лорда и, можно сказать, давали небольшое, но значительное преимущество перед остальными. Вместо положенных десяти минут каждый час, они стояли около камеры по две – три минуты и уходили. Они не вытягивали слишком много сил, не душили из нутрии воспоминаниями, не позволяли себе держаться себе слишком долго около камер с десяти наиболее верными Пожирателями Смерти. Да, они тоже боялись. Как и весь остальной магический мир боится их имена, содрогается при одном упоминании их имен. Ими пугают не послушных детей, они вселяют страх. Но каждый боится сам того, что рано или поздно, но случится: Пожиратели покинут стены Азкабана, стены тюрьмы в которой их заточили.       В соседней камере сидит старший брат – Родольфус, чуть дальше и его жена – Беллатриса. Иногда, когда хватало сил, чтобы шевелить мускулами на лице, они переговаривались, просто пара фраз, чтобы знать, что каждый из них все еще жив и есть друг у друга. Никто из них никогда не говорил о том, что любит и дорожит, но им не нужно было это слышать. Они знали это.       Родольфус был старшим сыном, а потому и наследником. Конечно, отец занимался больше им, чем Рабастаном, но младшего это не особо волновало. Признание жестокого отца никогда не было в целях у него. Вместо этого была любящая мать. Она действительно любила своих детей. С Дионисом Лестрейндж Анна – Мария познакомилась, будучи шестнадцатилетней девушкой из чистокровной дворянской семьи. Они просто встретились на одном из приемов, проводимых в благородных домах, а потом их родители заключили брачный договор между ними. Уже после Анна – Мария поняла, что существует лишь материнская любовь, потому что Лестрейнджа заботило другое. Продолжение и процветание рода Лестрейндж, служба Темному Лорду. Он был жестоким и властным человеком, а мать не могла ничего изменить, и лишь терпела его хамское отношение к ней и сыновьям. Миссис Лестрейндж все свои силы бросала на воспитание детей, но как только Родольфусу исполнилось семь, отец начал обучать его лично. Рабастан знал как тому тяжело, понимал, что выпади ему та же участь – не выдержал бы. Просто бы сломался. Он ненавидел отца, и не мог сказать, что не сорвется с его губ проклятие в его сторону.       Мама умерла, когда Рабастану едва исполнилось тринадцать. У нее просто остановилось сердце, так банально закончилась жизнь чистокровной волшебницы, усмехался тогда отец, который и был причастен к ее смерти. Он запустил в нее роковой красный луч Круциатуса. Рабастан помнил, как сдерживал себя, чтобы по маггловски не врезать кулаком отцу в лицо. Но как оказалась, он был куда сдержаннее, чем брат, потому что через несколько минут злословий отца Руди бросил к нему с кулаками. Мама была всем миром у братьев, ради нее они могли не задумываясь убить любого, могли умереть сами, но не успели прийти вовремя, не успели… Все оставшиеся после ее смерти годы она приходила во снах, мягко улыбалась и проводила своими нежными кистями рук по щеке сына, давая понять: она всегда будет рядом, он всегда может положиться на нее. Мама – такое искреннее и тихое слово, значащее на много больше, чем может себе представить человек.       Отец прожил всего год после смерти жены. Родольфус на тот момент уже был женат на Белле, давно принял метку, но по-прежнему жил в доме отца, ради него, Рабастана. Они всегда были близки, не смотря на значительную разницу в возрасте, именно от брата у него не было секретов. Только к нему он мог обратиться за любой помощью, зная, что ему не откажут. Родольфус никогда не жаловался, что ему достается от отца. Наоборот, он всегда лез на рожон, лишь бы младшему брату не попала за малейшую провинность.       – Зачем ты это делаешь, Руди? – как-то спросил Рабастан, внимательно следя, как мать залечивает бадьянам раны на теле брата после очередного Круциатуса. Ее руки, как и обычно, в таких случаях, дрожали, были слышны болезненные всхлипы, когда она вновь проводила по не прошедшим шрамам на плече Родольфуса. Только за это он мог убить отца. Зато, что тот причиняет такую душевную, моральную, а не редко и физическую боль женщине, что была дорога с рождения обоим братьям Лестрейнджам. – Я же виноват, и сам могу ответить за свои слова и поступки.       – Дурак, – беззлобно произнес Руди, сжимая материнскую руку в своей, он легко провел по черным волосам мамы. – Я даже боюсь представить, что случилось бы с мамой, подними он на тебя руку. Язык – твой враг, Басти, знай это. И прекрати делать вид, что виноват передо мной. Я сам, кстати, напросился. Знаешь, не хотел бы, чтобы у тебя остались шрамы из-за какой-то злостной шутки, не понравившейся отцу.       Родольфус никогда не говорил, что любит брата, он доказывал это поступками. Где-то прикроет спину, где-то закроет глаза, поможет, поддержит, поймет. После смерти матери брат был первым дорогим человеком. Потом шла Белла, заменившая мать. Она всегда была немного чокнутой, за несколько лет в браке она не родила ребенка. Ее вечное оправдание: « У тебя, Родольфус, есть наследник – твой брат, и вот ему-то как раз и нужна мать!». Она тоже понимала его. Нет, Белла никогда не пыталась стать именно матерью, понимая, что это место не занять никому, оно прочно и навечно закреплено за Анной – Марией. Беллатриса была старшей сестрой, женой брата, готовой принять, как и ее муж, удар на себя. Иногда казалось, что она сама считает себя матерью Рабастана Лестрейнджа. Впрочем, это было не далеко от правды. Женившись на ней, Руди получил верную соратницу, преданную женщину. Они все только и смеялись над тем, что Белле приписывают роман с Темным Лордом. Того мало интересовал данный аспект жизни, и ни у одной женщины не вышло бы это изменить. Белла была верной последовательницей, она быстро завоевала место по правую руку от Волдеморта своим фанатичным отношением к рейдам.       Отец умер, когда шли летние каникулы, Рабастан совсем недавно вернулся из Хогвартса. Он уже и не помнил, в чем была изначальная причина скандала. Это просто случилось. Слово за слово и друг в друга уже летели заклятия. Сначала безобидные, а после и непростительные.       Поместье Лестрейнджей за многие века было скрыто многими сильными чарами, уже даже сами представители семьи не могли бы сказать, что вплетено в защитный купол территории поместья. Лишь немногие могли пройти сквозь защитный барьер, получив разрешении от старшего представителя. Это было одно из самых защищенных мест в Англии. Ни какие министерские следилки не смогли бы даже понять, что где-то в районе дома Лестрейнджей использовалась магия несовершеннолетнего.       Рабастан помнил одно: ставил щиты Протего и атаковывал отца раз за разом. Отец был уже в возрасте и уступал юному сыну в прыткости, быстроте и горячем сердце, которое не позволяло очистить разум, взять волю над самим собой. Лестрейндж – старший не гнушался ни какими способами задеть сына, но не успевал, потому что, к его большому удивлению и, Рабастан был уверен в этом, огорчению четырнадцатилетний мальчишка мог дать неплохой отпор профессионалу в боевой магии. Конечно, все шло в опыт, который был растерян за годы жизни у Диониса. Рабастан никогда не питал к нему любви и даже уважения, лишь брезгливость и ненависть за издевательства над матерью, за, как он их называл, показательные пытки детей для их большего послушания.       