Нечто иное

      Шорох. Возня. Скрип когтей о железные стенки трубы. Писк. Шорох, скрип, скрежет, возня, возня, возня, писк.       Он принюхался в кромешной темноте. И облизнулся. Ему не нужно было видеть, что происходит вокруг — Он знал эти туннели так, словно всю жизнь прожил в них. Да и зачем нужны глаза, если есть нос.       Он опустился на передние лапы и побежал по узкой трубе за столь знакомыми, с каждым шагом все сгущающимися запахами. Раньше казалось, что этот проход был куда больше, раньше они могли бежать здесь все вместе. Залезая друг на друга, кусаясь, но вместе. Вперед и вперед, в темноту. Домой.       А теперь Он то и дело задевал боками железные стенки. Ничего-ничего, проход большой, уже близко.       Он снова облизнулся. Запахи еды, гнили, разлагающихся трупиков крыс, ядов всех сортов — все это звонко, как камни в ведро, било ему в голову. Да так, что Он уже чуть не хохотал от наслаждения и восторга.       Впереди показалась решетка вентиляции. Из-за нее так сильно несло химическими отходами, что у Него уже кружилась голова. От счастья.       Все было совсем так, как прежде. Все, что Он столько времени наблюдал, находясь там, было на своих местах. Гигантские колбы с булькающим темным месивом, банки, бочки, открытое пламя, и главное — снующие люди в массивных противогазах. Эти серые штуки с болтающимися трубками так плотно облепляли их головы, что уже, наверно, стали их вторыми лицами. Какое-то время, глядя на них, Он действительно верил, что таков их истинный облик: продолговатые двуногие существа, завернутые в кучи тряпок, с серыми трубчатыми лицами и басовитыми глухими голосами. А потом Он узнал, что под этим всем прячутся лишь розовые куски мяса. Такие хрупкие, слабые, легкие, мягкие, такие… беззащитные.       И все же, несмотря на свое уродство, они были частью Его дома… Ему этого не хватало.       Сейчас их было немного, и то, когда Он подошёл, они скрылись. Он коснулся когтистой лапой решетки и принюхался. Где-то совсем рядом послышался крысиный писк. Он насторожился. Так, словно прямо сейчас находясь там, Он помнил и видел перед собой все, что находилось в той комнате, до мельчайших подробностей. Слева, невидная из-за вентиляционной решетки, располагалась дверь в следующую лабораторию — единственный способ попасть сюда, которым пользовались серомордые халаты. Дальше, вдоль противоположной от Него стены, сразу возле двери стояли длинные столы с оборудованием, а еще дальше — с клетками. В них пищали и шуршали крысы, громче обычного. Время обеда.       Громко лязгнув, распахнулась дверь, и в комнату, гадко гундося, вошли трое. Крысы разразились еще более громким писком, своей возней даже немного потряхивая клетку. Он прильнул носом к решетке и стал вглядываться в залитые тусклым желто-зеленым светом столы с приборами и разномастными колбами с ядами, и прочей вкусно пахнущей жижей.       Один из серомордых подошел к клетке с крысами, достал оттуда одну и двинулся к столам. Другие, маленький тонкий и высокий с широкой грудиной, подали ему два шприца с разными жидкостями. Потом они прижали крысенка к столу и поочередно вкололи ему обе смеси в загривок. Сначала не происходило ничего. Малыш боязливо принюхивался и оглядывался по сторонам, халаты ему явно не нравились. Как и Ему.       А затем начались метаморфозы. Крысенок затрясся всем телом, стал фыркать и свернулся комочком на столе. Шерсть малыша вздыбилась и под ней стали проступать уродливые пятна и волдыри. Почти сразу он умер.       Маленький тонкий человек что-то себе записал, а второй в ярости ударил кулаком по столу рядом с мертвым крысенком. И тут третий, широкий, схватил его за хвост и просто выбросил в стоявшее тут же ведро.       А вот это было уже чересчур. Опьяняющий запах яда, встревоженный писк крыс, гадкие, отвратительные трубчатые морды… Что-то было таким родным и знакомым, таким близким, желанным, манящим, а что-то… что-то приводило Его в бешенство. И этого уже было достаточно.       Решетка вентиляции с грохотом вылетела из стены и с жутким скрежетом прокатилась по полу к ногам серомордых. Те вздрогнули и резко обернулись, быстро, но недостаточно.       В следующую секунду произошло две вещи: комната наполнилась резко пахнущей зеленоватой дымкой и раздался громкий, ехидный смех, крысиный визг и человеческие вопли. Все это со свистом пронзили несколько тут же выпущенных арбалетных болтов, пробивших глазницу одного и бедро другого из халатов. Маленький тонкий упал на пол и взвыл от боли, хватаясь за пробитую ногу. Бивший кулаком по столу, что оглянулся первым, так и остался стоять с дырой в голове и выступившей на серой морде кровью. Третий, широкогрудый, бросился бежать. В следующую же секунду Он прыгнул ему на спину и повалил на пол.       — Куда собрался, крысеныш, — гадко хихикая, спросил Он и достал из внутреннего кармана своего камзола небольшую склянку с фиолетовой жидкостью, — мы еще не закончили.       Он быстро развернул серого к себе, так, чтобы тот мог видеть Его, разодрал когтями трубки, кожу и стекло и разбил склянку об показавшееся под ними розовое тело. Жидкость зашипела и пошла пузырями, быстро проплавляя себе путь вниз, мешаясь с тающими костями, кровью и мясом. Человек завопил, хватаясь руками за голову и обжигая и их, а Он хохотал, не переставая принюхиваться к запаху своего любимого, разъедающего плоть творения.       — Попробуй, как на вкус? Как на вкус, уродец? — все смеялся Он, подпрыгивая на месте от удовольствия, — Кто теперь из нас подопытная крыса?       Когда широкогрудый наконец перестал орать и извиваться, Он, довольный эффектом, оглянулся к последнему из своих сегодняшних подопытных. Тот забился в угол и тихонько подвывал, то и дело вздрагивая от боли и душащих его рыданий.       — Тихо-тихо, маленькая мышка, — ласково хихикнул Он, аккуратно приблизившись к вжавшемуся в стену человеку, — Такое уродство… — Он как бы с интересом обнюхал его серую морду, — Взгляни-ка на меня… — Он обхватил голову жертвы обеими руками и большими пальцами надавил на стекла его кожаной маски, быстро, но аккуратно выдавливая их. Человечек задрожал сильнее, но Он держал крепко, в упор глядя в пока еще чистые, полные животного ужаса глаза своей подопытной мышки.       Комнату наполнил воющий крик. Зеленоватый туман, уже успевший расползтись по всей комнате, принялся за дело, уничтожая открывшиеся участки кожи хрупкого тела человека. А Он сидел рядом и довольно обнюхивал свой «эксперимент».       Вскоре человек затих. Не умер, конечно, но самое интересное закончилось.       Постоянно принюхиваясь, Он вновь обошел комнату, собирая с собой все приглянувшиеся колбочки и склянки со столов, ящиков и карманов своих подопытных.       Уже почти закончив, Он вдруг остановился посреди комнаты и, шумно втянув носом отравленный воздух, обернулся к единственной двери. Спустя секунду она медленно распахнулась, и на пороге появился еще один серомордый. Только этот отличался от тех, что теперь лежали на полу в собственной крови. Вместо серо-белых тряпок на нем был хорошо скроенный камзол. Похожий на тот, что был на Нем.       — Твич? — удивленно спросил вошедший, глядя только на Него, будто тела собратьев вокруг совсем не удивляли его. Впрочем, мало ли, как быстро могли бегать его глазки под этими гадкими стеклами, — Потрясающе. Зачем ты вернулся сюда?       — Аха-а-а, — протянул Он, узнавая его запах, — привет. Я знаю тебя. Теперь я и правда дома, добрый доктор, дружище.       — Все это никак не вредит тебе? Великолепно. Твой грандиозный эксперимент увенчался успехом. Мои поздравления…       — Ба-а-а, слишком много болтаешь, — отмахнулся Он, возвращаясь к своим делам. Забрав все нужное с людей и от людей, Он приблизился к клетке со сходящими с ума крысами.       — Скоро сюда прибудет стража.       — Я закончил.       — Что будешь делать теперь?       Он ответил не сразу. Вовсе не потому, что не знал, что сказать — просто Он не за разговорами пришел сюда.       Все, что Он сделал и взял, было необходимо, заранее запланировано, быстро и четко, ничего лишнего. Все нужное для Его идеи, для Его города… А тут… Он на несколько секунд замер, завороженно наблюдая за копошащимися крысами. Это было странное, но такое привычное зрелище. Но самое удивительное заключалось в том, что Он словно бы помнил, как наблюдал за этим раньше, так же сверху, как сейчас. И одновременно с тем, как был там, среди этих крыс, помнил, как сейчас, как все они терлись друг о друга и оглушительно пищали ему в уши.       А еще Он вспомнил, как сильно хотел выбраться из этой клетки.       Он сдавил железные прутья решетки, делая в ней несколько крупных дыр, и опрокинул клетку в вентиляционную шахту, из которой пришел сам. Крысы тут же ринулись в темноту.       — Любопытно, — протянул доктор, все это время молча наблюдавший за происходящим, — Все же кто ты теперь? Человек с приспосабливаемостью крысы? Или крыса с сознанием человека?       Твич оглянулся, недобро сверкнув глазами.       — Я гораздо больше, — хмыкнул Он и пропал в зловонной темноте шахты.