Пять раз, когда Баки целовал Наташу

#1. В макушку. Никто не станет спорить с тем, что Тони Старк — один из величайших умов современности. И тем не менее, есть одна вещь, которую он не знает и никогда не знал — чувство меры при закатывании вечеринок. Это становится очевидно, когда Тор в очередной раз наполняет бокалы асгардской медовухой, покачиваясь на нетвердых ногах. Его громкий голос уже не слишком разборчиво вещает о том, как у них принято её пить — целым стаканом и не закусывая между первой и второй, а Бартон слушает, стоя рядом, и с трудом держит себя в вертикальном положении. Беннер лежит на диване, уткнувшись лицом в подушку и свесив руку, и к нему ближе, чем на пару метров, не рискует подходить никто, потому что если даже Клинт уже позеленел, с Брюсом случиться может всё что угодно. — Пятница-м... сделай погромче! — бормочет Тони, поднимая в воздух доверху наполненный бокал. Разливает на себя почти треть и озадаченно сводит брови, но тут же растягивает губы в улыбке и щедро отпивает. — Моя любимая песня, чёрт возьми! Хэппи нейшон, ливин ин э хэппи нейшон*... Ванда, пьяно хихикая, тянет Вижна за руку в сторону коридора, а Роджерс, которого от опьянения не спасла даже сыворотка суперсолдата (интересно, спасёт ли она его утром от похмелья?), вваливается в кухню под руку с таким же поддатым Уилсоном. Берёт со стола два бокала и протягивает один Сэму. — Сти-ивен, — тянет тот, расплываясь в улыбке и обхватывая его свободной рукой за плечи, — да увенчает господь твою голову цветами! Наташа с усмешкой смотрит, как они пьют, обнявшись. Делает неторопливый глоток из своего стакана. Думает, что утром ей, как самой трезвой, придётся побыть сестрой милосердия, когда они проснутся с головной болью. Качает головой, потому что не впервой, и убирает выбившийся из-за уха рыжий локон. Диван тихо скрипит пружинами, прогибаясь, и девушка переводит взгляд. Тяжёлое тело ещё одного пьяного суперсолдата опускается рядом, и на секунду она замирает. Баки (он же Зимний, он же Джеймс) её удивил. В отличие от остальных представителей мужского пола в компании, которые, пьянея, либо грустнели, уходя в свои мысли, либо становились более агрессивными, Барнс неожиданно показал себя с очень ласковой стороны. Словно довольный кот, он без спроса устроил голову на коленях Наташи, широко улыбаясь и едва не мурча. И не то чтобы его пальцы, постукивающие по её ноге, смущали, но такая близость и повышенное внимание с его стороны волей-неволей давали почву для размышлений. — Ладно, солдат, кажется, тебе пора в кровать, — говорит девушка, когда в плен опьянения сдаётся даже Роуди, оставляя её единственным трезвым человеком в башне. Пропуская пальцы сквозь длинные волосы, Наташа осторожно гладит голову Барнса, думая, что он заснул. — Вставай. Баки тяжело вздыхает, и, к своему удивлению, Наташа понимает, что он вовсе не спит. И, более того, услышав голос шпионки, он не поднимается, а наоборот вдруг обхватывает её колени руками ещё крепче. — Не хочу, — бормочет он негромко куда-то в её бедро. — Ты такая тёплая... Наташа усмехается, вздыхая. Отставляет почти пустой стакан на столик и подхватывает Барнса под плечо. Этого хватает, чтобы встать с дивана, но оказывается недостаточно, чтобы удержать его. Солдат едва не валится с ног, в последний момент утыкаясь девушке куда-то в шею и обнимая её за талию металлической рукой. — Ната-аша...