***
— Мамочка! — темноволосая девочка подбежала к Тсунаёши и крепко стиснула её в объятиях. — Осторожно, дорогая. Женщина мягко погладила дочь по спине и чуть отодвинулась. В голове на мгновение проскочила мысль, что девочка слишком худая, несмотря на отличный аппетит. Да и как ей не быть худой с таким активным образом жизни? Селест внимательно смотрела на мать, чуть прищурив тёмные, почти чёрного цвета глаза. Девочка так сильно походила на отца внешне — высокая для своих одиннадцати лет, жгучая брюнетка с ещё по-детски угловатой фигурой. Лишь мягким, добродушным характером и слишком непослушными волосами она напоминала мать. Худой ладонью, выглядевшей слишком детской из-за коротких пальцев, Тсунаёши накрыла округлившийся живот. Лишь едва заметные, только начавшие появляться, морщинки выдавали её возраст. Их особняк в этот день, как, впрочем, и в любой другой, совсем скоро должен принять большое количество гостей. Шум вечерних посиделок, перезвон радостных детских голосов, тихий, сдержанный смех — если бы Тсунаёши спросили, какая мелодия её любимая, она бы не озвучила название песни. Это смешение родных звуков — вот мелодия её жизни. — Мамочка, а когда придут Ямамото-сан и Гокудера-сан? Девочка от нетерпения едва не подпрыгивала на месте — уж очень сильно она любила этих ребят. Хаято, вечно делающий вид, что не любит детей и ему нет до них никакого дела — возился с маленькой Селест больше всех. Постоянно ворчал, но позволял девочке делать из его волос забавные причёски — плести косички, с вечно выпадающими прядкамии из-за этого выглядящими максимально нелепо, или же десятки крохотных хвостиков. Резинки снимать было очень больно и Гокудера каждый раз начинал причитать, что не появится в их доме пока не побреется налысо. Но всё равно приходил к ним каждый вечер. А после того, как однажды прямо во время завязывания хвостиков Селест обнаружила, что резинок не хватает — они слишком часто рвались во время не слишком аккуратных попыток снять, ведь Хаято никогда не хватало терпения, — он начал носить с собой в кармане такие резинки целыми упаковками. Вид слёз Селест приводил его в замешательство и ему бы не хотелось, чтобы это повторилось. — Они обещали быть здесь через пару часов. Возможно будет даже Рёхей с твоим любимым, — Тсунаёши игриво подмигнула вмиг покрасневшей до корней волос девчушке и поднялась с дивана. — Никакой он мне не любимый, мам, сколько можно тебе повторять. — Да-да, солнышко, я всё помню. — Я скоро папе буду жаловаться, — Селест демонстративным жестом скрестила руки на груди. — Хорошо. Ей пришлось взяться за спинку, потому что от слишком резкого подъёма голова начала кружиться. Дочка, сразу же забыв обо всех обидах, подхватила мать и придерживала до тех пор, пока она жестом не дала понять, что может идти самостоятельно. — Я пока приготовлю всё в саду. Девочка почти вприпрыжку побежала в сторону своей комнаты за походным рюкзачком. В нём всегда лежал одинаковый набор — большой, мягкий и очень тёплый плед, настольная игра, — они с ребятами обожали монополию, — вместительный термос, в который изредка удавалось налить кофе. Они с друзьями очень сильно его любили, но родители считали их слишком маленьким для того, чтобы его пить. Мол, вредно. Такие глупости, ведь Селест считала себя уже совсем большой девочкой — через четыре месяца ей исполняется двенадцать. А Атсуши так вообще уже четырнадцать. Продолжая беззлобно сокрушаться в своей голове, девочка схватила рюкзак и выбежала в сад. Среди всего многообразия ей предстояло выбрать место, в котором они с друзьями проведут вечер. Как