Последний круг - Земля

В темной комнате, нарушая тишину, слышался шорох снимаемой одежды и слабый скрип кровати. — Филипп, пожалуйста, — умолял Теодор, сжимая плечи парня. — Минутку, — ответил тот хриплым шепотом. — Ты слишком сильно упакован. Он тихо рассмеялся юноше на ухо, а Тео весь покрылся мурашками от чужого дыхания. Одеяло уже скинули на пол к вороху снятого тряпья, и на постели обнаженный Филипп устраивался между ног послушника. — Прошу… — шептал Тео, водя ладонями по горячей коже наемника. — Ты весь пылаешь, — тихо заметил Фил, и голос его звучал мягко, словно успокаивая. — Какие оправдания у тебя будут перед Отцом нашим? Мы предаемся греху. — Плоть слаба, — выдохнул послушник, утыкаясь носом в чужую шею и обвивая ее руками. — Отец простит меня. — Простит? — спросил парень, покрывая юношу поцелуями, от которых тот поджимал пальцы на ногах. — Ты оступился, Теодор. Нарушил священный обет и предал нашего Господа. — Предал?.. — Ошеломленный Тео поднял голову. — Да, Теодор, — елейно продолжал Филипп, лаская юное тело, которое с радостью отзывалось на эти прикосновения. — Ты поддался низменным желаниям, и Бог отвернется от тебя. Ты пал. — Нет! — вскрикнул послушник, но пошевелиться был не в силах. Тело не слушалось и продолжало грешить. — Ты будешь гореть в аду. Никогда тебе больше не увидеть света, жалкий грешник, — рассмеялся Филипп, вместо очередного поцелуя вгрызаясь в юношескую плоть. Тео закричал от боли, со слезами на глазах наблюдая, как из головы парня начинают расти рога. Его зубы, с которых капала кровь, стали длинными и острыми. Глаза сверкали огнем преисподней, и юноша понял, что лежит в постели с дьяволом. От ужаса он закричал еще громче, а дьявол с рокочущим смехом принялся поедать начатую душу, сжимая жертву в огромных лапах. Теодор распахнул глаза и шумно выдохнул. Вокруг было темно и тихо. Тело не болело, никто его не пожирал. Все это оказалось страшным сном. Юноша уже хотел успокоиться, но тут осознал, что чьи-то руки его сжимают. В ужасе он отпрянул к стене, сбрасывая их с себя и учащенно дыша. Человек, лежавший напротив него, пошевелился и недовольно поморщился. Теодор узнал Филиппа и вспомнил вчерашний вечер. Точно, они в общежитии и все хорошо. Относительно, конечно, но никаких чудовищ из сна рядом не было, и Тео облегченно выдохнул. Однако на смену одному страху пришел другой — на наемнике не было одежды. Он в постели с обнаженным мужчиной в реальности! Филипп сонно посмотрел на браслет. Сенсорный циферблат сверкнул в его глазах и показал время. — Твою мать, ещё целый час спать. Чего подскочил? Давай спи дальше, — проворчал он, прикрывая глаза и шарясь рядом, чтобы подтянуть юношу к себе. Тот же упёрся спиной в стену и с округлившимися глазами отпихивал чужие руки. — Хватит барахтаться, — разозлился парень. — Если ты думаешь, что я тебе что-то сделаю, то поздно переживаешь. Хотел бы — уже сделал. Началась тихая борьба. Юноша изворачивался, чтобы не попасться парню в руки, чем только раздражал его. — Так нельзя! — В ужасе лепетал Тео, чуть не плача. — Не делай вид, будто не знал, что я буду спать рядом. — Но не обнаженным! — Кончай базарить и веди себя тихо. — Филипп сгреб Теодора в охапку и прижал к себе так, что нос послушника уткнулся в мужскую грудь. Дрожащие ладони упёрлись в твердый живот, пока чужие руки обвивали его, как игрушку, с которой дети засыпают по ночам. Тео умолк, боясь пошевелиться. Его окутал мужской запах, терпкий, отдающий табаком и древесными духами. Сердце заходилось как ненормальное, особенно после странного сна. Филипп очень скоро засопел, зарывшись носом в черные кудри. Мышцы на его руках постепенно расслабились, и Тео смог немного отодвинуться. Подняв голову, он увидел лицо парня, безмятежное, как будто он никогда не угрожал людям пистолетом и