— тянет он, когда она, улыбаясь, ведёт его в сторону спальни. Холод металла на пояснице контрастирует с горячим дыханием на шее, и Романофф едва не вздрагивает. Благодаря богов за то, что он слишком пьян, чтобы заметить мурашки на её коже, останавливается у двери и тянется к ручке. — Ты такая хорошая, — бормочет Баки хрипло. — Ты такой придурок, — смеётся девушка, собираясь его отпустить, но Барнс поднимает голову, распрямляя спину, и, приблизившись, касается губами её волос на макушке. Наташа теряется на секунду, не зная, как отреагировать, а когда берёт себя в руки, он отстраняется. Смотрит на неё несколько секунд с прищуром, кривовато улыбается уголками губ и подмигивает. — Спокойной ночи, Наташа, — говорит он, протягивая руку, и со второй или третьей попытки наконец попадает по дверной ручке и заходит в комнату. — Спокойной ночи, Джеймс, — почти шёпотом вторит шпионка, проводя ладонью по волосам. #2. В щёку. Наташа сидит на диване, поджав под себя ноги. В руках — первый том «Войны и мира», а в голове — много безответных вопросов, причём совсем не к книге. Романофф пытается читать, но всё время отвлекается на собственные мысли и ловит себя на том, что смотрит в книгу, но не видит слов. И действительно, как тут вникать в чужие переживания, когда не ясно, что делать со своими? Она ведь никому не сказала про поцелуй. Даже Клинту, который всегда узнавал обо всем, причём первым. Но в тот вечер он был слишком пьян, чтобы помнить даже собственное имя, а потому едва ли мог удержать в памяти картину лежащего на Наташиных коленях Барнса. Тем более, чем больше Романофф об этом думала, анализируя и пытаясь найти объяснение, тем сильнее убеждалась в том, что это ничего не значило. Он был пьян, им было весело. Она помогла ему дойти до комнаты, и Баки (Джеймс, конечно, только Джеймс) просто по-дружески коснулся губами её волос. Или и не касался даже, а просто не мог устоять на ногах и завалился на неё, случайно прислонившись к макушке. В одном Наташа была уверена точно: он однозначно об этом забыл той же ночью, потому что за прошедшие шесть дней ни разу не поднял тему и вообще общался с ней как обычно. А раз так, Романофф решила, что ей тоже стоит об этом забыть и перестать надумывать то, чего не было. — Ты в порядке? Выглядишь расстроенной. Наташа поднимает голову, услышав знакомый голос, и встречается взглядом с Барнсом. — В полном, — отвечает она и прикрывает книгу, зажав нужную страницу. — Просто... задумалась. Баки стоит со сложенными на груди руками, оперевшись об угол стены, и только теперь Наташа замечает, что он полностью одет и частично экипирован, а на полу рядом с его ногой — сумка с оружием. — Ты куда-то летишь? — спрашивает девушка, изогнув бровь. Барнс проводит ладонью по собранным в пучок волосам и медленно подходит к дивану. — Стив попросил помочь... Есть одно дело в Гондурасе. — Понятно. Наташа вновь открывает книгу и опускает глаза на страницу с текстом, написанным по-русски, а Барнс как будто бы неуверенно присаживается на спинку, примяв подушку. Молчит несколько секунд, наблюдая за читающей девушкой, после чего прочищает горло и говорит: — Скучать по мне будешь? Романофф удивлённо вскидывает брови. Поднимает голову, повернувшись к нему, и смотрит вопросительно, пытаясь понять, шутит он или нет. Баки обворожительно улыбается, подмигивая в ответ на её взгляд, и шпионка усмехается, качая головой. — Может быть чуть-чуть, — говорит она нарочно безразлично и поджимает губы. — Больше, чем по Стиву, но всё же меньше, чем по Сэму. Мне будет не хватать его шуточек. Барнс тоже усмехается, качая головой, от чего несколько прядей забавно падают на лоб. Наташа улыбается, всматриваясь в