Приятный молодой человек

Дэн был хорош почти во всем. У него было горячее сердце, холодный разум, твердая рука, ему не требовалось много подсказок для того, чтобы прийти к верному выводу, он был хорошим врачом и вполне мог бы стать отличным ученым, если бы не одно «но»… Его феноменальная влюбчивость. Герберт хотел бы понять, но не мог. Возможно, женщины смотрелись эстетично, некоторые из них, но проблем от них всегда было гораздо больше, и они не стоили десятиминутной возможности потыкаться членом в вагину. В конце концов, вагина — нечто вполне заменяемое той же твердой рукой, а вот нервные клетки не восстанавливаются, и время слишком ценно пока еще — пока он, Герберт Уэст, не изобрел лекарство от смерти. Дэн явно так не считал, чем временами Герберта весьма расстраивал. Дэн нежно улыбался официанткам, делал комплименты коллегам, заботился о больных, даже об умирающих, на которых все равно бесполезно тратить это самое драгоценное время. Иногда Дэн был попросту непостижим в этой его отвратительной человечности. Или возбудимости. Возможно, когда они соберут свою прекрасную даму и Дэн даст Герберту возможность — Герберт в этом не сомневался — даст возможность вколоть в сердце Мэг сыворотку, эта романтичная круговерть закончится. Возможно, Дэну будет достаточно Герберта и их девочки. В девочку можно тыкать членом — Герберт специально озаботился, чтобы достать плоть девственницы для большего удовольствия, — а с Гербертом можно… ну, можно все остальное. Вместе они непобедимы, их разумы вместе — то, что нужно этому миру, то, что, в конце концов, этот мир изменит. Дэн явно этого не понимал. Дэн нервничал, переживал о чем-то малозначимом и все время порывался схватить Герберта за грудки или уйти от него. В самом деле, куда он пойдет? Их дом на окраине кладбища — единственное, что у него теперь было. Вполне дельное жилище, без излишков роскоши, зато с шикарным подвалом, удобным для проведения экспериментов. Непостижимая человечность выводила из себя, но Герберт знал, что если сорвется, Дэн вполне может уйти куда-нибудь. В одних трусах. Любая из этих медсестричек, с которыми он флиртовал на работе, с радостью приютит его. Тем более в одних трусах. Какая несправедливость! Впрочем, время от времени, когда на улице не шел ливень и во время их дежурств в больнице никто не умирал, Дэн выглядел вполне довольным жизнью. Он что-то насвистывал и возился на кухне, а Герберт занимался своими делами в лаборатории, порой прислушиваясь. Слышимость, конечно, была так себе, а потому он стал оставлять все двери открытыми — на кухню, в коридоре, в подвале — и вновь прислушивался. Иной раз до него даже доносился запах приготовленного Дэном блюда, смешиваясь со сладковатой вонью, исходящей от их экспериментальных материалов. Герберт признался сам себе, что этот запах можно назвать приятным. Запах дома? У него никогда не было дома. Были временные пристанища, жилища, истеричные родственники, не менее истеричные одноклассники, а затем — одногруппники, несколько странноватых девиц, которым он чем-то понравился… Россыпь неудачных социальных контактов. Герберта это мало волновало, хотя с возрастом пришлось признать, что для достижения целей эти контакты бывали нужны, а иногда и просто необходимы. Когда-то он пытался наблюдать за окружающими, изредка копируя удачную, на его взгляд, модель поведения. Но все эти исходники поведенческих реакций были слишком иррациональными, чтобы надеяться, что все их реакции окажутся удачными. Время от времени Герберт принимал неверное решение, делал неверный выбор, либо просто забывался — и эти ошибки отдаляли его от намеченных целей, не говоря уж о том, что обиженные им люди в ответ пытались сделать его жизнь невыносимой. Теперь у Герберта был один единственный образец для подражания. Тот, чьи реакции точно не смогут оказаться социально неодобряемыми (если не считать участие в исследованиях Уэста), тот, чье поведение притягивало к нему людей. «Ваш друг такой приятный молодой человек», — сообщила ему сюсюскающая старуха в автобусе, и Герберт шепотом повторил «приятный молодой человек», и задумался. Как бы поступил Дэн? Чтобы взять в прокат старый седан, пришлось общаться с надоедливым дедом, который первым делом сообщил Герберту, что сегодня «отличная погода». Что было отличного в сбивающем с ног ветре, который