не превращался в того яростного и холодного монстра, которого Теодор видел вчера. И ничего дьявольского в нем не было. Можно было успокоиться. Взгляд юноши скользнул ниже, и в полутьме он смог разглядеть привыкшими глазами очертания его шеи, мышц на руках. И множество татуировок. Замысловатыми механизмами они растеклись по всему открытому телу, и очень трудно было разглядеть хоть одно свободное от рисунков место. Присмотревшись к плечу, юноша заметил странные неровности на коже. Линии механизмов будто делали ямки, которые при лунном свете из окна поблескивали, в отличие от самой кожи и татуировок. Это шрамы, внезапно понял Теодор. Пальцы робко двинулись по животу, отмечая подушечками рельеф и мелкие рубцы. Как их много. На боку были отметины побольше, и послушник невольно отдёрнул руку. Сердце пропустило удар. Он вспомнил, как во сне наслаждался его прикосновениями. Нет, зажмурился послушник, это дьявол искушает и пускает греховные мысли в голову. Тео беззвучно начал шептать молитву, но его ладони так и остались на своем месте. «Плоть слаба, — думал он, повторяя фразу из сна. — Значит, и я слаб. Он грешник, взявший меня в плен. Бог со мной и защитит своего раба. Отче, помоги мне. Дай сил справиться с испытанием, что ниспослано мне. Ты не зря послал мне этот сон. Укажи правильный путь». Но тут Филипп слегка сжал юношу во сне, вновь придвигая его к себе вплотную. Теодор густо покраснел, и все божьи помыслы вмиг вылетели из головы. Его обнимал молодой мужчина, наполовину раздетый и источающий грешную ауру. Настолько грешную, что послушнику казалось, будто ею можно было заразиться и пасть прямо тут. Откровенные фантазии настойчивым червем прогрызали барьер святости внутри Теодора. А что будет, если он прижмется ближе? Просто прижмется и снова вдохнет эту соблазнительную смесь запахов. Просто проведет носом по мускулистой груди, убеждаясь, что невинность давно не обитает на этом теле. А если позволит своим ладоням гладить живот грешного мужчины и дальше? Он такой жилистый, и кожа как из бархата. Теодор в эти минуты был увлечен лишь этими размышлениями, питая благоговейный страх перед обетами и не решаясь ни на одну из мыслей. О том, что этот же человек представляет для него опасность, утренняя нега заставила не думать. Лишь о его привлекательности. Теодор, как и любой молодой послушник, испытывал по утрам неуместные в его вере подъемы греховных желаний. Но в такие моменты он всегда просыпался один и успешно боролся с ними, однако сейчас наличие в его невинной постели мужчины, который его к тому же держал в объятиях, помутили юный разум. Пульс подскочил, щеки алели ярким пламенем, а дыхание сбилось. Тео украдкой, как преступник, жадно разглядывал Филиппа, цепляясь за каждую деталь. Он поймал себя на мысли, что желает и сам быть без льняной рубашки, смявшейся после беспокойной ночи, лишь бы почувствовать своей кожей чужую. Как во сне. Юноша прижался лбом к мужской груди и прикрыл глаза, прислушиваясь к спокойному сердцебиению Филиппа. Как же все поменялось за неполные сутки. Тео никогда бы не узнал, что ещё существуют женщины, что его могут похитить и угрожать жизни за раскрытие чужой тайны. И что вот так он будет лежать со своим похитителем и тайно желать его. Послушник с ужасом и наслаждением заметил, как кровь прилила не только к щекам. Инстинктивное желание прижаться к парню ближе стало ещё ярче, но воспоминания о дьяволе не совсем изгладились из памяти, и юноша пролежал так в мучениях со своей совестью вплоть до будильника. Ближе к рассвету наушник Филиппа ожил. Теодор вздрогнул и поднял голову, не понимая, откуда играет тихая музыка. Браслет на чужой руке тоже вибрировал — юноша ощутил это спиной. Наемник зашевелился, выключая будильник, и, не открывая глаз, потянулся, широко зевая и переворачиваясь