"Amour poison. Collision. La peur s'abat sur nos ébats."
Яркие огни обещающих заведомо ложные удовольствия вывесок и фар извечно спешащих автомобилей пробиваются сквозь мои пальцы приглушенным, фальшивым светом. Ноги, дрожащие от ощущения северного ветерка, кое-как пробиваются сквозь дорожные кочки и бесконечный строй людей, медленно угасающих в маршах своей же толпы без здравого видения цели, меня уводит куда-то в самую даль и я сама начинаю становиться частью этого безумного марша, даже... Не заметив ямку прямо посреди асфальта. Ах, как она вообще... Боже. Людской мир, невнятный, как он есть! Забавно, что возвращаясь сюда каждый раз, имея все новые и новые поручения, я действительно начинаю задаваться серьезным вопросом, как всему этому людскому разнообразию, всем этим людям, спящим в своих квартирах, прозябающим за тех.устройствами, идущим из строение в строение так ловко, вот уже которое столетие удается создавать все новые и новые изъяны в полотне существования, а после самим же подстраиваться под этот хаос неопределенности и изменчивости человеческого духа? Абсурдность. Даже любовь, бессмертное, святое слово, даже его они переиначили под свои лады... Любовь. Да, даже любовь меняется в трясине перемен, гибнет в ночи, напрочь лишенной возвышенного чувства под давлением анималистических потребностей, делающих из первой, эфемерной близости нечто, вынуждающее тебя в страхе и осторожности облачаться в каучук. Камень преткновения греховной природы. Тяжелый воздух бурлящего ночного города проникает в мои легкие, пока кое-как облокотившись о из последних сил горящий фонарь, я небрежно оглядываю дорогу под ногами, изучая силуэты и тени, покуда неожиданно для себя не вдыхаю аромат невесть откуда взявшегося жасмина и свежих весенних роз, точно бы хорошенько смешанных с фалернским вином. Такой земной, грубый аромат, в сочетании с ночными всплесками ветра выдающий нечто бесстрастно зазывающее. Достаточно озадаченно оступиться и предо мной предстает картина, как высокая женщина в темном и строгом, но явно с намеками на небрежность одеянии плавно проходит мимо, напрочь игнорируя любой заинтересованный взгляд. Такая... Непривычная для этих мест. Время вокруг как по щелчку замедляется, окружение, точно статичная декорация, замирает в ожидании, боясь потревожить момент, когда она пройдет, бесстрастно проплывая сквозь толпу и возвышаясь над каждым находящемся поблизости во всех смыслах, в том числе и уже полностью очарованной мной, неловко прижавшейся к столбу, без наличия под боком которого я бы, наверное, уже свалилась на землю. Ха, а ведь иронично. Она лишь мгновение поправляет манжеты своего пиджака и бросает расфокусированный взгляд куда-то в мою сторону, так в итоге не заметив и продолжив путь, тогда как я уже замечаю, как ладони мои предательски сжимаются от нахлынувшего подрагивание, проходящего сквозь кончики каждого пальца. Тревожно, но в хорошем смысле. И так... Так... Немыслимо. Немыслимо даже моргнуть, пока она растворяется в пейзажах и все вокруг по новой заходится в бешеном ритме, а люди продолжают свой ход, тогда как мое сердце начинает стучать в невменяемом ритме. Все, что видят мои зачарованные глаза, это пустые равнины, фоновый шум захламленного города и то, как переливались даже на малейшем свету ее огненные волосы. Цвет упавшей с неба звезды, обожженной горьким реалием небрежного мира людей. Нет. Иного. Более обречённого, но более... Понятного мне мира. Надо же. От одной только примечательности этих очертаний голова пускается в бешеный круговорот и побуждает странное чувство. Прекрасное, леденящее от живота и до самого горла. Такое чувство, которое дома называют... Называют... Любовь. Земная любовь?"C'est pas facile. Le plaisir. Apprivoiser ton corps glacé."