его лицо, а на пороге появляется недовольный Уилсон. — Барнс, нам пора, — говорит он серьезно, после чего переводит взгляд на Наташу и тут же смягчается. — Привет, красотка. — Привет, — улыбается она, коротко махнув рукой, на что Баки недовольно фыркает. — Дай мне ещё пять секунд, — отмахивается он от Сэма. Уилсон вслух начинает обратный отсчёт и выходит, напоследок подмигнув Наташе, а Барнс наклоняется и осторожно целует её в щёку. Щетина на подбородке слегка колется, волосы щекочут шею, а шпионка задерживает дыхание, чтобы не нюхать на диво приятный запах его одеколона. — Береги себя, пока я не вернусь, — говорит Барнс и вновь обворожительно улыбается. Он отрывает от неё глаза лишь спустя ещё несколько ударов сердца, после чего направляется к выходу, подхватив по пути тяжелую сумку. Наташа провожает его удаляющийся силуэт взглядом, приложив ладонь к теплеющему следу на щеке. #3. Запястье. Застать Романофф на кухне не так-то просто, но если удаётся — зрелище выходит весьма интересное. Мало того, что увидеть профессионально обученную шпионку, работавшую на КГБ, ЩИТ и другие секретные организации за приготовлением блинчиков уже тот ещё цирк, так она при этом ещё и танцует, подпевая радио. Когда Барнс заглядывает в кухню, услышав звуки музыки, и видит Наташу у плиты, от неожиданности он замирает на секунду. Чувствует приятный запах свежих блинчиков, стопка которых уже обосновалась на тарелке, и облокачивается плечом о стену, наблюдая за ней. Стройная фигура девушки двигается в такт, бёдра покачиваются, пока она размешивает тесто для второй порции, и Баки негромко смеётся в кулак. Наташа оборачивается, изогнув бровь. — Давно тут стоишь? — спрашивает она, отряхивая руки. Барнс довольно улыбается, окидывая её взглядом. — Дольше, чем тебе хотелось бы, — отвечает он. Наташа закатывает глаза, усмехаясь себе под нос, и собирается вернуться к готовке. — А что смеялся? — Танцуешь забавно. Шпионка хмурится и вновь поворачивается к Барнсу лицом, практически уже забывая и про плиту, и про блины, и даже про играющую на фоне музыку. — Много ты понимаешь в танцах, — говорит она едко, на что Баки усмехается, чуть склонив голову набок, и смотрит на неё из-под ресниц. — Что-то да понимаю. В Бруклине я... — Это было сто лет назад, — усмехается Наташа. — Причём почти без преувеличения. Баки подходит к ней ближе всё с той же самодовольной полуулыбкой. — Думаю, сноровку ещё не растерял, — говорит он, подавая руку ладонью вверх. Романофф смотрит на неё несколько секунд озадаченно. Поднимает голову, встречаясь с его взглядом, и хочет спросить, что это значит, но Барнс обвивает её талию второй рукой и вдруг начинает вальсировать под играющую по радио песню. Наташа сначала теряется, но тут же подхватывает ритм и кладёт ладонь на его плечо, заливаясь смехом. Металлические пальцы очень бережно держат её руку, когда Баки начинает кружить её вокруг собственной оси. Он вновь подхватывает её талию и притягивает к себе, танцуя в не предназначенной для этого кухне, где слишком легко споткнуться о стул, стол и что угодно ещё. Но Барнс на удивление так легко их обходит и настолько уверенно ведёт, будто действительно последний раз танцевал вчера, а не в сорок третьем. Шаг, ещё шаг, вновь поворот под рукой. Баки довольно улыбается, Наташа звонко смеётся, а когда он обхватывает её покрепче и, подняв над полом, кружится вместе с ней, прижимается ближе. Сморит на него, вглядывается в лицо, а когда песня кончается, тут же отводит взгляд. Её ноги вновь касаются пола, Барнс медленно