И пропадает в миллионах на век Когда-то самый дорогой человек
забывать друг друга пора нам “Дорогой Джейс, к тому моменту, когда ты прочтёшь это письмо, все мои воспоминания о сумеречном мире исчезнут, а вместе с ними - из твоей жизни исчезну и я. Это плата за те созданные мною руны, это - месть ангелов. Прости, Джейс Эрондейл...” И вновь слезы, что тонкими, солеными ручьями быстро текли по его пылающим щекам. Вновь и вновь, слеза за слезой, стук сердца за стуком, пока не оборвется, не остановится, не лопнет от переизбытка играющих внутри чувств. Да, пока не разрушится рвущий изнутри комок страданий, боли, отчаяния, избивающего яростными ударами грудную клетку. Джейс Эрондейл, ты сильный. Нет, не так. Ты... достаточно ли ты сильный, чтобы не упасть тяжелым камнем из открытого окна? И чтобы с уверенным взглядом смотреть в пустоту, когда-то пылающую любовью и до краев заполненную её звонким смехом, рыжими волосами, густо падающими на тонкие девчачьи плечи, зелеными глазами, что светились подобно двум изумрудам, втягивали подобно двум бескрайним безднам, - заполненную ей? Ты достаточно сильный? Воин, охотник, сын Валентина, лучший из лучших, сотни раз сломленный и столько же раз - вновь поднявшийся с истекающих кровью колен. Он должен был откинуть в сторону чертово письмо, сжечь, разорвать. Но разве он мог избавиться от того, что она держала в последний раз, до того, как рухнули планы и разбились о кирпичные стены мечты? Она касалась тонкой бумаги этого письма, которое он теперь сжимал крепко, едва не сминая и не прожигая полными ненависти, любви, памяти и слезами глазами. Она. Она. Она.задержи дыхание на миг, Ощути какая глубина: В моей голове идет война
я не принимаю ничего из того, что чувствую сейчас Тупая боль, сжимающая все внутренности его тела. Тупые мысли, отбивающиеся глухим эхом от стенок его сознания. Тупые ангелы! Черт бы побрал их. Он бы провел всю свою жизнь, охотясь на них, убивая один за другим, вот только она бы это не одобрила - единственный солнечный луч, прорывающийся сквозь пленящую глаза тьму, и разве он мог противостоять горящему пламени любимой девушки? Теперь примитивной, теперь все забывшей, но оттого не переставшей вынуждать что-то шевелиться в его животе при воспоминаниях о ней. Джейс ходил к окну её дома каждый день, с надеждой пытаясь прорваться, невзирая на слова ангелов. И Джейс молился, молился им каждую ночь, в очередной раз засыпая в холодной, пустой кровати и отчаянно обнимая пропитавшийся холодным потом кусок чертового одеяла... “моя любовь к ней выше, сильней, она пройдет через воду, огонь, бурю и, небеса, прошу, помяните мое слово.”я слышу твое сердце по ночам Тобой пропитан каждый сантиметр Я нахожу тебя во всех вещах
Он беспокойно метался в кровати, кричал в пустоту, с новой силой впиваясь ногтями в свою кожу, сжимая помятые простыни. Он - Джейс Эрондейл и он горел дотла, когда до его слуха доносились ошметки стука её исчезнувшего сердца. А затем, утром, вновь и вновь ненароком просыпался в её старой комнате. Она застыла во времени, разве что пыли не было - Джейс любил порядок. Он натыкался на её вещи, все также одиноко лежащие на своих местах: и мольберт с незаконченным портретом спящего Эрондейла, и измазанные краской кисти, что валялись поодаль от него, и фотографии. Огромное количество фотографий, выбивающих его из колеи снова и снова, разъедая душу изнутри, захватывая легкие до обжигающего ощущения недостатка кислорода... Наверное, и недостатка её прикосновений. Машинальные тренировки, когда его тяжелые кулаки в очередной раз разбивали в кровь чужие носы, когда чувства