Марионетка

      Узушиогакуре — территория неизведанная. В её недрах скрывается множество тайн, свитков и секретных, но чаще — запретных техник. Немногие, решившие ступить на проклятые земли, возвращались, а тем, кому каким-то чудом удавалось вырваться из лап смерти, прощались с рассудком… Навсегда. Обито не раз доводилось слышать о монстрах, населяющих остров, о красноглазых шиноби, пожирающих души иноземцев, но не верил в россказни сторожил отрезанных от мира деревушек, в которых часто останавливался на привал. По его мнению, охотники за бесценными сокровищами не обладали должной подготовкой, чтобы справиться с техниками Узумаки, не имели в арсенале ни достаточного уровня чакры, ни навыков, ни, тем более шарингана, да и способностью перемещаться с его скоростью, увы, не могли. Даже если он и угодит в ловушку, Камуи придётся как нельзя кстати.       Унылый пейзаж встретил золотым отблеском. Жёлтая почва, а порой и пески — по опыту — зыбучие. Местами виднеются обломки некогда жилых помещений. Добротные балки, по всей видимости — колонны, а на девять часов — храм, вернее то, что от него осталось — три стены да развороченная крыша.       Обито стянул маску, внимательно осмотрелся. В этой местности опасаться случайных путников или шиноби Конохи нет нужды. Даже АНБУ не пересекают условную (красную) черту, отчего второе название — Зона Отчуждения, прочно закрепилось и стало едва ли не синонимом. Доподлинно неизвестно, что привело Узушио к столь масштабной трагедии. Мир шиноби знает — союзником мастеров фуин являлась Коноха — на тот период сильнейшее селение. Вездесущее и всепрощающее дитя троицы Основателей явилось бы на помощь по первому зову. Но прозвучал ли он — тот самый зов, звонили ли в колокола? По сей день остаётся загадкой. Есть мнение, что клан долгожителей доигрался — был уничтожен собственным оружием всего за несколько часов, некоторые и вовсе уверяют — за ничтожные минуты, однако каких-либо задокументированных фактов ни в одной библиотеке обнаружить не удалось. Опираясь на засекреченные свитки миссий ранга — «S», что Обито изучал, наведываясь в селение будучи мёртвым, Коноха посылала несколько экспедиционных отрядов — выяснить причины, собрать информацию, обезвредить ловушки, чтобы бесхозная земля стала пригодной для жизни; расхитить могилы, архивы и доставить драгоценные свитки в селение — под охрану, точнее — исследование, а после — использование. Но высококлассные шиноби, в рядах которых насчитывалось более пяти носителей шарингана, около дюжины представителей бьякугана и с полтора десятка выходцев из довольно известных и сильных кланов, так и не вернулись с миссии. Ни сигнальных огней, ни призывов, ни посланий. Кажется, они и пикнуть не успели — отдали концы.       Обито отсканировал Узушио несколько раз, но не нашёл ни намёка на барьеры. Территория голая — ни печатей, ни отголосков чакры. Ещё больше насторожило отсутствие костей и пожитков, сгинувших здесь смельчаков, словно они и впрямь растворились. Чутьё взбунтовалось, но если есть хоть мизерный шанс избавиться от печати Кукловода, он не раздумывая шагнёт в пучину ада. Обито уверен — придётся туго. Ведь рассчитывать не на кого. Узнай Куро Зецу о его визите в Узушио, догадается, зачем преемник Мадары рискнул посетить столь недружелюбные земли.       Минуя несколько колонн, Обито остановился у надгробья предыдущего главы Узумаки. Ходил слух, что до Ашины правил его младший брат, который, к слову, был ярым фанатом Учих, и грезил о прочном союзе — кровном, с носителями шарингана*. Правил достаточно, чтобы породить немало полукровок — сильных, подающих большие надежды. Но, как часто бывает, фестиваль закончился на печальной ноте — предательством и резнёй. И спрашивать, как так вышло, что талантливые отпрыски сильнейших кланов пали от рук чистокровных без додзюцу — глупо. Как в случае с Итачи — никто не ждал от сородичей клинка в спину. Хроники Учих умалчивают, что стало камнем преткновения, но союз распался, и Узумаки во главе с Ашиной возобновили родственные связи с Сенджу.       Размышляя, Обито упустил едва заметную метку в форме белого полумесяца у правой стопы, вскользь задел подошвой, и ловушка, развернувшись, захлопнулась, связывая его тело цепью из печатей.       — Блять!       Так тупо попасться на примитивную уловку!       Камуи!       И мгновение спустя до него доходит — полная блокировка тенкецу. Без чакры нет шарингана, без шарингана — свободы. Он попался, как сопля только освоившая базовые техники.       Обито тонет, захлёбывается; рёбра трещат не то от натуги, не то от давления, словно он на самом дне самой глубокой впадины. В лёгких режущая боль, в горле — жидкость — булькает. Плохо, страшно… и тошно. Он столько всего планировал сделать. Отброс.       — … ито!..       Сознание проясняется медленно. Тепло, словно само солнце, обнимает израненное тело, лучами сшивает изорванную душу.       — Обито!       Этот голос… Обито вскакивает, так, как если бы вновь ощутил прикосновения Рин. И чувства не обманывают, не истязают иллюзиями. Рин. Его Рин жива! Склоняется над ним, в глазах страх с малой долей укора. Рези по всему телу вынудили вернуться в положение — лежи, не дёргайся.       — Рин…       Глотку скрутило спазмами. Вырвало добротной порцией… воды? Но откуда?       — Как долго ты намерен игнорировать предписания ирьёнинов?!       — О чём… — толком не отдышавшись, прохрипел Обито, но очередная порция воды вновь заполнила горло и опрокинула на бок.       Избавив лёгкие от жидкости, Обито наткнулся на чьи-то стопы, судя по размеру — женские. Взгляд скользнул выше. Традиционная юката цвета индиго, по подолу брызги с пеной у кромки, словно волны, мигом ранее разбились о скалы, оби на несколько тонов светлее основного; кисти подрагивают, теребят дорогую ткань. Бледное, на грани предсмертного, лицо, чёрные волосы и почти белые в обрамлении светло-сиреневой радужки, глаза. Хьюга. Только их клан может похвастаться столь скудными оттенками зрительного органа. Страшно. Среди носителей бьякугана нет никого с приятной внешностью. Глаза — отличительная черта, уродуют даже самые симпатичные мордашки.       — Какого чёрта ты делаешь в онсене?!       Обито ошарашенно уставился на Рин. Он и не подозревал, что она умеет не только лечить, но и кричать, неприлично выражаясь.       — Тебя не исцелить чакрой! Раны сшивали вручную, потребуется немало времени на восстановление, а ты разбавляешь лекарства саке и сидишь в онсене! Как итог: раны нарывают, лекарства не помогают, очаг чакры сходит с ума!       