Предложение

Они переехали почти сразу. И не сговариваясь. Страшные, так и не объясненные научными кругами события сделали из них мучеников, которых были согласны принять ближайшие научные университеты. Дэн, сам не заметив как, вжился в роль несчастного, у которого погибла невеста. Ему приносили печенье медсестры и ободряюще хлопали по плечам профессора и лаборанты. Печенье Дэн не ел, а потому просто бросал вскрытые упаковки в сумку, а потом высыпал в вазочку на кухонном столе обломки. Герберт все равно никогда не смотрел на то, что он ел. Если вообще ел. И Мэг не смотрела. Теперь. Они провезли ее в багажнике старенького, взятого в прокат седана. Герберт в тот день был особенно позитивен, так как смог синтезировать препарат, усыпляющий тех, кого он оживил — потому что стандартные варианты на них не действовали. Из радио сквозь шипение доносилась Papa Don't Preach, и сидевший за рулем Дэн даже поначалу обеспокоился странными звуками, которые начал издавать сидевший рядом Герберт. Но когда Дэн взглянул на товарища, то с изумлением понял, что тот вроде как напевает. Точней поскрипывает в такт песни и даже подергивает головой, словно у него начинается приступ. В своем на полразмера больше костюме он казался особенно тщедушным, и шарф плохо скрывал следы от недавнего удушения кишечником Хилла. Стоило только сделать резкое движение, и Уэст вылетит из машины ко всем чертям прямо на полном ходу. Его размажет о ближайшее дерево, разлетятся на осколки стекла очков. Он больше никогда не улыбнется своей пугающей улыбкой, не попытается жестоко пошутить, не начнет требовать от Дэна стать ему помощником в его безумствах. Что может быть проще? Спустя двенадцать миль пришлось заехать на заправку, и Дэн вспомнил, что они даже не позавтракали. Уэст на своем сиденье что-то торопливо записывал, расположив бумаги на медицинском чемоданчике, который держал на коленях. Ветер норовил разметать бумаги по салону, очки Уэста сползали на кончик носа, и он поправлял их нервным нелепым движением. Дэн молча открыл дверцу с его стороны и сунул ему под нос сэндвич в промасленной упаковке, предварительно разорвав пакет, потому что предыдущий сэндвич Герберт, не глядя, пытался съесть вместе с пакетом. У него явно наметился какой-то очередной научный прорыв. Дэн не хотел знать подробностей и делал вид, что просто вел машину. Просто вел машину. Спустя еще семнадцать миль из багажника послышались неравномерные удары, и им пришлось съехать в перелесок, чтобы сделать Мэг еще один укол. Мэг не ела печенье и сэндвичи. Она любила только мясо. Желательно сырое. Чье это было мясо значения не имело, и спустя несколько дней Дэн в этом убедился лично, а руку пришлось плотно забинтовать на кухне при помощи Герберта. Не идти же в больницу с травмой в виде вырванного человеческими зубами куска плоти. — И не делай так больше, — постановил Герберт, моя испачканные в крови Дэна руки в кухонной раковине. — Наша пациентка не вполне в себе. — Она мертва! — С научной точки зрения определение не вполне верное, — Герберт тщательно вытер руки полотенцем, оставляя на нем розоватые разводы, и обернулся к Дэну. — Технически она жива. Ты сам знаешь, что мы сейчас заняты изучением этого вопроса. — Она не подопытный кролик, Уэст, и я больше не позволю тебе проводить на ней свои эксперименты! — И что ты сделаешь? Оставишь все как есть? Выпустишь на улицу в поисках лучшей жизни? Или сможешь собственноручно убить ее. Снова? И Уэст улыбнулся этой своей ненатуральной, словно резиновой улыбкой, будто мышцы его приятного, в общем-то, лица, были не способы воспроизвести обычную человеческую улыбку, как разум Уэста не был способен к продуцированию обычных человеческих чувств. — Я тебя ненавижу, — устало проговорил Дэн. Герберт склонил голову, словно обдумывая его слова, после чего заметил: — Ты мог бы. Но я так не думаю. И он направился в подвал, где проводил свои исследования. Где в просторном вольере сидела Мэг. Или то, что когда-то ею было. Они снимали маленький домик на отшибе, сдаваемый внаем полуслепой старушкой. Ее слепота, как и одиночество, было на руку им обоим. Она не разносила сплетни и просила совсем немного за