Из-за тебя я весь в цветах

Конец весны и целое лето всегда было его временем. Их временем. Временем, когда его личный уличный театр открывал двери своему единственному восторженному зрителю. Тогда Ёжик садился в моховой партер и рукой раздвигал лиственный занавес. Снова пьеса одного актера. Как всегда идеального. Длинные руки с тонкими пальцами пианиста, светлые, почти белые волосы с ярко-голубыми, в тон глазам, кончиками. Галстук болтается на ближайшем дереве, воротник рубашки расстегнут настолько, что видны тонкие ключицы - на минуту Ёжик выпадает из реальности, а знакомое першение в горле усиливается, заставляя парня судорожно рыться в рюкзаке в поисках платка - ему нельзя громко кашлять, вдруг заметят его наблюдательный пункт. "Ёлки-иголки! Лосяш! Лосяш? Ты куда его забросил, я не ви..." - последнее что слышит Ёжик перед ощутимым ударом в висок. Запах мокрой травы закрадывается в ноздри, перед глазами плывут круги, голова гудит как вертолет Пина перед взлетом. "Он живой вообще? Ты же у нас врач, староста, главный решатель проблем..помоги что ли оживить его" "Я в порядке..ударился немного..обо что-то" "Да это мы в тебя мячом попали. Точнее, Лосяш попал. Он в футболе полный ноль, но играет за компанию. Потому что он мой друг. А ты точно не сильно ударился? Вид у тебя пришибленный" "Крош, ты бы его не спрашивал, а хоть на ноги поднял. Ему в медпункт надо, от греха подальше" - ладонь у Лосяша теплая, а глаза цвета крепкого чая. Тишина дубовых рощ, запах свежескошенной травы и книжной пыли. Таким и должен быть староста - ходячая надёжность, рука помощи и кладезь советов на любой случай жизни. "Ёлки! Точно! Вот, голова, всея факультета. И мой лучший друг по совместительству. Сейчас мы тебя враз до больнички дотащим!" Хватка тонких пальцев на плечах оказалась удивительно сильнее, чем ожидал потерянный в пространстве и времени Ёжик, в нос ударил сильный запах лемонграсса и яблок. В горле запершило сильнее, сознание потихоньку стало ускользать, утекая сквозь пальцы, наскоро вытертые платком. На белой ткани остались тонкие алые полосы, а под подошвой кед Кроша - пара мелких голубых цветков. "Вы, голубчики, его бы ещё позже привели. Да на нем лица нет! Чем это вы его так, изверги?" - Совунья, деловитая дамочка лет пятидесяти, заменяла и медсестру, и фельдшера, и врача в самых крайних случаях. Именно в таких случаях она и превращалась из заботливой бабушки в профессионала своего дела - бездыханное тело Ёжика немедленно было перенесено в лазарет, осмотрено, а после приведено в чувство и напоено одной из чудодейственных настоек. "Одному из вас, мучители, придется остаться здесь и благим делом загладить свою вину - покалечить одного из студентов и остаться безнаказанными я вам ни в коем случае не позволю. Но это не все. Сидеть с ним вы будете неделю. По очереди. Один начнет сегодня, с ночевки здесь. А дальше, по ситуации, днями. Поняли?" Повисла многозначительная пауза. Ни Лосяш, ни Крош не особенно знали этого хилого мальчишку. Да, они встречались в коридорах, но оставаться следить за ним не хотелось никому. "Мадам, мы отойдем на минуту? Нам надо обсудить этот вопрос." Совунья неодобрительно кивнула то ли на претенциозное "мадам", то ли на подозрительное стремление нынешней молодежи в скрытности. "Крош, понимаешь, мы оба виноваты в этом...но...мои курсы подготовки, академия..тебе придется остаться вместо меня сегодня." "Нет..