Раны? И что с его чакрой? Обито прислушался к телу. И правда, не чувствует — совсем. Ненавистный запах перегара резанул обоняние. Он, что — пил?       — Я в порядке, — как можно спокойнее ответил Обито, не понимая, что происходит и почему.       Если память не подводит, он наведался в Узушио… Мысли запнулись. А? В Узушио? Зачем? Гиблое место посещают только умом тронутые.       — Ты уже не ребёнок, Обито, — голос её изменился.       Обито посмотрел на Рин. Во взгляде напротив усталость и разочарование.       — Я не могу и дальше нянчиться с тобой. Пора взрослеть, — отчеканила она и, поднявшись, поправила задравшееся платье.       Глаза зацепились за её фигуру. Располнела, особенно в области живота. И в голову, будто молнии ударили — беременна. Спрашивать — кто — нет нужды. Вычислить труда не составит.       — Ты — глава полиции, приемник Минато-сенсея…       Минато-сенсей? Он жив? Глава полиции, приемник, в смысле — Каге? Кажется, он смачно приложился головой. Ничего не помнит. Чувство, будто выдернули из продолжительной комы и огрели увесистыми папками, пытаясь разом вбить всю имеющуюся информацию.       — … муж Хинаты и в будущем — отец, так веди себя подобающе. Договорной брак не даёт тебе права быть сволочью.       Погодите-ка, о какой договорённости речь? Он женат? Он-то?! Хината… Это та, что стоит рядом, мнёт ткань и не смеет и голоса подать? И почему именно Хьюга? Они последние на кого бы Обито посмотрел. Бесцветные, высокомерные затворники, помешанные на проклятой печати побочной ветви. Какого хрена он вообще дал согласие на договорной брак? Выходит… Если он женат на Хьюга, то Рин — его Рин жена Какаши? Сердце защемило, рёбра сдавило.       Чакра… Шаринган… Как не вовремя он очнулся. Додзюцу не активировать и правды не узнать, пока не восстановится очаг. Он должен знать всё и обо всех. Почему не помнит, почему думает, что бред? И почему в голове красные облака и багровая луна? Тьма застала врасплох, настигла внезапно, из-за угла. Окутала, убаюкала, и мысли перестали причинять боль.       Очнулся Обито глубокой ночью на футоне. Взгляд зацепился за распахнутые сёдзи. Внутренний двор? Красиво. Раскидистые сакуры вдоль резного забора, тропинка, выложенная камнями и зелёные островки редкой россыпью по серой насыпи. Кажется, он никогда не просыпался в тёплой постели, под звуки цукубая, не видел мерцающий отблеск водоёма в лунном свете и витиеватый танец бледно-розовых лепестков. Возможно, наверное, скорее всего… Он уже ни в чём не уверен.       Потребовалось немало сил, чтобы приподняться на локти и осмотреть помещение. Просторное, пустое и тёмное. В шаге слева — хрупкий силуэт. Сидит неподвижно. Хината? Рин сказала, что их брак — договорённость. Но никакой договорённости не было. Он сам изъявил желание обзавестись семьёй, и ни с кем-нибудь, а со старшей дочерью Хиаши. Долго обсуждал этот вопрос с Фугаку, убеждал, что выгода есть, хоть и прозрачная. И как только Фугаку — умнейший человек клана повёлся на его уговоры? Хотя задавать столь глупые вопросы и ждать очевидных ответов — идиотизм. Нынешний глава Учих просто не мог отказать единственному, горячо любимому внуку легенды мира шиноби — Учихе Мадаре, который, к слову, жив, здоров и выглядит так, словно ему слегка за тридцать, а не восемьдесят с небольшим.       Такие браки не заключаются абы как. Обе стороны подписывают соглашение, какое — не интересовало и вряд ли когда-нибудь заинтересует. Полгода потребовалось, чтобы развязать клубок формальностей. И за это время никто — ни Хината, ни тем более Обито не проявили друг к другу и крупицы внимания. Ни встреч, ни разговоров. Невеста в тайне продолжала любить Наруто, жених же целиком и полностью посвятил себя клану, деревне и мечте — стать Хокаге, одним из лучших — примером для подражания. Возможно, именно по этой причине по селению распространился слух о договорном браке.       После вороха бумаг, будущие супруги посетили святилище Учиха, храм Хьюга, и новость о брачном союзе сильнейших кланов Конохи прогремела на пять стран. Сокрушались, ужасались. Мол, мешать Кеккей Генкай опасно. Что произойдёт, к чему готовится и чем закончится эксперимент — неизвестно. И Обито согласен с мнением большинства. Чем руководствовались Фугаку и Хиаши? Ах, да… внук же, гудодамой в рыло всем неугодным, Мадары! Однако, как бы там ни было риск слишком велик. Помесь Кеккей Генкая в лучшем случае приведёт к мутации, зарождению новых форм глаз, в худшем — неконтролируемым потомкам. А чем думал он, когда кидался на малолетку? Ответ пришёл моментально — ничем. Он вообще не думал. Ходил, словно в тумане. Он и миссии выполнял скорее на голых инстинктах, чем осознанно. Не помнит ни одного задания, лишь кровь и стоны.       Решение пришло спонтанно, поздней ночью, после того, как узнал, что лучший друг и любовь всей его жизни решили связать отношения нерушимыми узами. Как баба, честное слово. Но на то были причины, и веские.       Рин…       Обито был уверен, что она станет женой Какаши. Так нет же! Генма! Эта бездарность с непонятной хренью на башке! Какаши не ответил Рин взаимностью, держался в стороне. Обито не упустил шанса, признался в любви, но получил отказ, а спустя полгода, она окатила помоями, сообщив, что выходит замуж за Генму. Мир в тот момент раскололся надвое. Он не нашёл иного способа справиться с болью, кроме как плыть по течению. Вспомнились громкие слова уверенного в себе малявки:       Я стану Хокаге!       Перебирая качества и обязательные условия для правителя селения, Обито пришёл к выводу, что супруга, пусть и нелюбимая, необходима. Однако кандидатур его возраста, как выяснилось, не осталось — разобрали, и давно. Рин жена Генмы, Куренай — Какаши, Анко крутила шашни с Асумой, Шизуне с Райдо. Много позже, когда казалось, что невезучему отпрыску Учих не светит ровным счётом ничего, столкнулся со старшей дочерью Хиаши. Она наблюдала за Наруто, а тот в свою очередь бережно обнимал Сакуру. Хината напомнила ему себя — загнанные в угол собственными чувствами.       Безответно влюблённые, как спящие вулканы по разные стороны океана — рано или поздно пробудятся, и раскалённая лава, шипя, проложит путь к себе подобным… — раз за разом отзывалось в голове вроде знакомым, но в то же время совершенно не знакомым голосом.       Так почему бы не попробовать — подумалось однажды за очередной бутылкой саке.       