Воистину. Любовь и страсть. Отец всегда говорил, что они как сестры идущие за руку, однако избравшие совершенно разные пути. Одно не должно граничить с другим, ибо священное, безгрешное всегда оставляет на себе памятные следы от единения с погибельным и сеющим скверну, и, если капля крови падет в чашу с молоком, то крови в мире и не уменьшится, тогда как молоко будет испорчено. Весьма... Странная фраза, которую я так и не смогла разгадать и полностью принять к сведению. Ведь молоко не будет отравлено, ведь кровь растворится в белоснежном напитке, никак не попортив его, разве нет? Хотя, может, было ошибкой так рассуждать и люди некогда так же думали и о тех дарах, которые Он даровал им, что нет ничего страшного в маленьком неповиновении на полном праведных поступков пути? И можно ли отнести это к любви? Любовь поглотит всю грязь? Или даже капля похоти способна навсегда отравить это нежное явление? Любовь. И радостный смех. Как теплый утренний свет, пробивающийся по утрам сквозь церковные витражи, рассыпающийся по улице, из которого, точно по сторонним манипуляциям, появляется пара людей, держащихся за руки и что-то без устали говорящих друг другу. Застенчивость взглядов, нежность движений. Так красиво, так завораживающе. Взаимоотношения, способные преодолеть все, отразить любые падения, уберечь от ошибок, но так ли это на самом деле, если отринуть поверхностную оболочку, за которой люди так любят прятать свои настоящие мотивы еще со времен... Ох, да всегда? Достаточно одного взгляда и... Как бы ни было печально, но я смиренно принимаю правду. Здесь, да, здесь достаточно просто хорошенько всмотреться в образ влюбленных и то, как мужчина косится в сторону проходящей мимо женщины, пока его спутница что-то активно ищет в своей сумке. Взгляд, такой пугающе отличный от того, что был мгновение назад, но с трудом приметный обычному человеку. Куда делась та искренность? Куда ушло то счастье пред обретением себя в жизни другого. Так притворно, что ком пробивается к горлу. Капля крови стекает с пальца девушки. Ах, поранилась ключами. Мгновение и она лишь жизнерадостно усмехается, видимо наигранно иронизируя над своей невнимательностью и пустяковостью инцидента, ее дорогой, пока еще, любовник поправляет ручки ее сумки и они сближаются, утешающе поглаживая друг друга по оголенным запястьям, прощаясь до следующего вечера. Незаметно я прикладываю ладонь к устам девушки, закрывая их, стоит им лишь вот-вот поцеловаться, в надежде вразумить пустоту, что очень скоро может разорвать их жизнь. Но они улыбаются, не замечая меня и расходятся куда-то по разные стороны. Любовь. Опасная, зараженная. Любовь — это семя, но не всяк осторожен и знает, что закладывает в плодородную почву юности, не каждый уверен в том, чему дает жизнь, начало, и не каждый готов мириться с тем, что многим союзам лучше просто не давать прорасти слишком сильно, ибо некоторые цветы могут оказаться сорняками. Некоторая любовь может быть отравлена. Любовь. Земная, пагубная любовь."Mais fais moi mal, abuse des liens et des lys. Les temps sont lâches. L'amour a mal. Les temps sont amour plastique."