на спину. Теодор завороженно рассматривал его тело при первых утренних лучах, вжатый в стену из-за узкой кровати. — Когда-нибудь я высплюсь в этой жизни, — пробормотал парень, медленно садясь и свешивая ноги на пол. Взъерошив спутавшиеся волосы, он сонно глянул на браслет и принялся неспешно тыкаться в нем. Притихший Тео предпочел пока не подавать признаков жизни и тайком рассматривал мужскую спину. Между лопаток были самые густые скопления вытатуированных механизмов, а крупные борозды красноречиво блестели на свету. Откуда у Филиппа такие раны? Юноша думал, что будет бояться наемника еще больше, но, что удивительно, этот израненный в прошлом парень вызвал у него сострадание. Филиппу причинили много боли, и Тео теперь испытывал желание утешить его. Возможно, поэтому он такой, и юному священнослужителю захотелось обнять его в порыве искреннего милосердия. «Он был лишен правильного пути, — думал Тео, — и я смогу ему помочь». Утреннее желание отступало медленно, и перед божьим днем послушник хотел урвать крохи ночных сновидений, связанных с мужчиной перед ним. Чувства стыда, страха перед похитителем, желания и нежности боролись в нем. Он еще не понимал, что надкусил запретное яблоко, и яд его теперь проник в вены. — Собирайся, — хрипло произнес Филипп, все еще копошась в сенсорном экране. — Поедим уже на месте. Надо поскорее со всем разобраться. — Угу, — промычал юноша, не двигаясь с места. Наемник отключил браслет и потер лицо ладонями, шумно выдыхая. — Ты чего посреди ночи проснулся? — Он повернулся к Тео и увидел, как тот натянул одеяло до подбородка и во все глаза смотрел на него. — Что? Послушник помотал головой, опуская глаза. — Просто сон, — тихо ответил он, со стыдом понимая, что краснеет. — Страшный? Голос Филиппа звучал без издевки. Теодор посмотрел на него и увидел совсем другого человека. У этого на лице не было насмешки или презрения, лишь беспокойство. — Ну… — Тео даже не знал, что ответить, растерявшись. — Мне снилось, что я нарушил свои обеты. Парень мгновенно сменил выражение лица, расплывшись в лукавой улыбке. — Это ты про те обеты, которые запрещают спать с мужчиной? Юноша кивнул, сгорая от стыда. — Ха, — рассмеялся Филипп, отворачиваясь и поднимая свою одежду с пола. — А чем же мы ночью занимались? Разве не спали? — Но мы не прелюбодействовали! — Послушник осмелился возмутиться, выныривая из-под одеяла. — И очень жаль! — парировал парень, вставая с кровати. — Но вы сами сказали, что если бы захотели, то сделали бы, — логично заметил Тео, забывая с кем спорит. — Вы ничего не сделали, значит, не хотели. А сейчас говорите, что жалеете об этом. Вы себе противоречите. Филипп обернулся, поправляя на себе одежду. — Чем ты недоволен, мой невинный Теодор? Тем, что до сих пор невинный, а не просто Теодор? — На его лице появилась привычная издевательская ухмылка. — Может забрать тебя сегодня к себе и исправить это? Что думаешь? Тео промолчал, отводя взгляд в сторону. — Тебе ведь понравилось спать со мной в обнимку? — продолжал наемник, садясь обратно на кровать. Юноша боязливо прижался к стене, замотав головой. — Твои сны сами за тебя все сказали, так что прекрати лгать. В твоем возрасте нормально хотеть секса, балда ты верующая. Лучше бы придирался так к логике своего божка. — Филипп неожиданно хлопнул по постели. — Так, все! Поднимай свой зад и иди собираться. Наворковаться мы с тобой успеем. Через десять минут чтоб был в машине. В салоне автомобиля стояла гробовая тишина. Теодор теребил края рубашки и сосредоточенно смотрел в окно, боясь повернуться к водителю хоть на миллиметр. Филипп расслабленно вел машину по пустынной дороге, изредка зевая и не обращая на пассажира никакого внимания. Его голова была забита навалившейся проблемой. С отслеживанием он все просчитал: мальчишка в картах