Обито выплыл из воспоминаний. Желудок взвыл, требуя подзарядки. Хината дрогнула, спохватилась. Несколько неуклюже поднялась с пола и по непонятной причине резко остановилась. Обито нахмурился. Боится? Что ж, неудивительно и очень даже заслуженно.       — Подойди, — прохрипел он, жмурясь от боли в перемолотой грудине.       Последняя миссия знатно надавала по харе. Возомнил себя Богом Шиноби, думал, что никому не под силу противостоять лучшему в мире додзюцу. Расслабился, позволил скользнуть за спину и от души приложить систему циркуляции — выпотрошить очаг, да тенкецу перебить, и это не говоря об открытых переломах, изорванной плоти и шрамов на морде. Обито и раньше не слыл красавчиком, как например, старший сын Фугаку — Итачи, о чьей внешности слагают хокку, а теперь и вовсе — почти что монстр.       Хината неуверенно шагнула, как полагается девушке её статуса, опустилась на колени, подле него. Обито накрыл сомкнутые в замок кисти — холодные и дрожащие, изуродованной ладонью. Взгляд скользнул по супруге. Аристократична — от волос, собранных в пучок и заколотых шпилькой под цвет кимоно — бледно-зелёной, до белоснежных таби. При свете луны кожа Хинаты кажется прозрачной, а глаза отливают едва ли не серебром. Не сказать, что красиво, скорее — завораживает. Помнится, он видел одну из её тренировок на озере. В ту ночь Обито переместился с помощью Камуи. Хотел остыть после нагоняя Четвёртого за чрезмерное использование Мангёку, прогуляться, подышать свежим воздухом. Миновав арку из подозрительно ровных стволов сакуры и пушистой кроны над головой, вышел к водопаду. Он не ожидал увидеть Хинату в столь поздний час, был уверен, что давно спит. Зрелище, можно сказать, не оставило равнодушным. Создавалось впечатление, что сама природа любовалась ею, помогала, поддерживала. На зов бесцветной чакры отзывалась не только вода, нежно и до страшного соблазнительно скользящая по обнажённому телу, но и ветер — срывал лепестки сакуры, подхватывал и аккуратно, словно боялся спугнуть, осыпал ими без малого Королеву Луны. Земля вздымалась, вздыхала робко, с восхищением.       Затаив дыхание, Обито зачарованно наблюдал за каждым движением Хинаты, сам того не замечая, активировал шаринган, будто хотел запечатлеть в памяти волнующий момент. А после, когда природа, успокоившись, провалилась в дрёму, презрительно фыркнул, чем, собственно, и привлёк внимание супруги. На правах мужа, пристыдил, высказался грубо, так, как она того не заслуживала, вложил в слова такое количество яда, на которое хватило сволочизма:       Неважно как, Наруто не кинет в твою сторону и взгляда…       Обито как сегодня помнит выражение лица Хинаты — стыд, обида, боль и унижение. Она не пыталась привлечь ничьё внимание — разминалась, тренировалась, просто потому, что телу время от времени требуется разрядка во избежание застоя чакры, да и не хотела терять форму, ведь поприще шиноби с замужеством перешло в неутешительное — табу. Жена — хранительница семейного очага — мать, но никак не убийца. Идиот. Прекрасно знал, что никто не сможет обойти или снять многоступенчатый барьер, никто кроме самого Обито и Хинаты. Он повёл себя до омерзительного глупо, после — свалил восвояси, благо подвернулась долгосрочная миссия, целых пять месяцев колесил по странам в поисках пропавших свитков Узумаки.       Озеро и территория вокруг, что условно называется — «Чайным Садом», является собственностью клана Учиха, точнее — Мадары, а если копать ещё глубже, то с недавних пор принадлежит Хинате. Ещё в молодости Мадара предусмотрительно начал обустраивать и расширять собственное имение под назойливый трёп Первого Хокаге и ворчания Второго, превращая унылую серость в подобие сказки. А когда долгожданная свадьба внука постучалась в закрытые сёдзи, подарил уголок мира, спокойствия и красоты единственной и потому любимой невестке. Сам же на пару с некогда соперником-врагом, ныне — другом, отправился в кругосветное путешествие, само собой, под конвоем отото и ненавистного альбиноса. Обито скривился. Вспомнился разговор с младшим братом деда, которого боится до дрожи в теле и покалывания шарингана. Не просто так Обито решился на брак, наиважнейшую роль сыграл мягкий, по мнению окружающих, Изуна. Именно он занимался воспитанием, как часто выражался, тяжело вздыхая, оболтуса, бездарного и чересчур прямолинейного. Ками, его тренировки походили на пытки — Война нервно теребила окровавленным балахоном в сторонке. Но, несмотря на кошмарное детство, в котором за каждым поворотом поджидала Смерть, Обито благодарен Изуне. Его методы обучения пробудили шаринган в девять, а в тринадцать позор клана Учиха с отменной родословной щеголял с высшей ступенью додзюцу.       — К-как в-вы? — заикаясь, спросила Хината, выволакивая сознание из круговерти воспоминаний.       Обито посмотрел на жену. И снова, обращается на — вы, избегает взгляда, дышит через раз. Обито вздохнул. Он постарался на славу. Полтора года отстраивал между ними стену, зачем — сам не знает.       — Покормишь, буду, как новенький.       Хината ошарашенно посмотрела на мужа. Обито усмехнулся. Ну, такой реакции он и ждал. Прежде, общение супругов ограничивалось короткими — да, нет, и сухим — не знаю.       Хината стрелой помчалась в другой конец дома, видимо — кашеварить. Странная, неуклюжая и слабая, она гармонична в традиционных нарядах, слишком дорогих для подавляющего большинства. Следующее утро после свадьбы, Хината показалась в неприметном клановом сарафане с моном Учиха на спине, но Мадара с Изуной не оценили — первый скривился, второй, цокнув, изрёк:       Не для того мы с нии-саном скупили весь шёлк, чтобы жена любимого внучка́ ходила в обносках.       Два богатейших клана, нескончаемый поток гостей и море подарков. И всё для многоуважаемой Хинаты-самы. Столько внимания не перепадало даже первенцу Фугаку, не то, что Саске или Микото. Хотя, тут нечему удивляться, ведь не смотря на годы, Четвёрка Основателей по-прежнему считается сильнейшей, а что до уважения и почёта — возрастает, с каждым новым витком. Жить в мире и процветании, заводить семью, не страшась, что завтра-послезавтра костлявая придёт по их души, не знать голода, болезней — поделятся, вылечат; не выть на луну, когда тело ребёнка остывает на руках, а земля промёрзла настолько, что и тремя катонами не обойтись — поддержат, как морально, так и действиями. Неуместное сравнение, неудачное изречение, но Обито плох в красноречии. Выразить словами не в силах, но сердце, преисполненное гордостью, знает, понимает… осознаёт.       