Как ни старайся, а ночной город всегда будет мне напоминать какой-то невменяемых масштабов карнавал из чуждых, ярких и переливающихся вещей, выматывающий, пытающийся провести и обмануть мою бдительность, заставить отдаться несуразным потокам без всяческого промедления, став частью этого безумия, запутать. Но, ради всего святого, куда больше, ведь я уже запуталась достаточно, и тревожность, напоминающая озноб и жар одновременно, бегущая по моему сердцу пульсирующей линией, уже норовит меня прикончить. Просто моргни — и картинки, истины, людские естества меняются, аки свет огоньков на каких-то скоростных аттракционах; стоит потерять бдительность, и все это сумасшествие уже едино с тобой, кружа и оглушая громоздкой ослепительностью, пока ты даже не в состоянии понять, где ты, что ты делаешь и правда ли все это. Людское царство сейчас — царство обманов и уловок, где каждый первый желает развлечь своими трюками и зрелищами не столько зрителя, сколько себя самого, а что может быть интересней и заметней, чем иллюзия ложных чувств? Иллюзия, что тебя понимают, иллюзия, что тобой дорожат, иллюзия, что тебя... Любят. Жестокая, но такая волнительная проделка, подвластная в идеальном исполнении далеко не каждому мастеру. Отец учил, что ложь, даже во благо, временна и рано или поздно, но ее эффект спадает, прямо как и эффект любой из пагубных привычек, тогда как поспешное продление столь сомнительного удовольствия может оказаться более чем плачевным. Но... Что делать тем, для кого мнимая иллюзия это выход из лабиринта печали, что делать тем, кто не способен постичь счастья иным способом? Что делать одиноким, давно увязшим в рутине выживания, бесцветных буднях, что делать тем, чья любовь не принята даже во лживом обличье, чьи влечения нестабильны и с каждой секунде падают все ниже и ниже, как известняковая пыль по голгофовой скале? Что делать... Им? Разве не каждый достоин хотя бы раз постичь грани любви? Какой-то выжидающей походкой мимо проходит очень высокий, казуального вида мужчина, явно только-только покинувший свой дом в поисках чего то или, должно быть, кого-то. Того, кто заглушит его потребности, жажду, желание, наличие которых читается практически в каждом его немного встревоженном и дерганном взгляде по сторонам. И, стоило лишь немного пройти за ним в глубь очередной подворотни, стоило просто увидеть ту... Господи, сколько же ей лет? Короткие шорты, кое-как закрывающие скромную часть бедер, вызывающая, прозрачная сетчатая кофта, тоже не отличающаяся непритязательностью, яркие губы, тлеющая сигарета... Я была права. То, как они смотрели друг на друга, то, как грубо и, в то же время, вожделенно он смотрел на нее, как безразлично и, в то же время, с надеждой она смотрела на него. Искренне, но точно... Не в привычном понимании этого слова. Так неоднозначно. Ах... Любовь. Это ли то, что можно купить? Это ли то, что может, как милость, предстать пред человеком, достаточно ему просто дернуть за нужные ниточки судьбы? Но, если любовь можно купить, если ее можно обрести, избежав всего того приятного и очаровательного в своей природе процесса доверия и взаимопонимания, то каково ее, право, отличие от блуда? Получается, здесь нет ни однозначно черного, ни однозначно белого? Разве случайность встреч уже не признак неискренности, безразличия? Безразличная любовь... Как ужасно звучит. И не является ли тогда любовник обычным фарисеем, возжелавшим все и сразу, лицемерно пользуясь своими иными благами и достатком? Любовь. Чувствует ли она любовь, когда они, утонувшие во тьме этих укромных теней, играющих по полупустому кварталу, скрывают за ней тайну лишенной порицаний близости? И так ли это? Чувствуют ли они свободу сближения? Чувствуют ли они... Хоть что-то, прижимаясь к грязным стенам обшарпанных панелей, разбавляя шумы улиц шаткими стонами там, в дальнем переходе и, в то же время, буквально в паре шагов от их тайного проступка против моральных порядков? Он дрожит, пока мои пальцы скользят по его смуглой шее. Казалось, я могу беспрепятственно осязать кровь, бегущую по его артерии, отбивающую мелодию страстных прикосновений. Странный тембр, чуждый и неприемлемо приятный. И моя душа, сраженной птицей падает в лимб, тогда как мое сердце начинает биться быстрее в обманчивом ритме обманчивых движений. Мои ноги дрожат, но не от искренности или холода. Никакого стыда, никакого сожаления. И только. Любовь. Как вострое лезвие. Натянутый шнур. Словно человек, идущий по шаткому мосту без перил, кое-как перебирающий ноги, где по правую сторону нечто, схожее с вознесением, сладчайшим и искренним из дарованных Им наслаждений, тогда как по левую — яма из страстей, граничащих с безумием, где нет ни запретов, ни истин, ни слуг, ни господ. И уже известный факт, что ветер вольной людской натуры всегда бьет в такую сторону, чтобы хотелось упасть налево. Как тут ни пытайся, как ни отрицай, но есть вещи, существующие в каждом из нас еще с начала времен. И видимо... Служащие спасением для кого-то. Зажав уже почти напрочь сгоревшую сигарету между зубов я провожаю мужчину взглядом, затянувшись в последний раз, уже сама вновь возвращаясь к оживленной ночной улице. Эта дурманящая земная любовь..."Toi entre nous. Caoutchouc. Tu t'insinues dans nos amours."