Когда в гостиную вошли Беллатриса и Родольфус, отец посылал в сына Аваду. Промахнулся, совсем чуть–чуть. Изумрудный луч смертельного проклятья пролетел в паре сантиметров от груди: Басти едва успел отдернуть в сторону свою правую руку. Но всего одного заклятья хватило для того, чтобы Руди, а за ним и Белла, кажется, они соревнуются за право, кто больше получит внимания младшего Лестрейнджа, достали свои палочки. Теперь отец отбивался от трех с разу. Рабастан видел ярость в глазах родителя, но она не могла сравниться с тем, что было в глазах, на лице у брата. Затуманенный гнев, желание отомстить, вспомнив все обиды и пытки, все издевательства над мамой. Ни кто из них не знал, кто же именно отправил на тот свет Диониса Лестрейнджа. Даже не думали выяснять, потому что знали: это не важно, каждый из них желал ему мучительной, медленной смерти. Авада слишком простой способ смерти для такого человека, каким был их отец, но за не имением другого они были рады и ему.       Тогда к ним в поместье заявился Темный Лорд, он и до этого не редко бывал у них, но сейчас он пришел именно по поводу смерти своего одного из первых последователей.       – Кто из вас это сделал? – Лорд смотрел на стоящих в шеренгу троих представителей семьи Лестрейдж. Они не опускали головы, но и не смотрели в глаза, их взоры были устремлены чуть выше левого плеча Повелителя.       – Я, – ему ответом было стройное трехголосое звучание. Ни кто из них не повернулся друг к другу, говоря мол: «Смотрите, какие мы похожие!». Им это было не нужно. Темный Лорд тогда только усмехнулся. Он мог наказать за убийство своего человека, мог узнать за считанные секунды, кто из Лестрейнджей это сделал, но не стал. Он понимал их чувства, знал, что рано или поздно это бы случилось. Ему было очевидно, что все трое готовы были сделать. Это было начало жизни перед принятием метки.       Рабастан Лестрейндж с детства был принципиальным человеком. Сильным, безрассудным, можно сказать истинным гриффиндорцем. В свое время он сидел под Распределяющей шляпой около пяти, если не больше, минут. Она решала куда отправить строптивого и дерзкого мальчика. Выбор был очевиден для обоих, но не совпадал: Шляпа усердно агитировала на Гриффиндор, а одиннадцатилетний Басти усердно воспроизводил в уме все доводы, по которым он – слизеринец! Сам себе Рабастан признавал, что с радостью мог насолить этим отцу. Он бы не потерял этим зачислением абсолютно ничего. Невозможно поменять свои убеждения в чистоте крови, правильности диктатуры темных магов за всего несколько лет жительства в одной гостиной с магглолюбцами. Он был полностью убежден, что может сорваться на какого-нибудь вроде Блэка или Поттера. Уже после он поймет, что Гриффиндор ему предлагали именно за отчаянное отстаивание своих убеждений, игры на смерть, бесстрашие идти через любые преграды до конца, готовность в любой момент закрыть собой родного человека. Рабастан Лестрейндж никогда не боялся смерти, он бы с радостью предпочел умереть, чем стать заточенным в неволе узником Азкабана.       Шляпа все-таки сделала выбор в пользу Слизерин, зная, что ничего не изменится. Там не изменятся ни взгляды, ни дерзость, ни упрямство. Все так и было.       Так все и было. На Слизерин он нашел своих друзей. Нет, ни тех, которыми были те же славные гриффиндорцы. Те только вешали друг на друга ярлыки: свой – чужой, хороший – плохой. Их мнения менялись каждый раз. Розье, Крауч, Блэк, Снейп, Эйвери. Те с кем прошел свои школьные годы, и пусть, что у них была разница в год – два. Это не имело значения. Они стояли до последнего друг за друга. Будь то отработка, снятие баллов, перебранка с гриффиндорцами, а позже и рейды Пожирателей смерти. Тогда они просто жили, учились, влюблялись, шутили и просто знали, они могут довериться в логове змей только друг другу. У каждого были свои скелеты в шкафу, каждый придерживался своих убеждений. Снейп бегал за грязнокровкой Эванс, которая воротила от него свой конопатый нос. Барти Крауч пытался доказать черствому отцу, что он может им гордиться., наверное, это и сыграло главную роль в их безвозмездной