выносились напоказ и растворялись в точных, яростных действиях, а крики в пустоту обрывались на новых ударах. И всем казалось: это все из-за того, что он пережил войну, не один раз видел тысячи смертей, он восстановится, только близкие понимали - вместе с войной ушла и его любовь, жизнь, смысл, растерзанный ангелами жестоко и бездушно. И несмотря на все попытки вновь вернуть все на круги своя, восстановится ли? Он видел её любой: рисующей, танцующей, разговаривающей с примитивными, когда она крутила у виска пальцем на слова о каком-то друге Саймоне, несколько раз нагой, три раза ему доводилось видеть её напившейся и еще пять - пытающейся объяснить смысл нарисованных ею картин. Сильной, слабой, льющей слезы на ледяном кафеле в ванной съемной квартиры, когда ему хотелось подойти, коснуться её бархатной кожи, утешить. Он видел её любой, а её взгляд всегда смотрел в его сторону, но глаза лишь различали пустоту.срываюсь и опять тебе звоню Ты молчишь. Я больше тебе никто
— Никто, — одними губами, шепотом. А она смотрела вновь в его сторону, уже нк пытаясь различить знакомые, но выпавшие из памяти черты любимого лица. И пропадает в миллионах на век Когда-то самый дорогой человек И Джейс, казалось, всегда знал. Знал, что будет сидеть у холодного трупа, из которого медленно вытекает жизнь. Вместе со струйками красной крови, сливающейся с огненно-рыжего цвета волосами, вместе с хриплым голосом, тихо говорящим что-то про любовь, бормочащим что-то про силы, про то, что он должен жить дальше. Ведь его Клэри Фрэй, казалось, должна была умереть... Такая отчаянная, отважная, решительная, которая рвалась в бой - защищать не свой мир, но бороться за своих людей. Героиня сумеречного мира, отдавшая жизнь по щепотке: одну конклаву, другую ангелам, третью туда, четвертую во имя любви, свободы, искренности... И ему. Самую большую, пылающую на свету солнечных лучей. И ему снилась эта картина, раздирая точными движениями парализованное тело, вонзаясь в грудь, проникая между крепкими костями грудной клетки. Тогда он лихорадочно искал её в постели, чтобы обнять, прижать к себе, защитить от жестокости бренного мира. Но кто знал, что жестокость окажется в тех, кому он был предан? А теперь он, ворочась в путающихся под ногами простынях, размыкал руки, пытался схватить испаряющееся бледное тело, а в итоге - ловил воздух. Липкие от пота холодные пальцы соприкасались, и тогда он просыпался окончательно. Потому что не там должен быть. Потому что его Кларисса Фэйрчайлд, с которой он пережил и фальшивое родство, построенное на авантюрах их чокнутого отца, ужасные войны, нашествие демонов, с которой он тренировался в одном из залов института и завтракал наспех сваренной Изабель кашей, глупо улыбаясь, танцевал на свадьбе её родителей и бежал на ночной миссии, теперь осталась лишь тонкой струйкой всплывающих под светом луны воспоминаний. Охотникам свойственно терять ведь. Сумеречные охотники в самом деле потому и живут в постоянной спешке собственных жизней: быстрее встретиться, влюбиться, жениться, родить детей. Иногда без влюбиться. Иногда сначала жениться, потом встретиться. Иногда никогда. А тут... Тут никакая спешка не помогла бы, потому что ритму свойственно сбиваться, часам - падать и разбиваться вдребезги, на сотни осколков, впиваться в голые ступни. Только вот когда их часы разбились бы, Джейс поднял бы свою девушку на руки и отнес подальше от острых кусков стекла. И разбились бы они только потому что... Он не придумал почему. И не хотел придумывать. Любые мысли о ней выбивали его сознание к черту. И к черту. И к черту. Редактировать часть