ослабляет хватку, не отпуская её до конца. — Я же говорил, что не всё забыл, — говорит он негромко, и Наташа думает, что они до сих пор чересчур близко друг к другу. — Спасибо за танец, мэм, — добавляет он, особенно выделив обращение. Наташа растягивает уголки губ в растерянной улыбке и хочет уже отстраниться, но Баки берёт ее ладонь в свою, подносит к губам и осторожно целует запястье. На коже снова мурашки, где-то по спине бежит холодок, а внутри наоборот приятно теплеет. Барнс отпускает её и отстраняется, обворожительно улыбнувшись напоследок, а Наташа думает, что за это его надо как минимум блинами накормить. #4. В лоб. — Я не понимаю, кто постоянно берёт мой кофе?! Вполголоса ругаясь на смеси английского с русским, Наташа ищет свою банку кофейных зёрен и при этом хлопает дверцами шкафчиков так громко, что можно мёртвого поднять. И он бы непременно поднялся, если бы был, но кроме Романофф и спящего после очередной миссии Барнса в башне — ни души. Стив и Сэм на пробежке, у Тони дела, Клинт с семьёй — не с кого даже спросить потерю. — Да вашу ж мать! Наташа яростно захлопывает дверцу очередного шкафчика с размаху, и та отскакивает обратно, больно ударяя шпионку по лбу. Девушка вскрикивает от неожиданности, отскакивает на полметра назад и прижимает ладонь к ушибленному месту. — Найду того, кто спёр мой кофе — убью, — цедит она сквозь зубы. Потирая уже надувшуюся шишку на лбу, Наташа открывает морозилку в поисках льда. Разумеется, специально предназначенные для него контейнеры оказываются пустыми — Тони снова пил маргариту, пока работал ночью, и как всегда не залил новую воду. Голова гудит, а Романофф уже едва не рычит от злости, выуживая пакет замороженных овощей. Броколли оказывается не лучшим вариантом для снятия отёка, но всё же подходит за отсутствием альтернативы. Приложив пакет ко лбу, Наташа садится за стол и закидывает на соседний стул ноги. Прикрывая глаза и глубоко вздыхая, подпирает голову второй рукой и не сразу замечает, как недавно проснувшийся (скорее всего, от её возмущений) Баки тихо заходит на кухню. — Это ищешь? — спрашивает он ещё совсем сонным голосом. Наташа поднимает глаза, убирая от лица пакет, и видит в его руках заветную банку. — Где ты... Барнс усмехается, взглядом указывая на нижний ящик с крупами. — Сиди, я сделаю. Не успев даже подняться, Романофф опускается обратно на стул. Смещает угол пакета с брокколи так, чтобы лучше видеть его — в конце концов, не каждый день суперсолдат готовит тебе кофе. Баки ещё заспанный и даже немного забавный со своими взлохмаченными со сна волосами, и Наташа засматривается на него, сама того сначала не осознавая. Она следит за сильными руками, одинаково ловко обращающимися с винтовкой и с кофеваркой, за широкой спиной, обтянутой простой белой футболкой, и не успевает отвести глаза, когда он поворачивается. Барнс улыбается, ловя её заинтересованный взгляд на себе, и ставит перед девушкой чашку. — Ты как? — спрашивает он, усаживаясь на стул рядом. — Сильно ударилась? Запах свежесваренного кофе бьёт в нос, и Наташа невольно растягивает губы в улыбке, опуская уже подтаявший пакет брокколи на стол. — Не очень. — У тебя шишка, — возражает Барнс, серьезно рассматривая её лоб, — нужно ещё подержать что-нибудь холодное. — Капуста растаяла, — пожимает плечами Романофф, кивнув на пакет. Баки смотрит на Наташу несколько секунд. Потом на брокколи. Потом снова на Наташу. — Иди сюда. Девушка снова отпивает из чашки, удивлённо изгибая брови. Барнс едва заметно кивает, мол, да, ты всё правильно