Обито ест молча, неуклюже орудуя палочками. Ужин постный — чашка риса, небольшой кусок рыбы, да мисо-суп. Кажется, посадили на диету, но всё лучше, чем урчащий живот и стекающие по подбородку слюни. Хината сидит по правую руку, помогает, когда перебинтованные пальцы роняют скатанные в шарик рисинки, демонстрируя неплохую реакцию. На втором сова-зене ароматный чай с тремя шпажками данго. Что-что, а на сладкое сегодня не тянет.       — От путешественников никаких вестей? — поинтересовался Обито, принимая из рук жены горячую чашку чая.       Лицо Хинаты покраснело. Изуна — мысленно выдохнул Обито, догадываясь, какими вопросами закидал бессовестно-бестактный не-старикашка стеснительную невестку.       — Хаято с Каной* приходили…       От перечисленных имён Обито поперхнулся, алое лицо Хинаты приобрело багровый оттенок. Эти кошары будут пострашнее непобедимой Четвёрки Основателей. Обито слышал, что они служили Учихе Таджиме и Учихе Сугуру*. Поговаривают, что даже великие отцы великих шиноби не имели на них управы. И Обито нисколько не сомневается в достоверности слухов. Кто кому служил ещё разобраться надо. Не зря ведь Хаято насел на Мадару с Изуной, взимая с сыновей долги горе-отца, по совместительству — не-до-рыбака. Вечно голодные извращенцы с наклонностями садизма. Страшно представить, на что они обрекли Хинату ради корзины рыбы.       — Сколько сожрали?       Думается — немерено.       — Совсем немного, — робко ответила Хината, стараясь не подставлять ниннеко из Сора-ку.       Почти угадал. Если Хината говорит — совсем немного, значит — очень много. К сожалению, знает, на что способны именно эти кошаки. Интересно, поэтому ему достался жалкий кусок от целого?       — И? О чём говорили?       — Что вы…       — Ты, — поправил Обито, вдыхая аромат душистых трав.       Умение составлять букеты не каждому дано. Обито был как-то на миссии в Стране Чая. Изобилие трав и вкусовых добавок привело к тому, что долгое время не мог смотреть на чай, не то что пить. Запах не успокаивал, напротив — раздражал.       — Что ты… — Хината закрыла глаза, набрала в лёгкие воздуха и на одном дыхании протараторила: — … что ты неуч-импотент, который не знает куда, как и…       Реплика оборвалась. Хината в ужасе открыла глаза, пальцы левой руки впились в кимоно, правой — заткнули рот. Обито рассмеялся, впервые, искренне, так, как не смеялся больше полутора лет. С сердца отлегло, и груз с плеч ухнул куда-то вниз, минуя футон, татами и фундамент дома. Стало легко и комфортно.       Он нисколько не удивился словам котов. В одном они правы — импотент. Имея под боком роскошное тело и не взвыть от желания прикоснуться, как минимум странно. Сразу возникает вопрос: всё ли в порядке с физиологией? Увы, в полном. Парадокс. Он любит Рин, готов вечность вилять перед ней хвостом, раз за разом доказывая — верен и душой, и телом. Пёс, не иначе. Но такова сущность Учих. Влюбившись раз, навеки прокляты. Потребуется немало времени, чтобы смириться и отпустить.

***

      Обито восстанавливается медленно, система циркуляции и того хуже. Целыми днями дома под якобы не-пристальным надзором супруги. Строгий режим, скудное питание, обязательные упражнения от мышечной атрофии. Неплохо, но для шиноби нагрузок маловато. Рин больше не переступает порог одо, в последний раз виделись месяц назад в онсене, что в принципе неудивительно — на сносях как бы, её работу — еженедельный осмотр, проводит Шизуне. Ворчит, кряхтит, после диагностики подолгу разговаривает с супругой, оставляет рекомендации и предписания.       Обито привыкает к Хинате, присматривается. Видит, что она старается — зачем и для кого — не интересует. Ему спокойно, тепло и уютно. Этого более, чем достаточно. Она не напрягает разговорами, не навязывается, просто находится рядом. Может часами сидеть за вязанием, суетиться на кухне, ухаживать за фиалками; создавать икебаны, охотно кормить обнаглевших котяр, которые так и норовят понежиться в тёплых объятьях новоиспечённой кормилицы; ходить с букетами к могилам предков, как Хьюг, так и Учих. Несколько раз Обито наблюдал занятную картину, как Хината, озираясь, наведывалась в покои Мадары. Со стороны, возможно, подозрительно, но ответы на поверхности, и искать скрытый смысл в поступках супруги незачем: освежить комнату, поменять цветы у алтаря, преподнести подношения и помолиться за покой матери Основателей, чьё имя олицетворяет фиалку*. Она, нет, Хината и правда — не от мира сего.       В их жизни нет взглядов украдкой, неловких моментов, нет ни симпатии, ни желаний. Соседи — не более. Но и соседство порой преподносит неожиданные сюрпризы в виде открытой улыбки и искренней заботы. Холод с равнодушием постепенно отступают, а на их место приходит уважение с малой долей благодарности.       Когда его состояние приближается к отметке — сносно, Хината просит составить ей компанию в тайдзюцу. Обито скептично хмыкает, но соглашается, а после корит себя за то, что согласился. Обтягивающая майка с глубоким вырезом, облегающие лосины, подчёркивающие точёную фигуру и высокий хвост — удар ниже пояса. И как, скажите на милость, он должен сосредоточиться на поединке, когда в штанах ураган, а в голове туман? Но мысли быстро возвращаются в реальность. И кого он там слабой называл? Без шарингана Обито едва успевает среагировать, реже — увернуться. Быстрая, лёгкая, порхает, словно бабочка на ветру, в то время как грозный Учиха напоминает скорее медведя, нежели шиноби. Его резкие удары блокируются мягко, плавно выводятся, иногда выкручиваются, и вот он уже в ловушке. Благо хватает опыта ловко уйти из-под захвата. Однако что-то Обито подсказывает, Хината намерено выпускает покалеченное тело мужа. Но зачем? Какова тогда цель тренировки?       Земля под её стопами проседает, чакра вихрем закручивается в ладонях. Серьёзно? Она намерена драться с помощью чакры? Миг, и Хината за спиной. Развернувшись, Обито вскидывает руку. Предплечье вскользь по яремной вене, и обратный хват на хрупкой шее заканчивается ощутимым ударом чуть ниже солнечного сплетения. Систему циркуляции встряхнуло, очаг всколыхнулся — обжог неистовым пламенем, и чакра мерно потекла по каналам.       Обито дышит шумно. Боль растекается патокой по телу. Благодарить не собирается, а стоило бы, ведь есть за что. Она восстановила очаг, вернула способность управлять чакрой.       