Становится непривычно для сих мест тихо, дома постепенно образуют тупик, где почти нет людей и только машины лениво и в ряд выжидают своих хозяев, наверное, давно уже видящих грезы, отдыхая в своих кроватях. Уставшие деревья, медленно перебивающиеся редкой листвой заводят предсонный шепот, а в лужах и полумокром бордюре поблескивают старенькие фонари, и я улыбаюсь, краем глаза замечая в одной из них монетку. Слышала, это к удаче. Однако, сделав еще несколько шагов я понимаю, что деньги, боже мой, никогда не предзнаменовали ничего хорошего, особенно вот так привольно лежащие на дороге! Стоит только двинуться, как меня поражает какая-то непосильная усталость, резко ударившая по всему туловищу болезненной судорогой, заставляя на время приостановиться и уйти в спасительные раздумья, и, наверное, кое-какой, но перерыв. Интересно, а сколько... Сколько вообще времени я вот так хожу и не пора бы тоже подумать об отдыхе? Ах. Блаженство сна. Как давно я хорошо не отдыхала. Но какой может быть отдых сейчас, пока есть еще слишком много вопросов и ни одного точного ответа, как и ни одного однозначного мнения о том, что же вообще происходит в этом мире, так безобразно пляшущем вокруг моего силуэта и... Что вообще любовь для меня? Удивительно, что я никогда и толком не задумывалась об этом. Любовь... Любовь похожа на чистое ситцевое платье, развивающееся от легкого весеннего ветерка. Любовь похожа на снежинки, кротко падающие на твои веки холодным зимним утром. Любовь похожа на нежный поцелуй, на глупые шутки, на заботливые утешения, на возможность провожать угасающий день, любовь... Любовь... На земле нет ничего, что напоминало бы мне ее, как и ожидалось ранее. Не за что ухватиться, нет даже подсказки, нет даже намека. Все это пустой, новый мир, в котором я нашла ничего, но отравленное и испорченное явление. Все тягостно и продажно, искусственно, дешево, как пластмасса, которую люди пихают то там, то сям. Любовь и похоть... Две идущие рука об руку сестры, но идущие по разному пути, да? Какая... Чушь. Одно и то же. Одно и то же здесь. Как давно в этих местах плотская любовь, хромая любовь, лживая любовь стала любовью истинной, заменяющей все остальные, неразрушимые узы? Хотя, возможно, дело во мне? Любовь. Земная любовь. Чуждая, вызывающая внутри ничего, кроме смущения и неопределенности. Земная любовь. Мертвый томик обгорелой книги. И больше ничего. Пока вновь. Из ниоткуда. Он, совершенно случайный, аромат грубых духов, возвращающийся ко мне, вводя в новый ступор, а время, время вокруг все так же замирает, пока уже встревоженному взору не является взявшаяся из ниоткуда светящаяся вывеска с буквой "Q", как освещающий непроглядную тьму заблуждений нимб. И вновь она. Идущая так спокойно, ни замедляясь даже на долю секунды. Уверенно, расслабленно, не замечая никого и ничего на своем пути. Ее волосы... Ох, теперь, в свете блеклой на ее фоне вывески, они больше напоминают цвет крови, артериальной только-только пролитой крови, делая ее образ еще более отстраненным от ранее встречаемых. И подзывающим. Нечитаема, невообразимо чуждая всему, что я когда-либо видела здесь. Такая... Красивая. Живая. Приземленная, но утонченно яркая. Ей нужно просто вновь без воодушевления взглянуть в случайную сторону, как я начинаю ощущать, что все вокруг умирает и вновь расцветает, разрывается и сходится, ломается и возносится. Непонятно, непередаваемо. Я вижу все и ничего, и ветер, тяжелый, пропитанный грязью дорог, теперь больше напоминает мне ласковые объятия Зефира. Непосильный коллапс обмана, жгущий