дружбы: у обоих были скупые на похвалу и внимание к сыновьям отцы – тираны, в какой-то степени. Регулус – примерный и любимый сын на самом деле был бунтарем, похлещи братца – магглолюбца. Розье, так же как и сам Рабастан жил одним днем, если не сегодня, то тогда когда? И Эйвери – самый, пожалуй, странный, мрачный член их компании, темная лошадка. Уже после окончания школы в боях с так называемыми орденцами он показал свою темную сторону. Чертовски зверский, подхалим, предвзятый, считающийся только с мнением сильных магов, а сильным в его понимание были Темный Лорд и его приближенные.       Но это никогда не мешало им общаться между собой как с равными, быть одним целым. Вместе они нарушили ни одно школьное правило, получили десятки отработок, потеряли бесчисленное количество баллов, но при этом никогда не теряли авторитет на факультете. Остальные студенты просто обходили стороной, им хватало и компании Поттера, чтобы вздрагивать при каждом шорохе, а тут еще и слизеринцы своей бандой ходят!       Рабастан был не смотря на все проступки отличником. Хулиган, дерзкий мальчишка, но всегда с отлично выполненной работой. Он терял баллы в не учебное время, но возвращал до последнего на уроках. Декан Слизерина – Гораций Слизнорт вздергивал руки к небу и причитал, что такой сильный и умный студент прохлаждается в свободное время, слоняясь по коридорам, получая отработки, вместо того, чтобы серьезно заняться своим будущим. С «будущим» у Басти было все давно решено, менять его он не хотел, будучи уверенным в правильности своем решении. Даже после своего заточения он не изменил себе в выборе стороны.       За школьные годы Лестрейндж – младший нарушил все возможные правила, он был тем студентом, что посещал зал славы чаще всех, тем студентом, который выводил Минерву Макгонагалл каждую перемену. Только она могла поймать несносного слизеринца за нарушением правил, никому из преподавателей это не удавалось. Именно за эту особенность профессор трансфигурации был самым любимым у Лестрейнджа. Декан Гриффиндора назначала одно за другим наказание за любое дерзкое слово, за любую провинность. Но она никогда не назначала эти отработки у себя, считая, что одно дело терпеть слизеринский яд от ученика на уроке, и совсем другое в личное время. У нее чесались руки, чтобы снять с Рабастана баллы за неправильное эссе, невыполненную работу на уроке. Его эссе она проверяла дольше всех, вчитываясь в каждое слово, но не находила ничего за что можно было бы снизить оценку. Скрипя зубами и в то же время, ликуя в сердце (хоть кто-то разбирается так хорошо в трансфигурации!) она ставила «Превосходно» на пергаменте Лестрейнджа, обегала взглядом ровные строки, между которыми так и читалась: ну-ну, попробуй, найди к чему придраться, я посмеюсь! Она отправляла его отрабатывать наказание к любым другим преподавателям. На этих отработках парень зарабатывал новые и с чистым сердцем шел отрабатывать к Макгонагалл. Иногда казалось, что остальные учителя смеются над Минервой, потому, что уж очень они старались возвращать ей слизеринца, который она сама так считала, должен учиться на ее храбром факультете. В школе все знали, что Рабастан Лестрейндж не смотря ни на что, есть и остается любимым учеником декана Гриффиндора, а она его любимым профессором.       Когда ему было шестнадцать, он принял вместе со многими однокурсниками Темную метку. Он помнил этот момент, будто это было вчера.       Сумрак витал в большой зале, где собрались Пожиратели Смерти со своим предводителем. Перед витражом стояло кресло, больше похожее на трон. В нем сидел статный мужчина на вид не больше сорока – сорока трех. Его алые глаза внимательно смотрели на молодых людей, что стоят, ожидая своей очереди, в колоне перед ним. Кто-то боялся, опасался, решался… Они все были у него как на ладони. Рабастан Лестрейндж всегда был спокоен, был уверен в своем решении. За это его ценил Темный Лорд. Не за верность и преданность, как Родольфуса, не за ярость и фанатичность, как Беллу, а как за уверенного в себе человека, не боящегося рисковать, бросаться в огонь с головой.       – Клянешься ли ты стоять на смерть, неся в мир задатки чистоты крови, быть верным Темному Лорду? – шелестящее шипение разносилось по всему помещению. Волдеморт говорил тихо, еле слышно, но его слушали все, никто не думал пренебречь этим.       – Клянусь, – Рабастан говорил твердо, без колебаний, смотря в алые очи уже своего Повелителя.       На предплечье стояла свежая Темная метка. Змея вылезала из черепа, въедаясь в кожу молодого человека. Она словно проглатывала его, пытаясь подползти к сердцу, захватить его всего. Она никогда не получала полный контроль, но и не встречала сопротивление. Темный Лорд знал, где остановиться, где та грань, после которой даже у Лестрейнджа может окончательно снести крышу.       Рабастан никогда не жалел, своей принадлежности к Пожирателям Смерти. Потому что это было его решение, без постороннего давления, советов, напутствий. Он просто решил и сделал это, зная, что это и есть его признание.       После окончания школы он поступил в Аврорат, но не продержался там долго. Параноик Грюм допытывался, постоянно подозревая его, поэтому он бросил это дело, сославшись на другое жизненное признание. И даже не солгал. Он участвовал один за другим в рейдах, устрашающих акциях. Где-то пытал, где-то убивал, но никогда не играл с жертвами, как это делала Белла. Она наслаждалась чужими муками. Рабастан не умел этого делать, но от него это и не требовалось. Нет, у него бы не дрогнула рука убить и маленького ребенка, и старика, и женщину, но какой в этом толк? Либо ломать всю жизнь, либо убивать сразу, потому что рано или поздно жертва сможет дать отпор. Лестрейндж не боялся смотреть в глаза смерти, видел как она мелькала в глазах его жертв, он смотрел в них безучастно, не испытывая никаких эмоций. Без страха и гнева. Он в любой момент готов был отдаться ей в руки без сожалений.       После почти года окончания школы он слушал Регулуса Блэка в небольшой маггловской забегаловки. Отличное место, чтобы поговорить о том, что не должно уйти за пределы только двоих. Они редко собирались вместе прежней компанией. Но этого хватало, чтобы заметить, что с младшим Блэком, что-то не так. Регулус сидел дерганный, бледный, под глазами залегли тени.       – Крестражи, – шептал он, глотая за стаканом стакан водку, – Крестражи, Басти, крестражи. Как он вообще додумался создать его?!       – Тише ты, чего орешь? Это не наше дело, Рег, не вздумай никому говорить об этом, – Рабастан понимал все, от осознания того, что Темный Лорд действительно поборол в некотором роде смерть, становилось мерзко, потому, что сам он не считал смерть чем-то постыдным, особенно если ты умер достойно, отстаивая свои идеи.       – Сдашь меня? Знаешь, я сам не знаю почему позвал именно тебя. Можно было бы Северуса, главное, чтобы не Барти. Но почему-то я решил встретиться именно с тобой. Басти, я жалею о том, что пришел к нему, жалею, что позволил себе служить ему, убивать за мифические идеи…       Регулус говорил многое, просто выговаривался. Лестрейндж не прерывал не на секунду. Сам он принял метку уверенным, что так оно и должно быть. Не видел другого пути. Конечно, Руди говорил, чтобы тот подумал сотню раз прежде, чем ставить змею на предплечье, но Рабастан не слушал. И ни о чем не жалел, разве, что не убедил Блэка оставить все как есть. После нескольких дней этого разговора, он узнал, что Регулус мертв при не выясненных обстоятельствах. Вернее он сначала пропал, а потом его зачислили в мертвецы, потому что игнорировать так долго Темную метку не возможно. Волдеморт не мог поймать вызовов от Регулуса, отправить ответный зов, это значило только одно – Регулус Блэк действительно мертв. Рабастан не сказал ни кому о разговоре с ним, о знание крестража. Это было не его дело. Друг выбрал свой путь сам, и никто не вправе решать за него. Лестрейндж закрыл эти воспоминания тысячами ментальных блоков, закрыл любые эмоции.       