своих аббатов еще спокойно дрыхнет в общежитии, и у Баюна есть в запасе пара часов. Он завезет послушника в церковь и поедет домой составлять новый план набега. Вся эта ситуация с непутевым любознайкой окончательно убедила Филиппа, что пора завязывать с темными делишками и перебраться куда-нибудь подальше, но при этом по максимуму обезопасив себя от гондольеров. Шаг рискованный, особенно на фоне недавних событий, которые добавили немало стресса. Филиппу было плевать, если бы с ним что-то случилось, ведь об Алисе всегда сможет позаботиться Джек, но тут опасность была пострашнее — Алиса растет, и лучше заранее обустроиться где-то в глуши, чем впопыхах решать проблемы с переездом, когда девочка станет значительно отличаться от бесполого ребенка. В голове внезапно возник образ матери. Она была безумно красивой, спокойной, ласковой. Он очень часто засыпал с ней, пока его отец пропадал на работе. По правде, он был редким явлением в их доме, но вот мать была с мальчиком всегда, но только в пределах квартиры. Она вообще никогда не выходила из дома, и мальчик всегда гулял либо один, либо с Джеком, приятелем отца. Особенно врезались в память вечера, когда мать рассказывала ему библейские притчи. Это странно, но она была верующей. Только другой, и бог у нее тоже был другим, более милосердным. В мире нового бога для нее не было места. Филипп сжал руль, прибавив газу. Тео испуганно посмотрел на него, вжатый инерцией в сидение, но так ничего и не сказал. Здравый смысл подсказывал, что сейчас лучше не нарываться, потому что вместо шуточек можно услышать угрозы. Они уже выехали из родного Дишансе, района студентов, послушников, церквей и университетов с их скудными кафешками и невзрачными домами. Центр, соединяющий все ветви дорог из разных районов, уже начинал свою жизнь. Черные, иначе обычные разнорабочие в угольной униформе и черными браслетами на руках, убирали мостовые, чистили остановочные комплексы, вывозили мусор. Каждый раз при взгляде на этих бедняг, сердце Тео обливалось кровью. Все они были преступниками, отрабатывающими свой срок самой паршивой работой, за которую им и не платили даже. Эти люди оступились и несут свое наказание. Юноша, как истинный приверженец своей веры, искренне жалел всех раскаявшихся грешников и испытывал боль при мысли, что не может облегчить их страдания. Рассветные лучи скрылись за небоскребами, а через несколько минут машина мчалась мимо закрытых магазинов и пустых скверов. Неоновые вывески постепенно убывали, на тротуарах стали появляться редкие люди, выходящие из еще открытых баров. Филипп сбавил скорость. Показались первые проститутки, вечные обитатели Юнити-Стейшн. На светофоре автомобиль остановился. Тео боязливо оглядывал незнакомый ему район и присматривался к людям, курящим напротив выхода из здания с вывеской «Дип Парадиз». На одном из мужчин вис пьяный паренек, смеясь и прерывая свои приставания к нему глотками из темной бутылки. Одет он был очень откровенно, и Теодор отвел глаза. — Первый раз видишь шлюху? — прервал долгое молчание Филипп. Послушник повернулся и увидел, что тот смотрит на паренька. — Им нравится быть такими? — тихо спросил юноша, возвращаясь взглядом к компании. — Кому-то — да, а кто-то просто застрял в этом болоте, — ответил наемник, трогаясь с места. И они вновь замолчали. Машина начала петлять по узким дорогам, уходя вглубь района. Мимо проносились обшарпанные дома, грязные забегаловки, кабаки с редкими посетителями, пьяные компании на парковках. Все чаще попадались бордели. Возле одного такого с названием «Ля Фэдэз» они и остановились. — Вылезай, — бросил Фил, глуша мотор. — И ни слова чтоб от тебя не слышал. Притихший Теодор кивнул и выбрался из автомобиля. Солнце уже вышло из-за горизонта, но на часах еще было очень раннее утро. В окнах света не