Хината в его руках, потная и напряжённая — дрожит. По всей видимости, не ожидала, что он полезет обниматься. Огрубевшие пальцы невесомо очерчивают вздувшие вены на висках. При активированном бьякугане блеск серебра в глазах супруги меркнет — заволакивается пеплом. Взгляд Обито цепляется за выбившуюся из хвоста прядь. Рука сама тянется к затылку, и резинка, не выдержав напора чакры, лопается, высвобождая из плена шикарную шевелюру. Он поддаётся секундному порыву, припадает к её губам и ждёт — отказа ли, быть может, криков, стыда или сомнения — неважно. Просто ждёт. Хоть какая-то реакция должна быть? Ничего. Хината не отстраняется, и инициативы не проявляет.       Поцелуй выходит смазанным, почти неумелым, но уверенный ответ подстёгивает Обито. Пальцы путаются в волосах, губы спускаются к шее, останавливаются на пульсирующей жилке, чтобы прочувствовать и с уверенностью сказать — вот она — жизнь. Рука перемещается к затылку, сжимает волосы в кулак, и как назло на периферии справа замелькал рыжий хвост.       — Мур-р…       Обито мысленно чертыхнулся, кинул взгляд на источник звука. Эти черти.       — Чего вам? — раздражённо бросил Обито, стискивая Хинату в объятьях сильнее.       — С каждым поколением всё слабее, мур-р. Вот Индр-р-ра…       О`ни… Снова за свои развратные истории.       — Надо покормить, — шепнула Хината, явно задыхаясь.       Обито ослабил тиски, неохотно выпустил супругу из объятий. Хината вдохнула так, словно и не дышала вовсе. Перестарался чутка. Ну, ничего, со всеми бывает и он не исключение.       После выздоровления и полного восстановления очага чакры Обито с новыми силами вернулся к прямым обязанностям Главы Полиции. За время его отсутствия дел накопилось столько, что одним — невпроворот, не обойтись. Кажется, подчинённые обнаглели в край, привыкли, что он, как последний дурак освобождал их от работы, только бы не сталкиваться с Хинатой, не жрать стряпню, приготовленную её руками, и вообще — быть, как можно дальше и дольше. Идиот, что уж тут. Мог бы просто ночевать в кабинете, пить чай, а не корпеть над очередной папкой очередного лентяя. На правах начальника устроил капитальный разнос и, обозначив сроки сдачи документов, с чистой совестью потопал домой. Пусть пашут, а он проведёт вечер понедельника с супругой. Не сказать, что семейная жизнь наладилась, развернулась на сто восемьдесят к понятию — идиллия, ещё не добрались до той стадии отношений, но приближаются, и насколько он может судить — довольно стремительно.       Переступив порог дома, Обито застал жену при параде — белое кимоно с лепестками сливы по подолу, волосы собраны подарком Изуны — янтарной шпилькой, в руках зонт, на плечах накидка. Странное чувство волной окатило тело, под рёбрами кольнуло, а перед глазами возник улыбающийся Наруто. В голову закрались подозрения.       — И куда мы?       Обито задал вопрос с таким нажимом и тоном, что любая другая дрогнула бы, оскорбилась, но Хината, не обронив ни слова, всучила ему в руки тяжёлую корзину. Показалось, или она обрадовалась появлению мужа?       Обито молча последовал за Хинатой. Путь пролегал через всю Коноху, к кварталу Хьюга. Стало немного совестно за мысли, непотребные и грязные. Он редко ночевал дома, хватит одной руки, чтобы пересчитать по пальцам точное количество, потому и не мог знать распорядок и обязанности супруги. Сказать по правде, его не интересовала жизнь Хинаты, а зря, многое упустил из виду. Например, наплевательское отношение к бывшей Хьюга, ныне — Учиха, насмешливые взгляды и колкие фразы. Вместо Учиха или Хината-сама — снова муж послал?       Обито предусмотрительно отстал от жены, скрылся за стволом могучего древа — интуиция настояла: понаблюдать, оценить и сделать выводы. Чутьё не обмануло — игнор, неуважение, словно перед ними не человек — пустое место, а то и скот. Супруга его слишком тихая и мягкая, не будет ни ругаться, ни защищаться, стойко вытерпит и нападки, и издевательства. Она ни разу не заикнулась о семейном ужине, который таковым является только на словах, на деле же — официальная встреча высокопоставленных лиц Хьюга и внука Учихи Мадары. Обито с детства бесила величественная приставка, без которой к нему редко обращались, но, к счастью, на любое правило приходятся несколько исключений: Минато, Кушина, Какаши, Рин и Гай.       Обито стало любопытно, во что превратится квартал Хьюга, когда нежданный гость прихоти ради возникнет из ниоткуда.       Хрен вам, а не корзина, — мысленно фыркнул Обито в угодья Хьюг и зашвырнул гостинцы Хинаты на одну из каменных плит измерения.       Он появился за хрупкой спиной супруги спустя пару ударов сердца из спирали Камуи. Презрительный взгляд Хиаши, которым он сверлил собственную дочь, сменился удивлением, затем секундной растерянностью, а после перешёл в стадию — непроницаемость рулит. Обито хмыкнул, приобняв Хинату за талию, сухо поприветствовал отца-не-отца жены. Тужься сколько влезет — шаринган не обмануть. Не ждали его, ой, не ждали. Неудивительно, что Хината обрадовалась его появлению. На сей раз ей не придётся играть роль макивары — выслушивать гадости, не смея ни рта раскрыть, ни глаз поднять.       Обито знает Хиаши не понаслышке, да и что скрывать, наслышан о его отношении к дочерям, особенно к старшей, с его точки зрения — слабой и мягкосердечной, потому — недостойной. Иметь сына — наследника — гордость, а для тех, кому не дано — боль, гнев, злоба, да саке в желудке. Хиаши, конечно, не пал так низко, но не поймёт истины разве что Гай, ибо все равны и все желанны. Увы, не все и не для всех. Хизаши — младший брат и глава побочной ветви, ничтожной и расходной, а отец, без преувеличения, гениального сына, как тут не позавидуешь?       Как Обито и предполагал квартал погрузился в хаос. Снующие туда-сюда слуги, шёпот, ахи, охи и вздохи. Роскошная комната для дорогого гостя с богатой обстановкой и яствами на любой вкус. Возможно, для большинства золотое напыление имело бы значение, но не для Обито. Он привык к роскоши, привык к изобилию яств, однако не привык к плевкам в его сторону.       Обито не отказался разделить трапезу с верхушкой Хьюг, хоть и не собирался притрагиваться к угощениям. Его интересовали вопросы, которыми треклятые старикашки закидывали Хинату, пока он прибывал в прострации. Оказывается, соглашение, которое заключили Учихи и Хьюги имеет любопытный подпункт касательно детей, но вступить в силу сможет только при определённых и очень занимательных условиях — расторжение брака, соответственно, и договора. Сказать, что Обито удивился — бессовестно соврать. Ему следовало во всём принимать участие. Старпёры на пару с Хиаши намеренно выдали бесполезную Хинату за отпрыска самого выдающегося из Учих. Чёртов Фугаку! И чем он только думал, когда подписывал бумаги чакрой?! По возвращении стоит основательно заняться изучением соглашения.       — В прежние времена супругам давалось ровно три года на зачатие наслед…       — Первое, — вскипая от злости, перебил Обито одного из старейшин — самого наглого и мерзкого, — времена изменились, второе, вас это не касается, и третье — Хината больше не Хьюга, она — Учиха. Я ясно выразился?       — К чему вы клоните, Учиха-сан?       — Не вам решать, когда и кого. Не лезьте во внутренние дела Учих.       Белые глаза старейшин уставились на Хинату так, что естественный румянец резко сменился болезненной бледностью и испугом во взгляде. А вот это интересно. Заступника не было, и родственнички неродивые совсем распоясались. Оставаться дальше надобности нет. Он увидел достаточно. Впредь, без него Хинату в клане не увидят. И пусть только попробуют сунуться на территорию Учих — самолично четвертует каждого.       На обратном пути Обито погрузился в размышления о соглашении и роли Фугаку. Наплевательское отношение или всё же тупиковая ситуация? Насколько он знает, с таким сталкиваться им ещё не приходилось. Жена, какую бы родословную не имела, уходит в клан мужа, становится его частью. Дети носят фамилию супруга, и никто не помышляет расторгнуть брак. Этот вариант даже не рассматривается. Понятие — развод, появилось давно, но касается в основном неклановых. Им, ясное дело — проще. Не обладают Кеккей Генкаем, а если и обладают, то некому на мозги капать, изводить, угрожать. В случае Учих и Хьюг палки в колёса ставит нерушимое правило: додзюцу должно находится в клане. Не любишь супругу, валяй, никто за яйца не держит. Измена не новость, не табу, но думай, прежде чем спускать туда, куда не следует. Не пощадят ни мать, ни плод. Избавятся, и бровью не поведут. Принимая во внимание все — за и — против, странно, что в соглашении упомянули тему развода.       Обито остановился. Хината, кажется, лбом врезалась в лопатки, как обычно смотрела под ноги, но не это интересует и тревожит, а размытое представление о замыслах белоглазых старейшин. Допустим, Хината родит, после, по велению козлов, сделает всё, чтобы влюблённый в другую Учиха потребовал развод. Обито, как внуку Мадары не посмеют отказать.       — Да ладно, — выдохнул он, не замечая удивления в глазах Хинаты. — Так вот на что они сделали ставку.       Дело сделано, развод получен, и тогда в силу вступит неприметный подпункт соглашения — мать вернётся в клан Хьюга, дети с бьякуганом последуют за ней. Казалось бы, справедливо — но — бьякуган, усиленный кровью и чакрой Учих может эволюционировать в шаринган, а даже если с эволюцией выйдет осечка, плюсы не заставят себя ждать: адаптация додзюцу Хьюг к гендзюцу, врожденная способность управлять катоном и херова туча фишек, о которых мало кому известно. Всего лишь предположение, но звучит, как ни странно, правдоподобно и логично. На что только не шли шиноби в былые времена ради обладания шаринганом.       Обито шумно втянул воздух. Умно. Не получат хитромудрые упыри ни развода, ни детей! Хината — его, и точка. Даже, если помрёт на одной из миссий, Изуна… Обито осёкся, расхохотался в голос. Точно, Изуна! Кто, кому мозги проест ещё поглядеть надо.       — Что-то не так? — осторожно поинтересовалась Хината, стоя на шаг позади.       Обито обернулся.       — Корзина в Камуи.       Хината едва слышно хихикнула. Кажется, её позабавило ребячество мужа.       — Жрать хочу, может, в Чайный Сад?       Хината кивнула. Обито же нисколько не смутившись собственному напору в отношении супруги — без предупреждения лапать выпуклости и изгибы, активировал Мангёку. Могли бы прогуляться пешком, но перекус в корзине и так долго ждал.       Чайный Сад встретил безмятежностью. И всё-таки Мадара — гений. Уголок мира быстро поднял настроение, отчего аппетит разыгрался не шуточный. Обито расположился под цветущей сакурой у озера. В молчании уничтожил гостинцы, саке в том числе и, облокотившись спиной о ствол, блаженно выдохнул. Жизнь удалась, день задался.       — Не хочешь потренироваться?       Хината залилась краской, на что Обито усмехнулся и, обхватив её запястье, притянул к себе. Обнимая жену, наслаждаться красотой сада. Не это ли идиллия? Счастье?       — Зачем зонт?       — Перед выходом видела облака на горизонте.       — Глупости, — зевнув, шепнул Обито, пытаясь пристроить голову на плечо Хинаты.       Не прошло и пяти минут, как капли нарушили тишину и спокойствие озера. Обито с трудом разлепил веки. Чёрт, как же хорошо. Он не романтик, но…       Не заметить, как сытым и довольным провалиться в дрёму, а после и в сон. Проспать всю ночь, так ни разу не шелохнувшись, и проснуться с первым лучом солнца под пение птиц. Морщиться от боли в спине, неосознанно прижимаясь к теплу. Не издавать ни звука, чтобы ненароком не потревожить чуткий сон Хинаты.       Он наблюдает за рассветом, не подозревая, что за барьером жизнь вовсю бьёт ключом, что по ту сторону селения появилась частичка Рин. Узнает позже, когда будет думать, что смирился и отпустил, когда её образ размоется, но не потому, что любовь угасла — никогда, даже если небеса обрушатся на голову, а потому, что не вправе — требовать, цепляться, мешать и разочаровывать. Рин счастлива, а раз счастлива она, счастлив и он.       Обито теряет себя, когда его с Хинатой приглашают на день рождения первенца Ширануи.       Рин…       Давясь болью, он едва улавливает происходящее.       Рин…       Веселье и разговоры огибают стороной, сознание заволакивает туман.       Рин… Рин…       Думал смирился, отпустил. Ошибся. Он смутно помнит пацана в люльке, сияющую Рин и гордого собой Генму, лишь белый полумесяц на чёрном небе, и ярое желание омыть его кровью.       Я буду присматривать за тобой, Обито…       Ты ведь обещала — скулит изорванное сердце, и сознание, скрываясь от реальности и боли, тонет в пустоте.       Обито застаёт себя в постели с Хинатой. Распахнутый ворот кимоно, опухшие, налитые кровью, губы и затуманенный взгляд. Он активирует додзюцу, и серебро погружается в алые проблески шарингана. Шум праздника, запахи еды и саке. В метре напротив компания из пяти человек, чуть поодаль — он. Стоит неподвижно, глаза пустые, едва ли дышит; чакра движется хаотично, очаг стонет. Со стороны — милая беседа, но Хината замечает, как Рин, держа малыша, поглощена монологом. Обито передёргивает, ведь чувства и восприятия принадлежат не ему — Хинате. Мысли её возмущают, но не могут не удивлять:       Так увлечься рассказами о себе, что не замечать странное поведение собеседника.       