Я не расскажу ему

Клаус приоткрыл дверь и его взгляд упал на огромную кровать и на девушку, лежавшую на ней. Ему кажется, что она дремлет, но совсем не спокойно, как должно быть. Аккуратно заходит в комнату, закрывая дверь, дабы им никто не помешал, никто ничего не услышал, и не спеша проходит к кровати. Некогда красивая девушка сейчас была с сединой и морщинами, вместо роскошных шоколадных кудрей были тонкие блеклые пряди, а глаза, что полыхали уверенностью и смелостью сейчас потухли. Она всегда могла постоять за себя, а сейчас была такой беспомощной, что можно было усомниться в том, что это действительно она. Кэтрин Пирс. Сначала Ник решил, что это уловка, очередной слух, чтобы скрыться от него хоть на время, но все чаще подвергал это сомнению, пока не увидел все своими глазами. Она была слишком беспокойна для спящего, ее мучил кошмар или же дело было в ее состоянии, этого Клаус понять не мог. Он отчётливо слышал каждый удар ее сердца, каждый тяжелый вздох. В глубине души он хотел, чтобы это оказалось игрой, чтобы в один момент она вскочила с кровати и попыталась напасть на него, дабы выиграть пару минут для побега, но с каждым шагом, что он совершал, до него доходило осознание того, что на этом их игра закончена. Каждый раз он говорил о том, что ее дни сочтены, не протянет она больше года в бегах, но сейчас не хотел признавать, что ей осталось совсем немного. Он никогда не хотел ее смерти, иначе бы убил раньше, а он тянул каждый раз, давая ей шанс на побег, а потом догонял снова и снова. Пусть она часто сбегала раньше времени, отчего Майклсон и злился, но каждый раз ему было все приятнее и приятнее понимать, что игра их будет вечной. Или же должна быть такой. Подойдя вплотную к кровати, он еще какое-то время смотрел на Петрову, все никак не укладывалось в голове, что ее победила старость. Но одно можно сказать точно- седина ее не портила, она все равно была также прекрасна, как и всегда. От этой мысли первородный невольно ухмыльнулся и присел на край кровати. Он взял ее за руку и чуть поглаживал ее, но смотреть на нее больше сил не было. На него словно накатила волна сантиментов, ему было больно смотреть на нее, ему было ее жаль, так искренне, насколько он способен. В голове начали всплывать их лучшие воспоминания. Не все же время они вели войну, было и что-то приятное для обоих. Бывало что-то на подобии отношении, но в более извращенной форме. — Пришел позлорадствовать? — хриплый голос вывел его из раздумий и заставил обратить внимание на девушку, которая проснулась, как только он сел рядом, насколько ее сон был чутким. — Неужели я в твоих глазах такой монстр? — он улыбнулся ей, зная, что она ответит ему очередной колкостью в своей манере. — Тогда зачем ты здесь? — она сжала его руку, так было спокойнее, хотя сейчас сердце забилось отчаяннее, в голове был всего один вопрос, — он здесь? Он придет попрощаться? Клаус взял ее ладонь двумя руками, чтобы хоть как-то ее успокоить. Ее сердце колотилось как бешеное, готовое вот-вот выпрыгнуть, дыхание стало еще более прерывистым. Он не знал, как правильнее сказать ей. Он прикрыл глаза, чтобы собраться с мыслями, а ее пристальный взгляд только сбивал его, но даже так он чувствовал его тяжесть. — Его здесь нет… Он не приехал… — он растягивал слова, как только мог, но она поняла все сразу. Как только он посмотрел на нее, она в его взгляде увидела все. В этот момент в ней все рухнуло. Теперь Кэтрин хотела только знать почему. Неужели смерть малыша Гилберта так его разозлила? Что он даже не захотел увидеть ее в последний раз. Она не верила, не верила, что Элайджа на такое способен. Она думала, что их история любви сильнее каких-то обид. Пирс замотала головой, продолжая не верить в происходящее. Ее серебряные кудри рассыпались по плечам, щеки немного порозовели, она словно на мгновение ожила, оттолкнула смерть, только бы взглянуть в глаза Элайджи, она словно могла продлить жизнь до этого момента. — Он не знает, я ему не сказал, — чуть тише произнес гибрид, словно ему было страшно говорить это. Но страшно было за нее. Ее взгляд, который был наполнен злостью до этого момента, застыл на Клаусе. В глазах теперь была видна только обида. — Почему? Почему, Клаус? — с каждым словом к ней словно приходило все больше сил, а ее хриплый шепот