до изнанки, импульс сожаления на моих ладонях, как тот, что испытывала та женщина. Сладкая, мгновенно рожденная эмоция счастья, словно первый поцелуй, непрерывно ведущий по шаткой дороге, невинный, выжидающий, благословленный, отравленный последующей неминуемой ошибкой, как горькая истина, ждущая тех возлюбленных. Сжимающее стремление, дрожь предвкушения, холод, падающий до самого низа живота, разгорающийся там бурным пламенем, пламенем того мужчины и его "покупной любовницы". Все это, в совершенной оболочке, все это в ее образе. Но такое правильное, совершенно не подлежащее осуждению, словно бы вся грязь ушла ко дну, оставив в моих ладонях чистый хрусталь. Как она может вот так, просто появившись здесь, вызвать во мне столько всего? Как она сумела повернуть мое непринятие, сделав из того, что было мне несвойственно нечто... Такое... Желанное? И начинает казаться, что мне открыли глаза на другую сторону луны, тайную, сокровенную, накрытую пеленой иллюзий, ибо не каждый способен принять ее суть. Суть земной любви. И стоит попытаться выследить ее глаза, сокрытые за темной оправой, как все ранее данное мне забывается, все учения... Все слова... Понятия, наказы, проповеди... Любовь. Любовь. Это то, что я испытываю, глядя на нее?"Quel mauvais ange Se dérange, pour crucifier Mes libertés?"
Раскат грома на ясном ночном небе, своего рода финальная черта, разрушающая список всех тех вопросов, счет которым я уже напрочь потеряла, стоило мне только увидеть незнакомый, но чем-то уже породнившийся образ. Нечто внутри бешено шепчет о том, что я должна узнать, кто сокрыт за ее персоной, что за место, в которое она все это время направлялась и кто эти люди, безвольно, обеспокоенно как тени, стоящие рядом со входом, но не решающиеся войти. И эта вывеска... Ха, кажется, "Q" это сокращенное "Что?" на французском. Еще один вопрос, ну право слово, даже сейчас. Этот... Клуб. Эта вывеска. Эти люди... Эта... незнакомка. Точно молния, меня поражает ее прикованный ко мне взгляд, смотрящий так, словно он всегда был устремлен на меня. Но если так, то... Ох. Неужели все с самого начала было так очевидно? И до меня дошло лишь сейчас? Не верю. — Я хочу... Становится так... Пусто. Удивление, граничащее с обидой, откуда во мне это? — ... отправилась на Землю и смогла узнать... И для чего нужно было такого рода шоу, для чего была эта демонстрация худшего из худших? Ведь это явно не просто так, ведь здесь нет случайности, но что тогда? Ее план? План тех, кто стоит за ней? — ... люди опорочили слово... Эти напрочь потерявшие всякую святость, изуродовавшие свои же данные Им милости и она... И она... В этом месте, знаменующем очередной вопрос и... И почему теперь я смотрю на все какими-то другими глазами? Что... Что я вообще искала? — ... и это слово... Любовь. Любовь. Истинная любовь. Земная любовь. Ответ. Ответ на все мои вопросы. — Пойдем. Все это время она вела меня к нему. Это место, как тайный, сокрытый в глубинах земной грязи мир. И она звала меня сюда. Весь этот путь. Каждый миг, каждое действие, все рождено в ее руках, ее планами и манипуляциями. И люди вокруг, и аромат тех резких духов, и взгляд, даже через линзы переливающийся нечеловеческим сребролюбным цветом золота. И я. Наконец нашедшая ответ на то, что же заставляет мое сердце трепетать, когда изящная ладонь касается моего плеча, гладью переходя к запястью, тянет за собой, прижав напоследок в дверном проеме всякие остатки прошлой меня. Вместе со всем оставшимся светом.Moi pauvre diable. Ça fait mal. Vertige d'amour. Amour blessé.
