Идеальный план.

В какой момент жизни Финна, у него в голове зародилась эта странная, немного пугающая, но не менее привлекательная мысль? Может, когда он прошёл кастинг на роль Бориса Павликовского, а может задолго до этого, на съёмках третьего сезона «Очень странных дел», во время той сцены под дождём или ещё раньше. Вулфхард не знает, или пытается убедить себя, что не знает. Он часто просыпается среди ночи в холодном поту, с бешено бьющимся сердцем и ворохом мыслей, которые заполнены одним единственным человеком — Ноа Шнаппом. Этот парень снится ему непозволительно часто, а эти сны — то чего по-настоящему стоит стыдиться, то из-за чего Финну сложно спокойно смотреть в глаза шатену, вести с ним диалоги, находиться в одном помещении. Всё только усложняется после их общения, потому что Вулфхард видит в словах друга потайной смысл, подтекст, коего там, конечно, нет. «Погуляем сегодня?» — это не приглашение на свидание. «Красивый свитер» — это дружеский комплимент, никакой Романтики. Остаются только надежды и мечты на то, что Шнапп чувствует хоть что-то похожее. До их встречи, Финн никогда не испытывал влечение к парням. Никогда не заглядывался на них, не подмечал, как те хорошо одеты, или какие красивые у них глаза. По правде говоря, он и сейчас не особо смотрел на мужскую половину населения, потому что уже выбрал себе предмет воздыхания, как бы грубо это не звучало. Ноа не предмет, он человек достойный любви Вулфхарда. Его серо-зелёные глаза, множество родинок по всему телу, пухлые губы, практически всегда растянутые в улыбке, голос, который удивил и восхитил Финна, когда мальчишки из каста участвовали в «The Late Late Show» — все эти детали заслуживали любви, искренней и верной. Когда они соприкасаются руками или ногами, сидя на диване во время какого-нибудь интервью, то Вулфхард невольно вспоминает события своих снов, в которых Ноа касался его, не так как сейчас, не так как всегда, по-другому, с любовью, с желанием. Его пальцы походили на раскаленные штыки, обжигающие светлую кожу в различных местах, даже в тех, о которых принято молчать. Дыхание опаляло шею, ключицы, уши. Всё казалось таким реальным, но Финн понимал, что это всего лишь сны, сбыться которым не суждено никогда, потому он густо краснел, пытаясь отсесть от Шнаппа, чтобы перестать чувствовать его слишком близко. Гейтен и Калеб замечали его смущённое лицо и спрашивали причины, что заставили багрянец запылать на веснушчатых щеках, но правдивого ответа они ни разу не получили. Ноа же, либо не видел, как друг краснеет, когда они случайно или специально касаются друг друга, обнимаются для фото, как он старается не смотреть в его сторону, каждый раз проваливаясь, ведь соблазн слишком велик, либо Шнапп делал вид, что ничего не видит, полностью игнорируя карие глаза, которые беспрерывно пялились в его сторону. Финн получил роль Бориса, чему был безмерно рад, так как у него в голове родился идеальный, по его мнению, план. Он знает, что ему придётся целовать парня по сценарию, и это ни сколько его не смущало. Работа — есть работа. Вулфхард решил воспользоваться предстоящей съёмкой, чтобы поцеловать давно желанные губы Ноа. Каким образом? А вот таким. — Что? — шатен был очень удивлён внезапным предложением Финна. По его широко распахнутым глазам и поднятым бровям, было понятно, что в голове у него происходит миллион маленьких взрывов, и если Вулфхард сейчас ничего не объяснит, то случится один огромный взрыв, вследствие которого голова Ноа просто-напросто лопнет. — Просто, понимаешь. Я очень волнуюсь, так как не целовал парней до этого. И я подумал, если потренируюсь с кем-нибудь, то мне станет легче, и я не буду так переживать. — Протараторил Финн, чувствуя, как его щеки начинают пылать ярко-красным огнём. Теперь план казался не таким уж и идеальным, даже наоборот глупым, идиотским и обреченным на провал, которого Вулфхард боялся больше всего. Если Ноа откажет, он не переживёт той неловкости, того смущения, что последуют за отрицательным ответом. — Я не принуждаю тебя, хорошо? Просто, ты же мой друг, так? Потому этот поцелуй, ничего не значит, так? — Это… Это имеет смысл. — Озадаченно ответил Ноа, потупив взгляд в пол. Сказать, что он был не растерян — ничего не