Y.K.

      Ночь. Юнги ступает за порог квартиры, роняет руки вниз, выпускает из пальцев ключи. Поднимет завтра утром на выходе. Ему кажется, что он сейчас упадет без сознания. Он давно нормально не ел. Перед глазами тускло освещенный коридор квартиры со старыми выцветшими обоями и потертым полом, одна старая крохотная картина леса в рамке, оставшаяся от прошлых хозяев. В её центре выгорело изображение. Кто-то пытался её поджечь, либо затушил сигарету - почти удачно.       Даже снимать обувь – бессмысленно. Здесь не станет уютнее или красивее, если он сделает это.       Так же и с его жизнью.       Он стоит на месте, слабо пошатывается, пока мозг медленно соображает, решая, опереться на дверь спиной или шагнуть вглубь. Спустя несколько секунд он делает вялый, неуклюжий шаг вперед. Пространство перед глазами не читается, словно плохо прогруженная компьютерная игра.       Не его игра.       Он не включает свет в спальне, бросает рюкзак к кровати, бездумно осматривается. В голове пусто. Желудок слабо ноет, в горле стоит ком, но заставлять себя идти на кухню даже не было в планах и вряд ли будет. На физиологическом уровне он вполне существует. Кого-то бы это обрадовало.       Юнги не помнит, который это по счёту рабочий день. Даже сам день он не перескажет, если попросят. Он вытаскивает телефон из переднего кармана джинс и садится на край кровати. Телефон встречает его темным экраном. Новых сообщений нет.       И не будет.       В груди снова болит, воздуха не хватает. Сиплый вздох выходит измученным. Он прокурил себе глотку.       Когда зубы начинают болеть от того, как сильно сжимаются челюсти, Юнги заставляет себя снять кроссовки, отвлечься. В левый бок что-то задавило из кармана. Засунув руку, он достает зажигалку.       Y.K.       Снова не хватает воздуха.       Юнги сжимает её в кулак, отсаживается дальше и ложится. Серый потолок безэмоциональный, как и он сам. Хотя, кому ты пиздишь? То, что ты не чувствуешь ничего кроме боли и злости, вперемешку с виной, не значит, что ты ничего не чувствуешь.       Значит, ты живой.       Сказал бы Намджун.       Юнги так не думает. Планета вращается, люди ходят на работу, едут в транспорте, бухают, матерятся на всю улицу, обнимаются на светофоре, едят мороженое, ругаются, высматривают остановку.       Юнги статичен.       Он закрывает глаза.       Тишина.       Он поворачивает голову и видит Чонгука. Его карие глаза долго смотрят на него. Глубоко, открыто. Темные ресницы на секунду скрывают их, когда он моргает, а затем снова эта вселенная, безопасность, теплота, близость. Он не улыбается, на секунду мелькает грусть, а затем снова это.       Юнги тянет руку к его руке рядом с лицом…       Юнги открывает глаза и смотрит на пустоту на второй части кровати. Мгновение - вечно, тишина опускается на него бетонным блоком, в груди рвется наружу, но Юнги давит это спазмом в глотке.       - Проваливай, Чонгук.       Измятая, не застеленная кровать кажется ему огромной, пустой и мерзкой. От неё несет ещё вчера разлитым бензином. Зажатая в кулаке зажигалка нагрелась от тепла ладони. Юнги прижимается большим пальцем к колесику.       Хватит.