***
Мне не стоило ей врать, может сейчас всё было бы не так? — в который раз спрашиваю я у себя, смотря на пустую двуспальную кровать. Её больше не с кем делить. Точнее есть с кем, но это безрассудно и неправильно. Я откладываю эти мысли на дно и перевожу взгляд на стол, на котором лежит карта — мне стоило бы поторопиться с выбором нашего сегодняшнего полета. — Джей, малышка опять хочет на ручки к папочке, так что тащи сюда свою пятую точку и пока-ачай её, да малышка? — громко донёсся из соседней каюты насмешливый голос Кая в перемешку с тихими всхлипами ребенка, похоже девочка расплакалась, а Кай пытается её укачать. Стоит сходить к ним. — Она не на ручки хочет, а чтобы ей поменяли памперс, — учетливо дополнил Зейн, пока я быстро встал из-за своего рабочего стола, освещённого лишь одной настольной лампой из-за чего я щурюсь. — Я позову п.и.в.в.ж, она всё уладит, Джей, не стоит напрягаться. Мне кажется, что без парней я бы не выжил, не смог дать бы полного воспитания своей дочери, не смог бы вообще ничего, они будто мне настоящие братья — всегда со мной, всегда помогут: Кай, я ему благодарен до гроба (как и всем ниндзя в целом) он очень часто меня подбадривает и гуляет с малышкой, Зейн же занимается ее умственными способностями (по крайней мере пытается: ниндроиду не легко объяснить, что годовалых детей редко удается научить читать). Коул и Ллойд в свое свободное время берут сразу все мамашеские обязанности на себя. Порой я думаю, что они не должны этим заниматься, думаю, что стоит собрать вещи и уехать далеко-далеко, чтобы никого не утруждать своим существованием, но… Когда я чувствую тёплые руки, которые совсем невесомо обнимают меня, то просто отшвыриваю эти мысли куда подальше; когда чувствую горячие губы на затылке — полностью стираю мысли из памяти. Вот только они сами всплывают, и я отталкиваю эти руки. И вот снова, когда я рассматриваю лицо своей спящей, ещё совершенно маленькой дочери, думая, что она похожа на свою мать, Нию, разглядываю чёрные волосики на её головке, такие большие и выразительные голубые глаза, то планирую опять собрать вещи и уехать. Только я хочу это сделать — отхожу к камоду, чтобы собрать вещи, как Коул внезапно появившись в моей каюте нежно меня обнимает, я чувствую его теплое дыхание на своей шее и он шепчет мне что-то до одури будоражащее на ухо. И я не отталкиваю его, как обычно это делаю, я позволяю себе выпустить чувства наружу. И я понимаю (давно я уже это понял) — я полюбил этого человека с первого же знакомства. И я люблю в нем всё, начиная от его внешности и заканчивая добродушным характером, люблю за то, что всегда был рядом. А разве много нужно для того чтобы пробить? Поэтому аккуратно разворачиваюсь и наконец целую его в губы, вкладывая в поцелуй всё, что я чувствую. Только потом я чувствую вину перед покойной Нией.***
Имя дочери я пока ещё не дал, мы с Нией ожидали придумать его вместе, вот только она умерла при родах. Я смирился, уже год как смирился. Но имя не дал, сам не знаю почему я его не даю, даже не задумываюсь о том, чтобы придумать. Я никогда не любил Нию, да, она была умной и привлекательной, я просто за неё схватился, посчитав, что другого варианта уже не будет. Она, кажется, искренне меня любила или может тоже поступила как и я, я чувствую вину глубоко внутри, я должен был ей сказать это ещё до нашей с ней свадьбы, чтобы у нее была другая жизнь, намного лучше, чем которую она провела со мной. Но сделанного не воротишь, именно поэтому я иду в храм Мастера Зеркал, потому что услышал о том, что в его владениях имеется зеркало, которое способно показывать умерших. Я не могу не попросить у нее прощения, у матери моей дочери, которой я испортил всю жизнь. Именно поэтому я плачу перед зеркалом, когда вижу её, я прошу у нее прощения, рассказываю ей всё, что только могу: и о своем обмане, и о нашей прекрасной дочке и о Коуле. А она лишь улыбается, пока слушает меня. После моей речи, которую уже казалось я говорил не для нее, а просто чтобы сделать легче себе, она касается поверхности зеркала с той стороны, такая живая, будто бы мы связались по интернет связи, и говорит то, что сметает всю мою вину. Говорит долго, большую часть разговора я уже, честно, не помню, но суть я улавливал: сначала она очень долго говорит, что я реально стал для нее человеком, которого она полюбила; потом объясняла, что не может на меня злиться, потому что сердцу не прикажешь. И только когда она закончила говорить о делах сердечных, она рассказала мне, что всегда была и будет, что очень часто следит за малышкой и за Каем, который ничуть не изменился и остался таким же красавцем. Ния попросила дать дочери имя, любое — какое взбредёт в голову, а потом посоветовала обсудить имя с кем-то из ниндзя. Возвращался я со сброшенным с души камнем, нет, чувство вины все же никуда не делось, оно где-то в самом потаенном углу моего разума, но сейчас, после разговора с покойной Нией, немного легче. Поэтому сидя в обнимку с Коулом и прежде чем его поцеловать я согласился с предложением назвать малышку именем покойной матери.