проживание. Кроме того, не любила бывать там, где когда-то умер ее муж. Но даже ее слепота не вполне помогала. — Мне кажется, ваш друг — он сумасшедший, — громким шепотом сообщила она как-то Дэну, после того как ему пришлось отправить Уэста заплатить за дом. — Мое сердце чует, что недобрый он человек. — Что ты ей сказал? — спросил Дэн вечером, и Герберт удивленно пожал плечами: — Я был предельно вежлив, Дэн. И просто отдал ей деньги. Не надо считать меня каким-то чудовищем. — Ты чудовище. — Тебе не обязательно проводить со мной столько времени. Сходи прогуляйся, развейся. Я слышал, что медсестры наперебой зовут тебя в кафе. Что тебе мешает? Вряд ли Мэг будет тебя ревновать. Дэн сам не понял, как это случилось, но в следующее мгновение он уже стоял, прижимая взъерошенного Уэста к подвальной стене, сомкнув руки на его шее. Мэг из своего вольера подковыляла поближе, и Дэну чудилось ее молчаливое одобрение. Герберт вцепился в запястья Дэна, пытаясь освободиться, а когда Дэн перепугано отпрянул, сердито поправил рубашку и добавил: — У тебя давно не было секса. Гормоны делают тебя неустойчивым. Мое предложение остается в силе. — Переспать с медсестрой? — криво усмехнулся Дэн. — Ты не прав, я уже давно не хочу секса. — Сознательно не хочешь. — Я не хочу никуда идти. — Можно было бы использовать Мэг, но ты вряд ли согласишься. — Почему я все еще слушаю тебя? — Дэн отвернулся от Герберта, понурился. — Ты можешь использовать меня. — Что?! — Я говорю, что ты мог бы использовать меня, — Герберт взглянул в глаза резко обернувшегося к нему Дэна и как ни в чем не бывало продолжил, — для секса. — Что? Ты? Несешь?! Впрочем, кого я спрашиваю… Ты ужинал? — Уходишь от темы. Нет, я не ужинал. — Я принес пиццу, будешь? — Ты же знаешь, что еда — это не то, что имеет для меня значение. Я поем, когда пойму, что голод влияет на мои мыслительные способности. — Черта с два! Еда ему не нужна. Секс тебе тоже не нужен. — Не нужен, — Герберт непонимающе пялился на Дэна, стекла его очков поблескивали в свете подвальной лампы. — Но он нужен тебе. Меня устроит такой расклад. Особенно если ты в результате перестанешь пытаться меня задушить. Хотя… — он вдруг задумался, еще раз внимательно посмотрел на Дэна и вдруг направился прочь из подвала. Дэн осел на колени прямо на каменный пол и закрыл руками лицо, слыша как в своем вольере тихонько постанывает Мэг. Дэн не знал, сколько он так сидел. Пять минут? Полчаса? Час? Но когда раздались шаги Герберта, Дэн понял, что продрог и неловко поднялся на ноги. Колени ломило, болела голова, он устал после работы и был голоден. Несмотря ни на что — голоден. Ему нужно ненавидеть себя, а не Уэста. Тот хотя бы никогда не был другим. Герберт вышел из-за его спины и протянул стакан, наполненный чем-то похожим на молочный коктейль. Впрочем, оно и пахло молочным коктейлем. — Что это? — Ретинол, тиамин, рибофлавин, аскорбиновая кислота, тебе весь состав перечислять? Мороженое. — Витаминный коктейль? — ошалело уточнил Дэн. — Я подумал, что, возможно, твое неустойчивое состояние связано с недостатком витаминов в организме. Ты давно не ведешь привычную тебе жизнь. Стресс приводит к тому, что витамины расходуются с удвоенной скоростью, а ты их почти не потребляешь. Эффективней было бы делать уколы. Их я тоже намерен тебе делать. Но пока… ты же любишь мороженое? Герберт смотрел на Дэна немного снизу вверх, серьезно, равнодушно, чуть рассеянно. Из стакана на самом деле пахло фруктовым мороженым, и в животе Дэна тут же заурчало. Не зная, что сказать на такое оригинальное проявление заботы, Дэн взял стакан из протянутой руки и сделал большой глоток. — Чем излечить твое неустойчивое состояние? — задумчиво поинтересовался он, допив коктейль и избегая глядеть на вольер. — Ничем, это часть моей натуры. Но не твоей, — Герберт вновь улыбался. Точней это был намек на улыбку, и он был приятней знакомой Дэну гримасы. — И если вдруг надумаешь — мое предложение о снятии напряжения остается в силе. — Ты идиот! — но стакан опустел, и ругаться больше не хотелось. — Надо покормить Мэг и пойдем ужинать. — Как скажешь, — послушно отозвался Герберт. — Я принесу из холодильника требуху.