хозяйка дома, она всегда решала сама. Уже почти все уголки были изучены, все потаённые места — рассекречены, и даже создана парочка своих укрытий. Матери ни разу не удавалось найти их там. — Что будешь готовить в этот раз? — Тсунаёши почти бесшумно — насколько ей позволяло её беременное положение, подошла к мужу и обняла его сзади за плечи. — Секрет. Просторная кухня в светлых тонах — решение Реборна. Готовка — хобби, тщательно им скрываемое, Тсунаёши узнала об этом лишь через пару лет совместной жизни, когда осознала, что его вроде как незначительные советы делают приготовленные блюда в разы вкуснее, а сам процесс значительно проще. Лучший в мире киллер уделил оттачиванию кулинарных навыков времени больше, чем тренировкам по становлению идеальным убийцей. После переезда в новый, более просторный дом, Реборн ни разу не пустил её на кухню — это было только его владение. Тсунаёши и не была против — освободившееся время она начала тратить на новое увлечение — коллекционирование и выращивание различных по степени редкости растений в своём саду. Первое время у неё не получалось, саженцы гибли, семена не прорастали, а взрослые растения гибли при идеальном уходе. Женщина часто плакала, сама себя вновь называла Никчёмной — совсем как в детстве её дразнили одноклассники. Каждый раз Реборн подходил к ней, клал руку на плечо и успокаивающе повторял одну-единственную фразу — «Попытайся ещё раз, Тсунаёши. Сейчас обязательно всё получится именно так, как ты хочешь». И каждый раз она утирала слёзы, и делала то, что он говорил — пыталась, со стопроцентной уверенностью, что получится всё так, как должно. И начало получаться. Спустя десятки истерик, выброшенных на ветер огромных сумм, периодов абсолютного разочарования в себе — и в Реборне, ведь он говорил, что всё получится, но это было не так — врал? Лишь спустя годы она поняла — не врал. — В любом случае выйдет что-то потрясающее. Иначе и быть не может, — тихо проговорила Тсунаёши, выныривая из глубины воспоминаний. Реборн склонил голову и если бы он по своему обыкновению был в шляпе — она бы скрыла лёгкую ухмылку, на секунду возникшую на губах. Тсунаёши пришлось приложить много усилий для того, чтобы отучить его ходить по дому полностью в костюме, шляпе и, конечно же, с пистолетом. Сейчас его образ незначительно поменялся — лёгкие домашние брюки, расстегнутая наполовину рубашка, отсутствие шляпы и оружия на теле. Но выходя из дома он каждый раз надевал свою любимую жёлтую рубашку. У него их, как узнала Тсуна после начала совместной жизни, двенадцать. Абсолютно одинаковых. И шесть идентичных костюмов. На её замечание по этому поводу он лишь пожал плечами и ответил, что не хочет думать о выборе одежды, ведь это время он может потратить на куда более важные вещи. Тсунаёши даже не удивилась, когда домашнюю одежду он тоже приобрёл в виде нескольких одинаковых комплектов. Семейная пара тихо беседовала на кухне до тех пор, пока их не потревожил дверной звонок. — Я почти закончил. Открой, пожалуйста, двери, — Реборн поцеловал жену в щёку и она едва заметно кивнула. За дверью как обычно стояла целая компания — Ямамото, пришедший с женой и близняшками-дочками, как обычно расплылся в широкой улыбке и первый полез обнимать Десятую, одинокий Гокудера, выглядывающий за спиной Тсуны силуэт Селест, которая обычно ошивалась рядом с матерью, Рёхей — отец-одиночка, но никогда не унывающий. Атсуши, естественно, был с ним. Тепло поприветствовав семью, Тсунаёши пригласила ребят в дом. — Ох, как же вкусно пахнет, так и слопал бы всё, — довольно постучал себя по животу Рёхей