было, у входа, закинув ноги на мусорный бак, сидел неприятного вида охранник и курил. Увидев наемника, он слабо кивнул. Внутри было темно. Они оказались в просторном холле с огромными диванами. Стояла сонная тишина, и юноша осторожно шел за парнем, который чувствовал себя так, будто был дома. Он по-хозяйски прошел через комнату и свернул в небольшой коридор с множеством дверей. Пройдя практически до конца, он постучал кулаком в последнюю. — Марсель, это я. Просыпайся. По ту сторону сначала ничего не было слышно, но после еще пары гулких ударов раздалось ворчание и тяжелое шарканье. Щелкнул замок, и на пороге перед ними показался сутулый мужчина с копной светлых нечесанных волос. Он поправил очки на носу и широко зевнул. На вид ему было примерно столько же, сколько и Джеку, разве что тот выглядел гораздо сильнее. — Заходите, — буркнул он, впуская гостей в комнату. В нос сразу ударил запах машинного масла, дешевого вина и сигарет. Внутри было странное сочетание беспорядка в бытовых вещах и идеальное состояние технических приборов, занимавших большую часть помещения. Куча книг, аккуратно сложенных стопочками возле рабочего стола, закрывала бутылки, валявшиеся под неубранной кроватью. Переполненная пепельница стояла на отдельном столе вместе с остатками ужина, а грязные шторы скрывали всю видимую пыль полумраком. — Давно не захаживал, Баюн. Ко мне, по крайней мере, — крякнул Марсель, падая на свободный стул и доставая сигарету из пачки. — Что за срочное дельце такое? — Нужна «Тортуга» этому пацану, — без вступлений начал парень, подталкивая Тео вперед. — Сделать как можно быстрее. — «Тортуга»? — протянул мужчина, затягиваясь и откидываясь на спинку стула. — Чем ты его так разозлил, мальчонка? Не дал, что ли? Он хрипло рассмеялся, цинично оглядывая юношу. Тот послушно молчал, изучая деревянный пол под ногами. — Это не твое дело, старик, — отрезал Филипп. - Заплачу, сколько надо, только начни сейчас. Я тороплюсь. — Ты кого ко мне притащил вообще? — посмотрел на него Марсель из-за дымовой завесы. Тео почувствовал, как першит в горле. — Мелюзга из церкви. Из-за него могут быть проблемы. Нахрена ему «Тортуга», если чип даже не удален. Вон ручки как светятся, аж под одеждой видно. — Чип тоже уберешь, но позже. Сейчас безопаснее оставить его. Садись. — Последнее Баюн сказал уже Теодору, указывая на стул. Тот сел. — Давай без лишних расспросов. Сколько должен? Марсель задумчиво стряхнул с сигареты пепел. Послушник искоса взглянул на парня. Тот открыл меню своего браслета и что-то набирал в нем. — Пятьсот, — изрек, наконец, Марсель, вновь поднося сигарету к потрескавшимся губам. — Понял. — Филипп нажал что-то еще и после отключил сенсор. — Дерешь неплохо, конечно. — Бизнес, малыш, — пожал плечами мужчина. — Пользуюсь положением как могу. У меня есть только руки и мозги, на это спрос поменьше, чем на жопастых в этом куске дерьма «Ля хрен запомни как». — Кстати о них. Шарль у себя? — Где ж еще ему быть. Вспоминает про тебя. Соскучился, поди. — Марсель затушил сигарету. — Иди к нему, не маячь перед глазами, а я пацаном займусь. — Только поаккуратней с ним. Душонка нежная. — Филипп направился к выходу. — Не волнуйся, не обижу мелкого, — ответил вдогонку мужчина, поднимаясь со стула. Баюн кивнул и вышел из комнаты. Пройдя обратно в гостиную, парень завернул на лестницу и поднялся на второй этаж. По пути он встретил подростка в одних только кружевных шортах. Татуировка в виде осьминога красовалась на его груди, щупальцами обвивая проколотые соски. Паренек сонно улыбнулся наемнику. Тот проводил его взглядом, смутно вспоминая, что видел такую татуировку совсем недавно. Шарль нежился в рассветных лучах, лежа на шелковой постели. Густые каштановые волосы были разбросаны по подушке, а безмятежное выражение на смазливом