набивал в рот пыль, Герберт понятия не имел, и посчитал деда в высшей степени тупым и приставучим, но не позволил правдивым словам вырваться. Потому что иначе его седан мог бы и заглохнуть где-нибудь по пути. Как бы поступил Дэн? — Отличная погода, вы правы, — согласился Герберт, кутаясь в тонкое пальто и пытаясь повыше поднять воротник. Сложней всего приходилось в клинике. Впрочем, врать безнадежным больным, когда Дэн находился поблизости, было не так уж сложно. Хотя и непонятно зачем нужно. В итоге Герберт решил, что это служит ему тренировкой, да и Дэн, хоть и смотрел настороженно, явно одобрял эту модель поведения. И вечерами бывал особенно довольным и работоспособным. И пудинг в такие вечера у него выходил на славу. Хотя на самом деле Герберт ни черта не смыслил в пудингах. Просто тренировка. — Бедная девочка, — срывающимся голосом проговорил Дэн, когда медбрат вывез труп на каталке. Герберту материал не подходил, слишком юный носитель — Дэн бы не одобрил, хотя и было любопытным опробовать его сыворотку на юном носителе. — Лейкемия, — заговорил Герберт после некоторого молчания. — Тут ничего нельзя было сделать. — Она всего лишь ребенок, — громче заговорил Дэн, словно это имело какое-то значение. — Ну и что? Дети тоже болеют. Ввиду их слабой приспособленности к жизни, чаще, чем взрослые. Дэн обвиняющее взглянул на Герберта, и тот невольно втянул голову в плечи. Он терпеть не мог этот взгляд. — Неужели тебе ее совершенно не жаль? Как бы поступил Дэн? Опять соврать? Но тут бы Дэн не врал. — Какое значение имеют мои чувства? — осторожно спросил Герберт и на всякий случай шагнул чуть в сторону. Это была его любимая и даже недавно выглаженная рубашка. — Ты можешь переживать из-за этого или не переживать, но больной лейкемией на этой стадии все равно умирает. — Бесчувственное чудовище! — Дэн ударил рукой в стену, понуро оперся на эту же стену. — Какой из тебя вообще врач! — Я ученый, — сухо ответил Герберт. — И хочу тебе сообщить, что если бы все врачи были такими… чувствительными, как ты… вполне вероятно, что дети сейчас умирали бы не только от лейкемии, но и от банальной простуды. Конечно, теперь от банальной простуды умирало людей меньше, чем сто лет назад, но Дэн все равно полторы недели изображал умирающего, шляясь по дому, как тоскливое приведение, разбрасывая во все стороны бактерии и сопливые платки. Герберт даже посоветовал ему стационарное лечение, чем навлек на свою голову очередной ливень невнятных из-за гнусавости обвинений. Впрочем, обвиняющий быстро скис, даже попросил прощения и безропотно позволил сделать себе несколько уколов, не поинтересовавшись составом лекарств. — Я бы мог вколоть тебе что угодно, — мрачно сообщил ему Герберт, смазывая спиртовой ваткой покрасневшую ягодицу. — Вкалывай, что хочешь, — ответил Дэн, уткнувшись носом в подушку. — Мне уже давно плевать. Потом они немного поиграли в «угадай лекарство», и Дэн угадал все три с пятой попытки, хотя Герберт и улучшил одну из формул. Об этом Дэну точно не следовало знать. А Герберту не следовало этим заниматься, игнорируя начинающие разлагаться части тела, которыми была завалена лаборатория. Но части тел они могли достать новые, а достать нового Дэна не в пример сложней. Останки, и, правда, уже не подлежали восстановлению, но, поскольку выздоравливающий Дэн большую часть суток спал, Герберт от скуки собрал пальценоса и ухочлена. Второй не умел передвигаться — ему было не на чем, зато забавно вздрагивал и топорщился от громких звуков. А первый с утра сбежал из лаборатории, и пришел на нюх на кухню, где бледный, исхудавший Дэн готовил омлет. Сам Герберт по утрам предпочитал обходиться крепким кофе, но спорить с гнусавым Дэном себе дороже, тем более что тот, соскучившись по бытовой активности, изо всех сил старался Герберта накормить завтраком и даже не рассердился на пальценоса, только попросил убрать его со стола. Впрочем, ухочлен Герберт решил ему не показывать. Не у всех есть чувство юмора. На работу в этот день Дэн все-таки еще не вышел, но Герберт считал, что он и сам справляется неплохо. Он даже завел оживленную дискуссию с безногой старушкой, и та на прощание подмигнула ему: — Жаль, что у вас нет девушки, доктор Уэст. Вы — такой приятный молодой человек. — Приятный молодой человек, — довольно пробормотал Герберт и улыбнулся.