сказать. Предложение вгоняло в краску, смятение, жар и холод одновременно. Слишком много эмоций, которым нужен незамедлительный выход наружу, иначе голова, ощущавшаяся такой тяжёлой в данный момент, и правда взорвётся. — То есть, ты… не против? — Финн старался не давить на друга, чтобы не выглядеть в его глазах отчаянным, что раскрыло бы все его истинные желания. Вулфхард не хотел давать повод думать, что он просит его помощи не из-за волнения перед съёмками, а по каким-то другим причинам. На свой вопрос, парень получил лишь неуверенный кивок, а после почувствовал, как его ладонь охватывает чужая, такая горячая, будто лава. Взгляд карих глаз быстро переводится с лица Ноа на их сплетенные руки. На душе теплеет и кажется, что сердце ускоряет свой бит в несколько тысяч раз и вскоре выпрыгнет из груди, прямо к своему истинному владельцу, который, конечно не знал, что владеет им и довольно давно. — Можно? — от волнения голос предательски дрожит и звучит очень тихо, практически шепчет. Финн пытается взять себя в руки, но это сложно, так как сейчас он сделает то, о чем долго мечтал, что снилось ему в самых сладких снах. Мурашки бежали по телу быстрее, чем колотилось сердце, будто они соревновались между собой, и на данный момент сердечко проигрывало. Снова кивок. Ноа напряжен. Это можно понять по тому, с какой силой он сжимает широкую ладонь Финна, и как он отводит взгляд в пол, часто моргает, а после снова смотрит в глаза напротив. Пристально, внимательно. Словно выискивает ответы на не озвученные вопросы. Вулфхард пододвигается ближе и, затаив дыхание, смотрит в любимые глаза, чтобы окончательно убедиться, что Шнапп не против всей этой ситуации, которая может на долгое время сделать их общение неловким и смущающим. Секунды тянутся словно часы, напряжение растёт, от чего в комнате, будто температура повысилась. Ноа шумно выдыхает, чуть встряхивая головой, при этом, не разрывая зрительного контакта. Финн думает, что он уж слишком затягивает, продолжая сидеть и тупо смотреть на друга, потому переходит к следующему действию. Его вторая рука аккуратно касается щеки Шнаппа, и тот слегка дёргается, до боли стискивая руку Вулфхарда, которая уже посинела от такой хватки. Финн шумно сглатывает и приближается к лицу Ноа так, что между их лицами остаётся сантиметров десять. Воздух накаляется, дышать становится всё труднее и труднее, но отступать уже поздно. Парень сокращает оставшееся расстояние, впиваясь в желанные губы, и на удивление получает ответ. Этот поцелуй длится всего пару секунд, но этого времени Финну хватает, чтобы понять — теперь он не сможет обходиться без этого, без ощущения своих губ на губах Шнаппа. Ноа активно отвечает на отчаянные действия друга, который старается делать вид, что не мечтал об этом моменте много времени, в чем успешно проваливается. Шатен отстраняется первым, пытаясь отдышаться и восстановить нормальное сердцебиение. Он не смотрит в шоколадные очи, он смотрит на покрасневшие пухлые губы, что целовал секунду назад. Это было приятно, это было правильно. Кажется, Ноа тоже не сможет комфортно существовать без этих ощущений. Слишком сладостные были смазанные движения чужих губ, слишком идеально его рука помещалась в ладони Финна, слишком тёплой казалась рука, нежно касающаяся его щеки. Всё было слишком подкупающим, чтобы отказаться от этого раз и навсегда. Шнаппу не хотелось знать эти чувства, но больше никогда не ощущать их. Вулфхард отводит взгляд, так как ответ на поцелуй от друга его смутил и, мягко говоря, ввёл в ступор. Почему Ноа ответил? Почему? Он не обязан был делать этого, ведь по легенде Финну просто нужно было чмокнуть его. Ничего больше, ничего. — Мне… Мне кажется, что получилось не очень… — начинает Шнапп, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Финна, который только сейчас замечает, что они всё ещё держатся за руки. Наверное, его лицо похоже на спелый томат, потому что он очень-очень смущен: смущен словами друга, смущен поцелуем, смущен своим нахождением в одном помещении с Ноа. — Может, попробуем ещё раз? — Что? — только и успевает спросить удивлённый Вулфхард, прежде чем его затыкают новым поцелуем — нежным и сладким, будто карамель или попкорн. Кажется, одной тренировкой они не обойдутся…