личике говорило о том, что он наслаждался долгожданным отдыхом. Тихий стук в дверь заставил его открыть глаза и приподняться на локте. Увидев гостя, он радостно соскочил с кровати и в одном легком халате бросился в объятия парня. — Баюн, милый, — проворковал Шарль, прижимаясь к нему всем телом. — Что за восхитительный сюрприз! Я уж думал, ты совсем забыл про бедного Шарля. Каков негодник, вы посмотрите. Филипп подхватил стройного юношу на руки и лучезарно улыбнулся ему. — Ты же понимаешь, я человек занятой, поэтому долго не заходил. Прости меня. — Ах, Баюн, прекрасно знаешь, что я тебя всегда прощаю, стоит тебе состроить невинную моську. Но не оставляй меня одного на такой большой срок. Ведь я как цветок — увядаю без солнца. — Шарль довольно зарылся пальцами в темные волосы, притягивая лицо парня к своему и обхватывая его бедра ногами. — Вот я и пришел, чтобы согреть свой чудесный цветок, — промурлыкал наемник, неся юношу обратно в постель, пока тот радостно стаскивал куртку с мужских плеч. В это время Теодор сидел в темной каморке с полуспущенной рубашкой и дрожал от страха. Ему сказали оголить шею и половину спины, смазали мазью и приказали ждать, пока будут подготавливать оборудование. Он терялся в догадках, что с ним будут делать, но, судя по этому месту, явно ничего хорошего. Зажмурившись, он беззвучно молился, прося у Бога помощи. — Да не трясись так, — прокряхтел Марсель, копошась на своем рабочем столе с очередной сигаретой в зубах. — Больно не будет. Послушник недоверчиво покосился на техника. — Правда? — Правда, правда. Только не ной. Хочешь для храбрости хлебнуть винца? — Мужчина указал в сторону батареи бутылок. Тео решительно отказался. — Зря. Вкусное, зараза. Он снова замолчал и продолжил заниматься своим делом. Юноша боязливо повел плечами, но вдруг ощутил, что почти ничего не чувствует. От шока он тихо вскрикнул. — Что с моей спиной? — А, уже действует, — одобрительно кивнул Марсель. — Сейчас начнем тогда. — Что начнем? Что вы будете делать?! — Не шуми тут, а то прихлопну и скажу, что так и было. Тео утих, но беспокоиться не перестал. — Умоляю, скажите, что вы будете делать? Что такое «Тортуга»? — «Тортуга» — это маленькая капсула со взрывчатым веществом. Мы ее тебе вживим в шею, а хвост от нее будет под кожей над позвоночником. В старых фильмах про пиратов был такой порт Тортуга. Поистине бомбическое место. — Марсель засмеялся, но смех его был скорее похож на кашель. Повернувшись с подносом, на котором были инструменты, он увидел белое лицо юноши. — Бедолага, перепугался как! Не боись, она на дистанционном управлении и взорвется, если только нажать кнопку на браслете. Мда уж, не угодил ты нашему красавчику, раз он решил мою малютку тебе вставить. Теодор окаменел, слушая все это, пока техник заканчивал подготовку. Вот они, те самые гарантии, что он будет вести себя хорошо. Все недавние хорошие и откровенные мысли насчет Филиппа померкли перед ужасом от осознания, что его жизнь теперь висит на волоске. Только сейчас он осознал по-настоящему, что это все не шутки и что смерть будет ходить вместе с ним. Одно неверное слово или действие — он труп. Бессмысленно теперь даже думать о каком-либо побеге. — Что ж он тебя такого пугливого притащил сюда, — продолжал Марсель, дезинфицируя скальпель. — Видать, прямо со службы умыкнул. Мордашка у тебя смазливая. Небось, потом почаще с тобой будем видеться, когда Баюн закончит свои делишки насчет тебя. К Шарлю спихнет стопудов. — Что вы имеете в виду? — бесцветно пробормотал Теодор. — Будешь тут работать под крылышком нашей главной шлюшки, с которой Баюн сейчас трахается. Клиентов будет много, любят экзотику, а ты, считай, падший ангел, так сказать. Марсель прокряхтел, довольный своей шуткой, и сделал первый надрез. Но Теодор ничего не почувствовал.