и добродушно засмеялся. — Я позову Селест и можем садиться ужинать. — Блин, Тсуна, ты стала ещё более округлой с нашей последней встречи! — Ямамото, дурак, мы были здесь вчера, она не успела измениться. Хватит говорить это каждый раз. — Но ведь так и есть. Такеши задумчиво почесал затылок и Тсунаёши заметила пробивающуюся на висках седину. Их прошлое навсегда оставило свой отпечаток, изменив полностью абсолютно всё. На секунду погрустневшая, женщина уткнулась в телефон чтобы отправить дочери сообщение — выходить её искать смысла никакого не было. Вечер прошёл именно так, как всю жизнь Тсуна мечтала — в кругу семьи, за большим столом, с огромным количеством шуток, порой грубоватых — конечно же, от Гокудеры, — с вкуснейшей едой и потрясающими напитками. Детям стало скучно и они убежали в сад, но Селест предварительно шепнула матери на ухо где в случае чего их искать. Тсунаёши радовало, что во всех сферах её жизни дела шли хорошо. Наконец-то она могла назвать себя счастливой без каких-либо колебаний. Лёгкими каплями дождь обрушился с неба. Засверкали молнии. Жена Ямамото и Рёхей начали беспокоиться о детях, но Тсунаёши одним жестом показала, что приведёт их в дом самостоятельно. Войдя в сад, Тсуна на мгновение замерла, чтобы полной грудью вдохнуть влажный свежий воздух и взглядом окинуть свои владения. Побродив между бесчисленных растений, Тсунаёши нашла ребят и на мгновение залилась краской. Атсуши, в этот момент пытавшийся поцеловать Селест в щёку, отскочил от неё как ошпаренный, начал махать руками и бормотать что-то невнятное. Девчонка лишь хихикала. — Возвращайтесь в дом, ребята. И найдите близняшек. А я ничего никому не скажу. — Тсуна подмигнула парню, который только сильнее начал смущаться. — Хорошо, мам, — Селест обняла её, быстро скидала вещи в рюкзак и утянула Атсуши за собой на поиски дочек Такеши. Тсунаёши задержалась в саду, присев на скамью-качелю, стоящую под навесом. Дождь закончился и в небе возникла двойная радуга. Женщина прикрыла глаза, осознавая всю важность прожитой ею жизни. У неё есть семья, прекрасный муж и дочь. Дочь, у которой существуют настоящие друзья. Это — именно то, ради чего стоило всю молодость провести в битвах.Часть 1
23 августа 2019 г. в 22:34
— Тсуна-чан, начинается дождь! Иди домой, пожалуйста.
Савада Нана высунулась в окно чтобы позвать заигравшуюся во дворе дочь. Маленькая Тсунаёши сидела в окружении игрушек и наливала в крохотные кружки чай, который на самом деле был просто песком.
— Но мам! — закапризничала она, — Мои друзья всё ещё не хотят уходить.
Тсуна в притворной обиде надула губы, подкрашенные блеском из набора «Моя первая косметика». Нана легко улыбнулась, кивнула дочке и закрыла окно, возвращаясь к приготовлению ужина. Для двоих.
Первые капли дождя тяжело упали и разбились о сухую землю. То, что Нана считала небольшим летним дождём грозило обернуться затяжным ливнем. Небо быстро потемнело, затянулось серыми тучами в один миг. Где-то вдалеке сверкнула молния и даже через закрытое окно было слышно, как Тсуна пискнула.
Наскоро вытерев руки бумажным полотенцем, Нана суетливой походкой направилась в сад — она знала, что просьбы, высказанные в окно, до дочери не дойдут.
— Привет, ребята, — в вежливом полупоклоне склонила голову женщина и обратила взгляд на своё дитя, — Тсуна-чан, ты же не хочешь заболеть?
Тсунаёши в недоумении захлопала длинными ресницами и бросила осторожный взгляд в сторону друзей.
— Если я заболею, то не смогу гулять, да?
— Ты права, солнышко. Вставай.
Савада Нана протянула руку к дочке, что сидела на пледе. Совершенно одна.