Следующим из их компании умер Эван Розье. Умер достойно, как многим и не снилось. Это было сражение с аврорами, а также с Орденом Феникса, в то время Барти Крауч – старший уже продвинул закон о разрешении применять непростительные проклятия аврорам при аресте и атаке Пожирателей. Те словно обезумев, бросали Аваду один за другим, даже больше, чем сами носители Темных меток. На террор они отвечали террором, на жестокость и убийства, – тем же! Эван ушел из жизни, серьезно потрепав Грозного Глаза, оставив его без половины носа. Рабастан с радостью бы оказался на месте друга, потому что существовать в тюремной клетке – вот настоящее испытание. По сравнению с этим смерть – галочка в пункте «стоит попробовать».       Лестрейндж никогда не любил осень. Холод, слякоть, ветер, голые деревья… Все это настолько нагнетало атмосферу пустоты, от которой хочется бежать, сбивая колени в кровь, кричать, теряя голос. Хэллоуин 1981 года навсегда изменил жизнь Басти. Все началось в ночь, когда уходил октябрь, и продолжилось до первых чисел января. То время может считаться самым трудным в жизни Пожирателей. Когда Темный Лорд шел убивать Поттеров, никто не сомневался в успехе его операции. Волнение началось, когда метка на предплечье ожила у всех разом. Она извивалась, как в припадке, обжигала все тело, как Адским огнем. Весь ближний круг, находившийся во временной резиденции Темного Лорда, словно по команде упал на колени, испытывая нестерпимую боль во всем теле. Агония длилась не больше двух минут, но этого хватило, чтобы выпить большую часть сил Пожирателей Смерти. Рабастан помнил, как срывался с губ Беллатрисы не верящий немой крик. Она в трансе смотрела на свою левую руку, по которой шла неровная струйка бордовой крови. Метка. Они все смотрели на Темную метку, но ее не было, вернее – не было той, что была привычной каждому из них. Тогда она была бледной как никогда, но ее контур отчетливо виднелся.       После этого Лестрейнджи закрылись в своем поместье, узнавая новости от остальных. Они были первыми, кого Министерство жаждало арестовать, считая, что без Волдеморта они не способны ни на что. Беллатриса рвалась действовать, ее план был прост и понятен, но где им в данный момент искать Гарри Поттера?! Его должны охранять как зеницу ока. Они ждали, ждали, что в один день метка вновь оживет, вновь завибрирует, что Темный Лорд призовет их, чтобы сменить окончательно власть в магической Великобритании.       Но этого не происходило. Они решились рискнуть, отправившись к Долгопупсам – они были вторыми к кому должен был отправиться Повелитель. С собой они взяли только Барти Крауча, ему они доверяли полностью. Ни кто не брал в расчет ни Снейпа, Белла была уверена, что тот продался Дамболдору, и все с ней были согласны, ни тем более Люциуса Малфоя, который продался Министерству, отрекшись от своего Господина. Родольфус еле удержал свою жену от мгновенной расправы над белобрысым павлином. От него этого и стоило ожидать.       Самое большое потрясение, что ждало их после исчезновения Лорда, это то, что обвинили в предательстве Сириуса Блэка. Это был единственный раз, когда Рабастан искренне смеялся в то время. Как же они все были предсказуемы! Блэк – Пожиратель Смерти, Белла готова была разорвать любого, кто осмелился бы причислить ее кузена к организации Волдеморта. И дело было не в братской любви, а наоборот, в ненависти. Питер Петтигрю был еще одним человеком, которого хотелось придушить голыми руками.       