Картина резко меняется. Теперь Обито видит собственную свадьбу и слышит голос Изуны:       Учихи — неуправляемая стихия. Любовь — и спасенье, и смерть. Позаботься о нём. В одиночку не справится. Стань катаной…       И в отличие от Обито, Хината понимает, что Изуна пытался донести до неё. Катана — смертоносное оружие, отнимающая жизни, но дарующая красоту и чувство защищённости. Для воина — союзник, опора и шанс. Рукоять, гарда, лезвие и ножны — неотъемлемые составляющие, и в висках Обито стучит решительное:       Стану ими… ею.       И снова праздник, снова Обито смотрит на себя. Хината не мешкая встревает в одностороннюю беседу, осторожно обнимает его и, пригвоздив Рин активированным бьякуганом, шуншином покидает маленький двор семейства Ширануи. Она не обращает внимания на изумление Рин, реакцию Генмы и Какаши. Ей нет до них дела. Забота Хинаты — Обито, что не в силах покинуть зону комфорта — тьму.       Гендзюцу слетает, и нет больше ни Рин, ни обещаний. Хината выбивает мысли, боль и сожаления. Вытесняет пустоту из груди, туман из головы. Обито отчётливо понимает, где и с кем, и сердце не противится.       Помоги… Помоги забыть и отпустить.       И Хината помогает. Сегодня, завтра, изо дня в день. Вниманием, заботой и лаской. Не оставляет одного, не позволяет уйти в себя, вновь провалиться в бездну. Он живёт лишь ею, отними то единственное, что удерживает на плаву — сломается и увязнет во тьме. Этого Обито боится больше всего. Что потеряв опору, станет марионеткой шарингана. Ненависть, злость, боль и отчаяние — чувства, с которыми Учихе не совладать.       В один из вечеров Обито возвращается домой чуть раньше, и ужас охватывает с головы до пят. Хината на полу, в крови, бледная и холодная. Он теряется, едва справляется с паникой. Камуи, госпиталь, Шизуне, и белые стены коридора на протяжении нескольких часов, а после — палата, капельницы и восстанавливающие печати. Обито не спрашивает причину у ирьёнинов — знает. С первых минут брака знал, что риск велик, но плевал с головы Первого вплоть до Четвёртого. Хината нужна была для ширмы — ширмой и являлась. Но всё меняется, изменилось и его отношение к супруге.       Шизуне крутится у койки, сверяется с данными. Обито сидит в шаге от изголовья, и страх ознобом пробирается под кожу. Холодно — трясёт.       — Хината сильная — справилась.       Справится? Она едва не погибла. Он снова мог остаться один. Без поддержки и внимания. Кому он нужен, кроме Хинаты? Никому. Рин отказалась, живёт своей жизнью. Обито каждой клеткой ощущает, насколько противна ей правая сторона его лица — изуродованная, практически атрофированная. Избегает, прячет глаза, неохотно перекидывается короткими фразами. Ведёт себя так, будто задели её чувства, оскорбили. Хината напротив — тянется к изувеченному телу, целует истерзанную половину. Каждое утро её пальцы посредством чакры вдыхают жизнь в перекошенное лицо, снимают боль и дарят свободу скованным мышцам. Стоит ли подвергать супругу опасности ради неизвестности? Ответ очевиден.       — Рановато, конечно, но хочу быть первой… поздравляю.       Обито дёргается от последнего слова. Расфокусированный взгляд ищет подтверждения самым смелым мыслям.       — Ну и ну. Ты же не думал…       Думал. Он, чёрт возьми, не просто думал — не сомневался. Кровь, много крови и мертвенная бледность.       — У гражданских был бы выкидыш, но Хината — шиноби. Она перенаправила всю чакру на сохранение плода. Уникальная способность клана Хьюга, но и она имеет слабости. Уязвимость перед сторонней чакрой.       Обито посмотрел на Хинату. Сильная, решительная и смелая. Она сделала всё, чтобы защитить его часть в себе. До предела напряжённое тело расслабилось, и тихий смешок заполнил палату. Рад ли? Не знает, но облегчение чувствует, определённо. Поздравляю, да?       — Спасибо.       Мудрецы говорят:       Беда не приходит одна.       Мудрецы уверяют:       Побитые псы зализывают друг другу раны.       Обито не задумывался над столь образными выражениями, но столкнувшись лицом к лицу с самим собой, прочувствовал и осознал каждое слово. Хината… Свадьба Наруто, приглашение и серые плиты Камуи за миг до клятвы. Тишина, разбавляемая всхлипами, и его губы на влажных веках. Они знали, что так будет — оба, готовились, думали, что всё по плечу — заблуждались. Есть несколько вещей, к которым не подготовится: смерть и насмешки судьбы. Всё это время Хината служила ему опорой, пришло время возвращать долги.       Любовь?       Нет.       Симпатия?       Возможно.       Уважение?       Не иначе.       Время идёт, и страх отпускает. Он не один, рядом супруга и ещё не рождённый малыш, не плод, как принято говорить в первые месяцы беременности — малыш. Обито мчится сквозь песчаные бури только бы успеть к сроку. Он знает, Хината родит мальчонку, уверен. Даже сейчас чувствует его силу, чакру, мощную — пылающую и бушующую — Огонь и Ветер — отличное сочетание и удивительно редкое.       На границе двух стран Обито сталкивается с подозрительным существом. Абсолютно чёрный силуэт с круглыми просветами вместо глаз, и чакра взвыв, меняет — полярность ли, быть может, суть — не это важно. Мир трещит по швам, раскалывается. Что он делает, а главное — где и зачем?       Всё та же местность, те же воспоминания, но с весомыми поправками, и нет ни чувств, ни желаний, разве что — создать иллюзию, в которой его Рин будет жить… с ним.       Силуэт Куро Зецу растворяется, и до Обито доходит — помог, будучи снаружи, вне зоны техники, смог пробудить ото сна.       Обито возвращается в Коноху. Видит то, чего быть не должно. Мираж, гендзюцу, что угодно, но отнюдь не реальность. Всё, что движется, дышит и говорит — ничто. Здесь той страшной войны — третьей — не было, не было ни атаки девятихвостого, ни резни Учих. Здесь нет ничего из его прошлого и настоящего. Чакра Зецу встряхнула, вернула воспоминания, как именно — разберётся позже. Важнее, что в своём уме, и понимает — ловушка, в которую угодил по собственной тупости и неосторожности — выбраться, во что бы то ни стало.       — Обито! Ты ещё здесь?! — голос Какаши режет слух.       