ты серьезно? Не оставляй меня с ним. Да я его еле знаю! Кто знает, что он делал там за деревьями. Ты можешь дождаться, и получить утром мое бездыханное тело, исколотое ядовитыми иглами!" "Никого и ничего я не получу, друг ты мой паникующий. Досиди до полуночи, а потом тихо уйди. Бабушки даже в лазаретах не любят долго не спать. А утром пораньше я тебя сменю" "Нееет. Ну пожалуйста, Лосяшик, друг, ну хочешь я на колени встану. У меня игра. Вечером. На старом поле. Если я не приду, они решат, что я трус и.." - тут произошло сразу много всего. Лосяш распахнул дверь в лазарет, втолкнул туда отчаянно сопротивляющегося Кроша и захлопнул тяжелую створку. "Полночь" - прочитал по губам Крош и как мог сильно пнул дверь. Заперто. В июле ночь всегда живая. Она ухает совами, трещит кузнечиками, доносит с моря крики чаек и отбрасывает длинные тени на стены домов. В одном из них этих теней две. Одна неподвижна, а вторая беспрестанно движется, ёрзает и бормочет. "Ну я ему покажу. Вот стукнет полночь" Но время идёт. Ночь будто удлиняется, а через прозрачный потолок лазарета становятся видны звёзды. Теперь обе тени замерли, подняв головы. "Красиво" - думает Крош "Красиво" - тихо произносит Ёжик. "Ты что, не спишь?" "Как видишь" "Не вижу. Темно. Только звёзды вижу" - оба посмеиваются "А я вижу. И тебя, и звёзды вижу." ("Только вот не знаю, кто что затмевает" - добавляет мальчишка мысленно) Повисает пауза. Правая тень снова ворочается и замирает. "Ты ведь хотел уйти. Я знаю, слышал, как вы говорили. Иди." - и вдруг Ёжик радуется, что не нужно говорить этого под светом больничных ламп, а вот так, почти в темноте. "Будет неприятно, если он увидит мое выражение лица". Палата снова погружается в тишину. Крош не отвечает и не двигается с места. Он не знает что сказать и что сделать. Или не сделать. И он молчит. И просто смотрит и слушает эту ночную почти-тишину. "Ну его" - в конце концов ворчит вторая тень. "Кого?" - тон Ёжика не удивлен. Как будто ему и правда все равно. "Его. Не знаю. Отстань" Вместо ответа Ёжик хмыкает и крепко зажмуривается. Остался. В горле начинает слегка першить. Но вскоре проходит. Где-то далеко ухает сова. Утро подобно взрыву бомбы. Крош не успевает оторвать голову от покрывала на кровати Ёжика, но уже слышит "Ежик, прости, я опоздал, пришлось доделывать задания на сегодня....что?" На минуту на лице старосты происходят невообразимые изменения, а потом на нем застывает лукаво-заговорщическое выражение довольного собой злодея-консультанта. "Я вижу, вам было не так уж и скучно" "Заткнись" - у Кроша болит спина от сна в неестественной позе, а шея окончательно сдала и требует срочной отставки и увольнения в запас. А ещё ему нестерпимо хочется есть - "я иду завтракать, а ты под угрозой смерти молчишь обо всем, что только что напридумывал" Дверь хлопает прежде, чем Лосяш успевает уверить несчастного, что безвременная смерть не входит в его планы на лето.Лосяш на поверку оказался прекрасной сиделкой для не больного человека. Большую часть времени он читал, аккуратно развалившись на соседней кровати, кидая примерно четыре обеспокоенных взгляда на Ёжика, который старательно делал вид, что спит или не менее старательно изучал облака. Лишь в обед, когда Совунья раздала тарелки с обедом и убедилась в намерении несчастных и покалеченных его съесть, обоим пришлось перестать делать вид, что не знакомы. "Слушай, ты прости нас за вчерашнее. Надеюсь, ты не очень злишься. Понимаешь, тебя не было видно и..." Лосяш замер, не видя никакой реакции и не зная, что сказать дальше, в недоумении уставился на кусок черничного пирога. "Я не злюсь. И не обижаюсь. Все хорошо" - Ёжик нехотя отложил ложку и взглянул на смущенного собеседника - "ты ничего не обязан мне объяснять и..кхе-кхе..не обязан си-кх-кх-де.." - Ёжик схватился руками за горло, пытаясь унять чудовищную волну кашля, но не справлялся - на губах парня выступила полоска крови. "Сестра! Совунья! Сюда, быстрее, ему, кажется, плохо! Он подавился!" - пластиковый стул с грохотом упал на пол, Лосяш в панике заметался вокруг кровати больного. "Так-так-так. Ну и что тут у нас? Разговоры за столом, понятно. Тысячу раз говорили..." - дальше Ёжик уже не слышал - он потерял сознание. На розовую наволочку подушки упало несколько нежно-голубых цветов. Лосяш потрясенно касается лепестков, покрытых мелкими