перерастал в крик, — почему?! Клаус! Почему ты не сказал ему?! Ты… — она начала задыхаться, сердце не выдерживало такой нагрузки. Клаус сильнее сжал ее руку, он был не в силах успокоить ее, но попытаться надо было. Только сейчас, видя ее тревожный взгляд он понял, что все же мог сказать брату, хотя бы ради нее. Но нет, он продолжал мысленно себя убеждать, что сделал только лучше. — Я не расскажу ему. Элайджа не будет знать, что ты стала человеком и умерла. Он нашел себе новую любовь всей жизни, она куда лучше, чем ты. Элайджа ушел от тебя, как делал всегда. Но все равно он не готов потерять тебя навсегда. Так будет лучше. Может лет через десять я сообщу ему, тогда ему будет уже все равно. Я на это надеюсь. А сейчас он счастлив без тебя. А если я ему скажу, что ты умерла… Это сильно ударит по нему, а я этого не хочу. У него есть семья, и в ней нет места тебе, Катерина. Никогда не было. Мне жаль, что все заканчивается именно так. И я понимаю, что ты бы хотела видеть его, но нельзя. Все же он любил тебя. Ты умрешь и на этом твои страдания кончатся, а ему чувствовать эту боль всю оставшуюся жизнь. А если она будет так сильна, что он отключит человечность? Мир не перенесет этого, а на этот раз тебя не будет, чтобы исправить это, а Хейли, боюсь, с этим не справится. На глазах Кэтрин появились слезы, каждое слово Клауса било по ней так сильно, что выдержать она не могла. Слезы потекли по ее щекам, стекая все ниже, падая на одеяло, где было уже заметное мокрое пятно. Он даже не знает… Что может быть хуже? Она не сможет увидеть его, дотронуться до него, хотя бы просто услышать. — Ты думаешь, что так ты сделал лучше? А если он только сильнее разозлиться, что его брат не сказал ему? — она все так же всхлипывала, но у нее словно кончились слёзы или же силы на них. — А я должен был портить его отношения с Хейли ради тебя? Ты — худшее, что могло с ним случиться. Он был готов ради тебя пойти против семьи, а ради чего? Ради твоих игр? — Он никогда не был моей игрой, ты прекрасно знаешь это. От этого и бесишься… — Ну нет, милая, я видел тебя насквозь. Тебе нужна была только защита, не больше. — Это ему нужна была защита, защита от тебя. От вас всех. Вы никогда не ставили его интересы выше своих, он делал для вас все, был готов идти напролом в огонь и в воду, а вы не могли дать ему пару дней провести со мной. — Потому что ты хотела? — Потому что он хотел! Неужели ты думал, что ты знал все разы, когда мы были вместе? Ты был не способен разлучить нас, поэтому каждый раз ты клал его в гроб, потому что знал, что твое влияние падает. Ты был так слеп в своей злости, что не видел, как твой брат был счастлив после наших встреч. — Это было притворство, не больше. — После моего побега он нашел меня. Он сам отправил меня из Англии, мы стояли три часа, держась за руки, не могли отпустить друг друга. Он все говорил, что мне надо идти, что ты идешь, а сам сжимал мои руки крепче, не давая отойти. Ты был так слеп, что не видел этого, не хотел видеть. Даже Ребекка знала, хотя ты большую часть времени держал ее в гробу. Этот разговор забирал много сил у Петровой, она стала говорить все тише и тише, а глаза закрывались сами собой. Ник видел, что ей уже было тяжело, а ему было нечего сказать. Да и не хотелось в их последнюю встречу собачиться, как бывало всегда. — Катерина, мне жаль. Мне жаль, что все так сложилось. Наша игра еще не закончена, еще столько ходов у каждого… Я прощаю тебя. Это были долгие пять веков, но это лучшее, что было. Надеюсь, что на той стороне мы увидимся, пусть и не очень скоро, — он едва заметно улыбнулся. — Надеюсь, что как можно скорее, Клаус. В аду у тебя не будет против меня ни единого шанса, — и вот та ухмылка, которую так ждал Майклсон. — Спи спокойно, любовь моя. На его глазах навернулись слезы, но к его счастью Пирс уже ни с кем не поделится этим. Он поцеловал ее в макушку и встал с кровати, а руку убирать так не хотел, что до последнего держал ладонь Пирс, пока не отошел от кровати совсем. Она смотрела ему в след, провожая его. Но в один момент постаралась как можно громче обратиться к нему. — Клаус! Прошу, скажи ему, подумай о нем… Хоть раз. Это моя последняя просьба… Он кивнул ей и скрылся за дверью, а Кэтрин так и осталась лежать там и думать о том, сдержит ли Клаус обещание.