Не Какаши — подделка. Настоящий уверен, Учиха Обито мёртв. А значит… Обито разрывает тело Какаши с помощью Камуи до того, как он успевает приблизиться. В глазах застывшее непонимание. Следом у ног тела Асумы, Гая, Куренай и постовых — имён не помнит, знает, что в поприще шиноби настоящие олухи.       Чем дальше вглубь он продвигается, тем отчётливее кровавый след. Вся Коноха против него, так и должно быть, ведь Обито намерен уничтожить не только технику, он намерен стереть с лица земли существующий мир — несправедливый и порочный, создать копию, в которой не будет ни боли, ни смерти, где будет править порядок, где любовь и свет вытеснят страдания и тьму.       — Обито…       А вот и его жёнушка. Огромный живот уродует ещё больше. Обито смеётся, оно и понятно. Он помнит, как нуждался в ней, помнит, как боялся потерять. Как мчался с миссии домой, только бы успеть к родам. Имбицилы. Если создатели техники хотели удержать его в плену чуть дольше, следовало копать глубже. Лишь Рин способна повлиять на Учиху Обито. Она — его слабость.       Два лезвия вонзаются в плоть, и безобразное тело глухо падает на землю. Кунай в сердце, катана — её подарок — в животе по рукоять. Обито морщится, брезгливо перешагивает труп и взглядом встречается с Рин.       — Ты…       И время, будто остановилось. Ни звуков, ни движений. В глазах Рин ужас, презрение и ненависть. Она не простит — гулко стучит в висках. Что говорить, как оправдываться?       — Как ты мог?..       Обито почти не дышит, ритм сердце замедляется. Больно. Не смотри так, не надо.       — Ты не человек… Животное, чудовище! Ты омерзителен!       Обито замирает, осознание — коликами в пересохшей глотке и невыносимым гулом в перепонках. Его Рин… Его Рин никогда бы так не сказала, не смотрела с укором и не винила за случайные смерти. Но воспоминания твердят обратное, подкидывают эпизоды, в которых она смотрела строго, говорила чётко и упрекала за то, что прятал от неё — ирьёнина — раны. Как бы она поступила, если бы видела, чем живёт и что собирается сделать? Ему никогда не узнать, ведь она мертва.       — Ты не Рин.       И Огненный Шар охватывает тело фальшивки.       Коноха опустела, утонула в месиве из крови и разорванных трупов, но каких-либо изменений не последовало. Обито напрягся. Почему техника не развеивается? Неужели он допустил ошибку? Его слабость — Рин, и, заставив себя убить самое дорогое, он должен был обрести билет на свободу, сбросить оковы с тела. Или загвоздка в четвёрке Основателей, которых в Конохе не оказалось?       Едва Обито периферией улавливает движение, как Райкири дробит позвоночник и, перемолов органы, вырывается из грудины.       — А ведь тебе почти удалось.       Не может быть. Обито хрипит, давясь собственной кровью. Райкири оглушает, слепит. Ненавистная техника Какаши. Как? Ведь предрасположенности к Стихии Молнии нет!       — Хи-ната…       Обито зашёлся кашлем, когда рубанули наискось. Кровь из ран хлынула фонтаном, оторванная рука отлетела, шмякнулась у ног атаковавшего. Обито рухнул на землю. Взгляд скользнул по окровавленному кимоно, что в двух шагах напротив. Он убил её, вогнав кунай в сердце, катану — в живот, но она вопреки всему жива. Никто не выжил, не воскрес. Почему она? Живот… Его нет.       — Я не Хината.       Обито не видит её лица, лишь слышит голос. Но… если не Хината, то кто? Чакра, печать, гендзюцу?       — … оглянись и скажи — что ты видишь?       Омытую кровью Коноху. Обито ладонью накрыл разорванную грудину, сосредотачиваясь на эпизодах прожитых лет. Су-ука… Как так-то? Ему не выжить, не сбежать — увы, упустил свой шанс. А ведь он был, но смотрел не туда. Не смог понять, распознать. За то время, что он пробыл в технике, видел лишь одну фазу луны. Обито усмехнулся сквозь слёзы и хрипы. Подсказка маячила перед глазами. Его пленил белый полумесяц, полнолуние должно было освободить.       — Не верно. Нет никакого полумесяца, нет и луны, есть только чакра, печать и кромешная тьма, краски и образы добавил ты. Рин, Какаши, Коноха. Ты продумал каждую деталь, сформулировал каждую мысль, даже боль.       Щелчок, и картина слетела точно хлипкие постройки в ураган. Ни селения, ни трупов, не осталось ничего. Он коротал время во мраке. Ирония. Собственное сознание загнало в ловушку, и шаринган не помог — был лишь помехой. Сыграл на руку технике, накладывая иллюзии друг на друга.       — И снова не верно. Шаринган не причём.       Самообман?..       Игры разума?       Подсознание?       Выходит, техника Узумаки закручена на слабостях? Но ему не нужна ни Хината, ни Какаши, ни даже Коноха — Рин, и никто другой.       — Уверен? Если так, то почему не Рин?       Не знает, не понимает. Во снах и наяву все его мысли только о Рин.       — Не в ней нуждался — в людях, что смогли бы помочь справиться с утратой и скорбью, в месте, которое смог бы назвать домом.       Нет. Не так. Он знает о себе всё — цели, желания, стремления…       — Артачься сколько влезет. Твоя картина мира больше, чем показатель.       Его картина мира? Бред, но кому есть дело до техники, когда в запасе жалкие мгновения?       — Открою секрет. Мои создатели Учихи. А кому, как не носителям шарингана знать, какая часть башки у вас двинута сильнее, где спрятано и как подобрать ключи.       Тандем, значит? Неважно насколько ничтожны или важны мысли, знания и обрывки воспоминаний — техника найдёт едва уловимые отголоски, достроит, заполнит, обработает, и воплотит то, в чём, по её мнению, отчаянно нуждаешься. Учихи создали алгоритм воздействия на уязвимые участки мозга пленённых, Узумаки мощный фундамент из концентрированной чакры и печати.       Голос сказал, что ему почти удалось? Наглая ложь. Приговорили, как только угодил в ловушку. Он не обладает интеллектом Какаши, потому ликвидировать угрозу в зародыше не смог, не имеет мощи и стойкости Мадары, чтобы грубой силой разорвать оковы, волей оттеснить всё лишнее.       — Странно, что зачастую Учихи сами не знают, чего в действительности хотят.       Так чего он хотел, к чему стремился? Уже не уверен. Он даже не знает, с кем говорит, и говорит ли вообще. Взвыть бы, да не может. Кровь заполняет лёгкие, медленно подступает к глотке. Захлёбываться, чувствовать все оттенки боли, видеть, как силуэт Хинаты растворяется, постепенно сливаясь с пустотой, и с ужасом понимать, что перед глазами всё тот же отблеск серебра да налёт пепла.       Как же глупо… его смерть. Ничего не достигнув…       … сгинуть…       … в тем-но-те…