поняла, и она чуть наклоняется к нему, придвигаясь ближе. Холод его бионической ладони ложится на ушибленный лоб спасением, и ноющая боль тут же отступает. Голова гудит чуть меньше, и Наташа, поставив чашку на стол, прикрывает глаза, подаваясь ещё чуть вперёд. Она не видит, но почему-то уверена, что Барнс улыбается, и в этот момент нет ни малейшего желания думать о резко изменившемся с недавних пор его к ней отношении. Все эти мысли, одолевавшие её сознание с момента того первого поцелуя в макушку в коридоре, уходят. Остаётся лишь чувство блаженства от холода одной его руки на лбу и второй, живой, слегка приподнимающей её подборок. — Лучше? — спрашивает Баки, и Наташа кивает, открывая глаза. — Да. Барнс убирает руку. Романофф уже собирается запротестовать, чтобы он вернул её обратно, но Баки приближается к ней и невесомо целует ушибленный лоб. — К вечеру должно пройти, — улыбается он и поднимается со стула. — Я пойду ещё пару часов посплю. Постарайся не биться больше. Хотя бы пока я не вернусь. Наташа усмехается почти неловко и сводит брови, от чего голова вновь отзывается тупой болью. Барнс уходит с кухни. Она остаётся сидеть за столом наедине со своим недоумением и теплеющим касанием губ на пульсирующей шишке. #5. Плечо и не только. Барнс хрипло смеётся, в шутку отбиваясь от Наташиных рук, но пульт от телевизора ей всё же не отдаёт. Крепко сжимает его, поднимая высоко над головой, а второй рукой держит её за плечи, не позволяя дотянуться. Романофф тоже заливается смехом, не сумев долго изображать обиженное лицо, но попыток не оставляет. — Отдай пульт сейчас же! — говорит она требовательно, пытаясь его пересилить. — Я же всё равно до него доберусь! Баки откидывает с лица волосы, ухмыляясь. — Попробуй, — дразнит он, и Наташа сосредоточенно прикусывает губу. Взглядом проводя воображаемую касательную от своей руки до пульта, она прикидывает траекторию. Перестаёт бороться с Барнсом на секунду, и когда он по инерции ослабляет хватку, подпрыгивает, упираясь в его плечо, и выхватывает пульт. — Эй! Наташа смеётся ещё более звонко, перепрыгивая на другую половину дивана, и жмёт на кнопку. — Я победила, — заявляет она самодовольно и щёлкает каналами. — Значит, смотреть будем то, что я выберу. Барнс давит смешок, качая головой. Придвигается к ней, усаживаясь ближе. Наташа готовится снова бороться за пульт, но Баки просто-напросто устраивает голову на её бедре как на подушке и шумно вздыхает. — Как скажешь, — неожиданно покладисто соглашается он, и Романофф удивляется второй раз за минуту. Останавливая внимание на каком-то ситкоме, девушка откидывается спиной на подушку, позволяя Барнсу оккупировать её ноги. Он по-хозяйски лежит на них, обхватив сильной рукой, чтобы Наташа уж точно не выбралась, и ритмично постукивая пальцами по её колену. Шпионка неосознанно запускает руку в его волосы, поглаживая пальцами, и вдруг дёргается, когда он смеётся куда-то в её бедро. — Ты что? — спрашивает Баки с улыбкой, поднимая голову. — Щекотно, — улыбается Наташа, но вдруг замирает, поймав его сосредоточенный взгляд. Барнс зависает почти на минуту, не моргая. Упирается глазами в шрам от пули на её плече, с которого совсем немного сползла широкая футболка, и смотрит, пока его лицо не делается совсем виноватым. Поджав губы, Баки поднимается, уперевшись рукой в диван, и пальцами ещё чуть отодвигает ткань, рассматривая весь след целиком. Наташа смотрит на него и не знает, что сказать. Его взгляд меняется до неузнаваемости, Барнса всего как будто подменили. Только что