каплями крови. "Что..?" К счастью, приступ оказался неопасным. Через несколько дней Совунья на вопрос "Могу я идти?" отмахнулась, обронив "теперь он и без вас справится. Хоть он и подавлен, скоро ему придется вернуться к занятиям". Дни пошли как раньше - уроки, футбол в перерывах, к ним прибавилась усиленная подготовка к промежуточным экзаменам и часы в библиотеке. Конечно, добавилась она лишь к тем, кто волновался о предстоящих тестах - Крош благополучно валялся на траве или уходил рано на старое поле - там всегда было для него более веселое занятие. Лосяша же приходилось сложнее - оценки за летний семестр были нужны ему для продолжения занятий в Академии и на курсах, поэтому игры с мячом пришлось заменить на долгие часы над книгами. "Химия с приложениями"...."с приложениями"...где же ты" - парень описывает уже пятый круг по строго определенной траектории вдоль книжных шкафов. Нелегко отыскать брошюрку тридцатилетней давности среди новеньких учебников. Даже если эта брошюрка описывает все эксперименты в тысячу раз понятнее. Взгляд юного химика обшаривает полку за полкой, пока не натыкается на книжку в твердом переплете, на обложке которой изо рта полустертой девушки растет роза. При этом слезы на глазах девушки видно намного ярче. Лосяшу становится жаль ее, он невольно снимает книжку с полки. "Ханахаки - проклятие, подаренное цветами". Название могло быть и лучше. "Ханахаки - редкая человеческая болезнь, при которой больной откашливает цветы из-за неразделенной любви. Она возникает лишь у тех, кто безумно влюблен в кого-то..." - глухой стук картонной обложки о деревянный пол библиотеки. Руки Лосяша непроизвольно трясутся и он никак не может поднять книгу, чтобы вернуть на место, а потом никак не может правильно надеть рюкзак на плечо. "Не может быть. Бред какой-то. Этот парень не мог...они почти не знакомы" - ноги несут сами, дверь лазарета знакомой тяжестью давит на плечо. Взлохмаченный староста с порога слышит глухое "кхе-кхе" в другом конце комнаты. "Только не сейчас" - проносится в смятенной голове. На кровати, согнувшись пополам, сидит Ёжик и хватается за горло таким привычным жестом, что сердце Лосяша летит прямиком в желудок. "Не смей. Не смей умирать раньше времени. Я знаю все. И если ты умрешь до того, как я приведу его сюда, я тебя стукну" "Совунья!" Крош находится в столовой. Беззаботно болтающий с Нюшей, он не сразу понимает почему Лосяш по-медвежьи сгребает друга в охапку и почти несёт к выходу. "Потом объясню. Это важно. Я понял. Я все прочитал" - речь старосты походит на бред сумасшедшего, что Крош и отмечает на одном из самых длинных отрезков пути - "ты все поймешь, когда увидишь" . "Насилием ты ничего..ай! Не добьешься.." - Крош потирает ушибленное стеклянной дверью плечо и при этом чуть не врезается в Ёжика, ошарашенно и вполне живо сидевшего на кровати. "Почему ты ничего не сказал? Ты не заговорил со мной ни разу за все время. Если бы не это, молчал бы, пока не задохнулся?" - ошарашенный Крош, закутавшись в одеяло, отходит от шока. Этот парень? Влюблен? В него? Да как такое вообще возможно. Бред какой-то. Ещё и заболел какой-то странной болезнью из-за него. Крошу стыдно и смущённо, он не знает что делать и как вести себя. "Все хорошо. Я понимаю, что ты не в силах сделать что-нибудь с этим. Ты и не должен." - хрипит Ежик, каждый раз его голос садится все сильнее, говорить становится трудно - "Иди" В этот момент Крош наконец находит в себе силы поднять глаза. И видит в них звёзды. И слышит в воспоминаниях глухое "Угу", доносящиеся со стороны леса. Он снова там. В палате, где две тени смотрят в одно ночное небо. И он решается навсегда. "Да ну его" - бросает он. "Кого?" - в этот раз в глазах Ёжика настоящее удивление. И страх. "Его. Отстань." - и оба заговорщически улыбаются. В горле у Ёжика снова слегка першит. Но вскоре проходит. "Мы обязательно попробуем".