Фрэнк и Алиса Долгопупс сражались храбро, но совершенно по детски. Ни одного стоящего заклятия они не пустили, будто знали, что к ним придут, что у них не будет шансов выжить. Ими занималась Белла, никто не препятствовал. Только она могла свести с ума любого под Круциатусом. Долгопупсы пускали слюни, несвязно бормотали, ничего не соображая, когда с верху раздался детских плачь. В кроватке возле окна сидел полуторагодовалый малец. По пухлым щекам бежали струйки слез. Беллатриса направила свою палочку на мальчика, когда Руди перекрыл ее своей рукой.       – Нет, Белла, мы не будим убивать ребенка. Тем более он чистокровный, убив его – убьешь чистокровный род.       Рабастан был согласен с каждым словом. Он пришел сюда, чтобы найти Темного Лорда, а тот никогда не позволял убивать маленьких детей. Не считая Поттера, но и того не получилось, а этот Долгопупс сейчас не опаснее комара.       Слишком медленно работают, пронеслась у него в голове мысль, когда дом окружили авроры. Их взяли теплыми на месте преступления. Дальше был суд. Ему, Рабастану, было все равно, что с ним будет. Ради Волдеморта он мог перенести любую каторгу. Из зала суда их выводили под гробовое молчание Визенгамота и присутствующих на суде волшебников, и хохот Беллатрисы.       – Темный Лорд вернется, Крауч! Можете запереть нас в Азкабане! Мы и там будем ждать его! Он освободит нас и осыплет милостями! Мы одни остались ему верны! Старались найти его!       Они все боялись. Даже голос Крауча дрожал, когда тот приводил приговор в исполнение. И нет, не от того, что на скамье подсудимых его родной сын, а именно потому, что боялся, что ему могут отомстить. Боялся стать мишенью для Пожирателей. Эти глупцы считали себя победителями, верили в то, что закрыв Лестрейнджей, поставят окончательную точку в войне.       Азкабан никогда не проходит бесследно. В его стенах не возможно остаться прежнем. Он ломает изнутри, выворачивает наизнанку всю душу подсудимого. Не многие могут справиться с холодным, пропитанным болью и смертями, местом, призвание которого сломать, изуродовать все, что было дорого.       Рабастан считал, что может гордиться собой. Многие годы заточения, но он все, же остался верен самому себе. Словно и не изменилось ничего.       Когда впервые за многие годы Темная метка завибрировала, Рабастан считал, что ему это привиделось. Он не сомневался, что Темный Лорд вернется, но однообразные холодные стены тюрьмы не внушали той беспрекословной веры, что была вначале. Это не было сомнением или предательством, нет, это была усталость от никчемной, противной до скрежета зубов, жизни, вернее существование в стенах Азкабана. Это был небольшой укол в метке. Змея, спящая много лет, ожила вновь, давая новую надежду. Совсем рядом звучал диких хохот Беллы, глухой стон брата и остальных, оказавшихся в соседних камерах.       Их освободили в начале 1996 года. Пятнадцать лет, долгих пятнадцать лет заточения. Рабастан не радовался свободе, не ждал ее, ему хотелось забыться, умереть окончательно и бесповоротно. Но Темный Лорд был иных взглядов. После освобождения он долгое время, не участвовал ни в каких операциях, от него этого и не требовалось. Всю работу делали те, кто предпочел остаться на свободе, нежели отправиться в Азкабан, отстаивая тем самым честь своего Лорда. Белла оказалась права: Темный Лорд высоко оценил заслугу Лестрейнджей. Они имели большой вес среди прочих. Верные, сильные, что даже Азкабан не смог сломать. Всех больше их опасался Хвост, смешно сказать, настолько он не боялся и гнева Волдеморта. Еще бы! На него был большой зуб не только у его бывших друзей, но и среди Пожирателей. Ведь это он привел Лорда к Поттерам, а потом просто сбежал, не помог Повелителю, испугавшись Блэка и его мести. Хвост боялся, что у кого-то из Лестрейнджей снесет крышу и его запытают, как и Долгопупсов: Лорд бы ничего им и не сделал, не такой уж и ценный он слуга.       