Сломленный

Лань Сичэнь вздохнул, когда под его подошвой захрустели осколки стекла. В прихожей стоял отвратительный запах алкоголя, а светло-фиалковый ковёр потемнел от испортившего его дорогого спиртного. Лань Хуань только цокнул и почти неслышно прикрыл за собой дверь. Он уберёт осколки — острые, неровные, отвратительно безобразные, прямо как жизнь его подопечного — позже. — Цзян Чэн, доброе утро. Ваньинь смотрел на него хмуро, но вместе с тем — равнодушно. Ему всё равно кто — сестра, сиделка, вор или убийца. Сичэнь догадывался, что достань он сейчас глок, Цзян Чэн подставил бы горло и смотрел бы уже по-другому: «Давай, сделай это. Пожалуйста». Ваньинь всегда ожидал Сичэня в полутьме, уставившись пустым взглядом в обрамленные фиолетовыми фоторамы. Цзян Фэнмянь, Юй Цзыюань — вместе, усмехаются, держат на руках Цзян Чэна. На лице Мадам Юй лёгкая улыбка, кажущаяся робкой, и она улыбается не только ртом, но и потеплевшими медовым глазами. Лань Сичэнь помнил их при жизни, часто становился свидетелем их внутрисемейных ссор и никогда бы не подумал, что эти двое способны поладить. На экспертизе сказали, что на момент аварии Мадам Юй старалась закрыть собой Цзян Чэна, а Фэнмянь — её. Ужасная, пугающая до мурашек смерть в автомобильной катастрофе… Сичэнь постарался выкинуть эти пагубные мысли из головы и занялся привычными делами: включить свет по всей квартире, приготовить завтрак, врубить новостной канал, чтобы Цзян Чэну стало веселее. Конечно, ему не станет, ему вообще никогда не станет лучше, но Лань Хуань надеялся, верил всеми фибрами души, что когда-нибудь лицо сломленного Цзян Ваньиня тронет счастливая незлая улыбка. — Слышал, твоя сестра устроилась на работу. Расскажешь кем? Цзян Чэн слабо мотнул головой и уставился в тарелку. К своему стыду, Сичэнь не умел готовить вкусные пряные блюда, и вся пища из-под его руки выходила на редкость пресной и безвкусной. Ваньинь никогда не жаловался, только сильнее хмурил брови. Он вообще молчал уже второй месяц. — Давай сделаем зарядку для ног? — Хочешь что-нибудь прочесть? — Прогуляемся до парка? — Хочешь, закажу пиццу? На все свои вопросы Лань Сичэнь получал только едкое молчание и мёртвый, не свойственный человеку взгляд. Лань Хуань только вздыхал на нежелание Цзян Чэна идти на контакт: в конце концов, молодого господина Ланя попросили всего лишь присмотреть за Цзян Чэном, чтобы тот принимал завтрак, обед и ужин и хоть изредка ходил в ванную, ничего более, но Сичэнь обладал поистине добрым сердцем и старался стать для Ваньиня не только раздражающим свидетелем его физического и морального упадков, но и другом. Справедливости ради, он, скорее, проигрывал самому себе, чем помогал Цзян Чэну.

***

— Завтра первый день осени. Цзян Чэн моргнул. Он подъехал на коляске к окну, рассматривая успевшие пожелтеть листья, мокрые от дождя велосипедные дорожки и сырую землю. Унылый вид из окна только добавлял в итак измученное внутренними терзаниями настроение новые капли неисправимого пессимизма. — Конец лета выдался холодным, — продолжил Лань Хуань. — Сходим куда-нибудь? Ваньинь кивнул. Недавно он начал говорить. Понемногу, в основном осаждая излишние сестринские хлопоты вокруг себя, но очень редко заводя разговор сам. Лань Хуань надеялся, что его подопечный в скором времени начнёт оттаивать и заинтересуется хоть чем-то. — В винную лавку на окраине района, — просипел Цзян Чэн. — «Улыбка Императора» — сходим туда. Вечная улыбка так и замерла на лице Лань Сичэня каменной маской. — Не думал, что ты любишь вино, — осторожно сказал он. — Но если хочешь, то, конечно… — У Вэй Ина завтра день рождения. — Оу. Смерть шумного и весёлого Вэй Усяня Цзян Яньли и Цзян Ваньинь восприняли одинаково в штыки, почти в неверии и шоке. В той злополучной аварии выжил только Цзян Чэн, Яньли, к счастью для брата, там не было. — Кажется, у Вэй Ина с Лань Чжанем были отношения, — отстранённо пробормотал Ваньинь. — Необычная пара. Сичэнь прикусил нижнюю губу. Ванцзи воспринял смерть Вэй Усяня так же близко, как и семья Цзян. Лань Хуань дома старался вытянуть Ванцзи из омута отчаяния, Цзян Чэна же — из Бездны. У него не получалось. Совсем. Лань Хуань чертыхался и пытался заново, раз за разом, но что брат, что Ваньинь оставались безучастными к его плешивым попыткам.

***

***

***

Хлопья снега кружили по воздуху, оседая крупными снежинками на волосах и кончиках носов. Эта зима выдалась морозной, но на редкость красивой и оживленной: дети гуляли по улицам, взрослые тащили сани и громко переговаривались. Лань Хуаню успешно доводилось вытаскивать Цзян Чэна на площадь несколько раз — посмотреть вечерние концерты и попить глинтвейн. Сегодня выступала труппа с музыкой семидесятых. Ваньинь не приходил в восторг от таких звуков, а Лань Хуань радовался, словно ребенок, и подтанцовывал в такт. — Сичэнь. — Мм? — У тебя горячие руки. Лань Хуань, тщательно скрывая удивление за мягкой улыбкой, пробормотал Цзян Чэну: — Если это комплимент, то я благодарен. Ваньинь устало фыркнул: — Я замерз. Помоги мне согреться.