лежал, держа её за ногу, искренне смеялся, а теперь... — Это тот, что я оставил? Его тихий голос почти надламывается от внезапно наполнившей его боли, и Наташе самой становится не по себе. — Это оставил Зимний Солдат, — говорит она. — Не ты. Барнс шумно сглатывает и касается гладкого шрама кончиком пальца. — Я был Зимним Солдатом, — выдыхает он, гладя её кожу. Романофф качает головой, поднимая его подбородок и заставляя посмотреть на себя. — Ты Джеймс. Джеймс Бьюкенен Барнс. Всегда им был и всегда будешь. То, что делал Зимний, не твоя вина. Баки выдавливает откровенно невесёлую улыбку и накрывает её плечо рукой. — Прости меня, Наташа, — говорит он почти шёпотом. — За что? — спрашивает она, проводя пальцами по его щеке. — За то, что дважды был не с той стороны винтовки. Я должен был защищать тебя, а сам в это время жал на курок. Девушка хочет возразить, но чувствует его дыхание на своей коже, и слова замирают где-то в горле. Барнс касается её шрама на плече губами, слегка покалывая щетиной на подбородке. Наташа шумно выдыхает и едва не вздрагивает, с трудом держа себя в руках. Она простила. Простила ещё в тот момент, когда узнала его историю. Не злилась ни капли ни тогда, ни сейчас. Но если это извинение, Романофф охотно готова его принять. Баки отстраняется, поднимая голову и смотря на неё из-под неровно постриженных волос, упавших на лоб. Смотрит то ли испуганно, то ли наивно своими невозможными бирюзовыми глазами, и Наташа всё понимает. Он думает, что зашёл слишком далеко, думает, что не должен был, и хочет подняться, но девушка наконец берёт всё в свои руки. Обхватывает ладонями его лицо и притягивает обратно к себе, вовлекая в первый настоящий поцелуй. Касается губ сначала совсем мягко, чтобы не спугнуть, но через пару секунд не выдерживает и жадно сминает их своими. Барнс медлит всего мгновение, после чего вовлекается сполна, сначала отвечая, а потом и вовсе перехватывая инициативу. — Как же долго я ждал этого, — шепчет он, отстраняясь всего на сантиметр и обхватывая Наташу рукой за талию. Девушка усмехается в его губы, чуть прикусывая нижнюю, и Баки беззвучно стонет, вновь впиваясь в неё. Собственнически, своевольно, но не агрессивно — всё ещё опасаясь снова причинить боль. Нависает сверху, опуская Романофф на диван. В голове шумит, под плотно сжатыми веками разливается что-то яркое как фейерверк, а прикосновения заставляют внутренности скручиваться в узел. Барнс тяжело дышит, спускаясь губами к шее, а Наташа запускает пальцы в его длинные волосы. Сжимает их у корней и оттягивает так, что Баки едва не рычит. Сладкий туман наслаждения мешается с тихими стонами, и ничто на свете уже не заставит его от неё оторваться.

***

Баки лежит на боку, подпирая голову одной рукой. Холодными бионическими пальцами обводит контуры наташиного шрама на животе и задумчиво рассматривает его причудливый узор. — Я оставил на твоём теле слишком много следов, — говорит он хрипло и поднимает глаза к лицу девушки. На губах Наташи замирает расслабленная улыбка. — Ну, я тоже оставила на твоём пару-тройку, так что... Барнс усмехается, бросая взгляд на светло-лиловые отметины со следами зубов, усыпавшие низ его живота. Проводит по ним рукой, будто бы стирая свежую краску с холста, и притягивает Наташу к себе, носом утыкаясь в её висок. — Они ведь пройдут, — шепчет он почти беззвучно. — А твои останутся. Романофф усмехается. Игриво изогнув бровь, она поднимает голову. Поворачивается к нему, отстраняясь, и слегка щурит хитрые лисьи глаза. — Значит, придётся их обновить.