Впрочем боялись их все, кто остался на свободе. Однако дрожал от взгляда Беллы только Люциус. У них никогда не было хороших отношений. Продажный, лживый муж сестры даже не представлял, как мадам Лестрейндж рассчитывала придушить его.       Лестрейндж участвовал в битве в Отделе Тайн, где получил не плохое надо сказать ранение от малявки Уизли. Если бы они хотели, могли бы за пару минут отправить на тот свет идиотов, возомнивших себя героями. Нет, может, героями они и были, но вот, не знали, ни одного заклятия выше школьной программы. Поттера нельзя было убивать, так сказал Темный Лорд; Уизли, Лавгуд, Долгопупс – чистокровные, хотя мир бы и не потерял ничего, если их бы не стало. Тем более Уизли и так большая семья, Лавгуд ненормальные на всю голову, но вот Долгопупса убивать не хотелось. Все таки, если один раз не убили, то и второй не стоит. Но они не убили никого, кроме Блэка, но там были семейные счеты.       И снова Азкабан. Рабастану было уже все равно. Не имело смысла ничего. Дементоры даже и не думали приближаться к большинству заключенных. Особого контакта удостоился только Малфой, который провалил задание, не добыл пророчества. Темный Лорд вытащит снова, потому что ему нужны сильные сторонники. Он мог в любой момент освободить их, но не стал, считая это наказанием. Рабастан так не считал. Все было просто, он устал жить вот так. С пустотой в груди.       Заключительным аккордом в его жизни стала Битва за Хогвартс. Ирония судьбы. Поттера раз за разом спасают матери. Это даже напомнила ему собственную. Она бы тоже сделала так, заслонила, солгала, убила бы…       За эту битву он сражался со многими. Студенты, возомнившие себя особенными, падали замертво на холодную землю. Они не представляли для него ни какой угрозы. Ему хотелось вновь почувствовать себя живым. Малолетние идиоты на эту роль не подходили. Нужен был тот, кто сможет дать достойный отпор, который сможет завести обратно сломанный механизм. И нашел!       Он сражался с Минервой Макгонагалл. Она даже после стольких лет была строга, серьезна и сильна. Да, это было то, что нужно. Он кружил с ней в дуэли, соревнуясь больше никак с врагом, а как ученик с учителем. Заклятие были разные, и школьные, и нет, но это не делало дуэль слабой или бесполезной. Нет. Они бросали друг в друга заклятия, и Рабастан был уверен, преподаватель его ненавидит, как и всех остальных Пожирателей смерти, но именно ему не желает смерти. Почему-то это были обоюдные желания. Лестрейндж не хотел убивать ее, потому что она была напоминанием другой жизни, жизни до Азкабана. И хоть тюрьма его не сломала, она не сделала его лучше. Он потерял эти бессмысленные годы в заточении. Ему уже просто надоело жить без себя самого, потерянного между восемьдесят первым и нынешнем годом.       Когда Молли Уизли сражалась в дуэли с Беллатрисой, за этим наблюдал весь зал. Уизли было далеко до уровня мастерства Беллы, но она имела весомый перевес – материнскую ярость. Когда рыжая взмахнула палочкой, Белла отвлеклась всего на секунду. В нее летело неизвестное заклятие, Басти и не знал, что именно. Он просто чувствовал, что это конец для Беллы. Она столько раз спасала его, была рядом всегда. Нет, не стала матерью, а скорее сестрой, а брат заменил отца. Это была та связь за которую можно отдать и жизнь. Да, он любил их наравне с покойной матерью. Он стоял всего в паре метров от Беллы.       – Белла, нет! – кричит он, отталкивая женщину, получая в грудь заклятие Молли Уизли. Последние, что он слышал, это окрик брата и раздирающее сердце до последней крупицы, шепот Беллы, сорвавшийся на крик: «Нет, Басти!!!».