Колыбельная

Итачи открыл дверь, на которой был нарисован знак его клана — Учиха, и зашёл в просторную, но уютную комнатку, обклеенную детскими рисунками. Яркими, светлыми. Парень любил любоваться на детские, немного неумелые рисунки, накарябанные цветными карандашами. В них никогда не было того, что Итачи постоянно видел вокруг себя: боли, крови и жестокости. Только не здесь. В этом детском мире не место убийствам и заковыристым политическим интригам. Здесь место жёлтым зайчикам и розовым кошечкам, ярко-голубым цветочкам и большим, красным сердечкам, детским фантазиям и мечтам. Тому, что недоступно взрослым. В комнате кроме рисунков, прикреплённых к ярко-жёлтым обоям, был большой пушистый ковёр розового цвета и две кроватки, зелёная и синяя, стоящие рядышком. На полу рядом с кроватками сидела девушка лет двадцати семи с длинными — по поясницу — каштановыми волосами и такими же карими глазами. Одета она была в домашнюю одежду. Изуми укрывала одеялом двух ребятишек лет четырёх — мальчика с чёрными волосами и карими глазами и девочку с темными волосами и такими же глазами. Она сказала им закрывать глаза и начала петь: — Ложкой снег меша-ая… Но-очь идёт большая-а. Что-о же ты, глупышка-а, не спи-и-ишь? Итачи, стоящий у двери, прикрыл глаза, прислушиваясь к прекрасному пению Изуми. — Спят твои соседи… Бе-елы-е медведи, спи и ты-ы, скоре-ей, малы-ы-ыш… Итачи не прислушивался к словам колыбельной — это не было важно, он слушал её нежный голос, с ласковой улыбкой наблюдал за тем, как она с любовью смотрела на их детей. Маска отступника и убийцы своего клана слетела ещё тогда, когда он перешёл порог этого дома. Так бывало всегда. Это место было для Итачи особенным. Оно всегда было наполнено любовью, заботой и теплом. Он знал, что здесь его ждут. Здесь он нужен. Это его семья. И она его любила так же, как и он её. — Мы плывём на льдине-е, Как на бригантине-е. По седым широким моря-а-ам… Итачи продолжал наблюдать и прислушиваться, ласково улыбаясь и щурясь от удовольствия. Тускловатый свет от ночника создавал в этой комнате какую-то особую атмосферу. Итачи улыбнулся ещё чуть шире и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Уже стоя в гостиной, Учиха дослушал колыбельную: — И всю ночь соседи-и, Звёздны-е медведи светят да-альним ко-ора-абля-а-а-ам… Итачи вышел на улицу и сел на крыльцо. Взгляд тёмных глаз был направлен на звёзды. Воспоминания прошлых дней пришли неожиданно. Мягкие, нежные, такие далёкие…

***

Саске проснулся. Учиха осмотрелся: он был дома. Справа от него спала Сакура, его жена. Парень поднялся так, чтобы не разбудить куноичи, которая устала после тяжёлого дня в больнице. Учиха вышел в коридор и открыл соседнюю дверь. Там мирно спала его четырёхлетняя дочь — Сарада. Комната была обклеена её рисунками. Саске вышел на улицу и пошёл сам не зная куда. Ноги сами привели его к кладбищу его клана. Он со вздохом зашёл туда и уставился на две могилы, расположенные рядом. На них были надписи: «Учиха Итачи» и «Учиха Изуми». А позади были могилы его родителей — Фугаку и Микото, которых убил собственный сын. Саске прикрыл глаза и вспомнил, как мать качала его маленького на руках и пела эту же самую песню, а маленький Итачи лежал в кровати и засыпал под неё. Наверное, именно это воспоминание пришло на ум Итачи из его сна. «Жаль, что сон не может стать реальностью» — с болью подумал он, и, положив им четвёртым на могилы по цветку, повернулся спиной и покинул кладбище. Этот сон ему снился ещё пару раз, а через несколько дней Саске услышал, как Сакура поёт эту колыбельную Сараде и против воли улыбнулся. «Спасибо за подаренную жизнь, брат. Спи спокойно».