Любовь. Если же, чтобы понять саму суть... Если же, чтобы осознать истинный смысл... Если же, чтобы исполнить желание... Если же, чтобы вновь увидеть ту, кто знает ответы на все вопросы... Если же, чтобы испытать и ощутить самой... Нужно упасть. Нужно пойти туда. Нужно стать ими. Нужно принять их. Нужно бежать за ней, запутавшись в опасных плетеных цепях чужеродных, запрещенных чувств. Пусть же все это станет тем, чем должно, а я найду ответ. Я, облаченная в ничего, кроме воспоминаний. Я, ощущающая катарсис тех людей, что столпились вокруг, измотанные и счастливые в своем упадке. Я, наотмашь отсекающая свои крылья, дабы спуститься в этот Ад. Я, загипнотизированная тайнами и этикой людской любви, нестабильной, неустойчивой. Я, живущая лишь когда время замирает, достаточно ее глазам мельком пройтись по мне без малейшего интереса, зазывая в место, где царит любовь. Любовь... Любовь... Что же ты такое, земная любовь? Ты ли музыка, сотрясающая каждую клеточку тела? Ты ли пустота коридоров и редкий свет, кое-как пробивающийся сквозь бескрайние полотна падающие откуда-то с самого потолка, которым нет конца и края? Ты ли беспорядочно бредущие из зала в зал гости, облаченные в темную, с трудом что либо закрывающую одежду? Ты ли импульс, от которого тяжело дышать, вожделенные взгляды, смотрящие на тебя, как львы на кровоточащую свежую плоть и вовсе не отпугивающие сим? Ты ли являешь собой уверенные руки, куда-то ведущие тебя через толпы, через непроглядную мглу и ласково заслоняющие от прочих, когда узкие проемы комнат, набитые под завязку страждущими душами в масках и небесных нарядах, окружают тебя в попытке поглотить в своем безумном водовороте? Ты ли аромат сушеных цветов и вина, дорогих масел и свежей вишни? Ты ли жива в моих ладонях, скользнувших куда-то вдоль ключицы, потеряв всякое бесстыдство и нежелание думать об этом? Ты ли ее пиджак, оголяющий тонкие плечи, когда дорога приводит нас в комнату в самой дали здания? Ты ли ее галстук, хватка вокруг него, когда она касается моей шеи, укрывая тонкую кожу своим поцелуем, точно ладан прожигающий ризу? Да. Тысячу раз. Ты — головокружение, лихорадка, взлеты и падения, огни ламп, расползающиеся в твоем взгляде, как масляная краска вдоль холста. Ты — сбившееся дыхание, когда каждый вдох свершается полной грудью. Ты — желание достигнуть совершенства, уйдя в самые чертоги своих принципов, сжигая их, пеплом омывая новые грани удовольствий. Ты... колкий рассудок, силой отталкивающий к стенке в испуге, когда ее глаза, точно две рассеченные хлыстом луны встречаются с моими. Осознание, что было совершено. Ты — медленные шаги в мою сторону и сердце, замирающее с каждым мгновением. Болезненного, но такого... Такого... Господи боже... — Что это? — Ха... — ты богопротивное вожделение, идущее наперекор всему, во что верил, — Ты еще не поняла, ангел? — ...и тебе это нравится, настолько, что будь твоим новоиспеченным любовником сам дьявол... — Любовь, — ...тебе было бы наплевать."Que mon coeur lâche! Mes rêves d'amour excentriques n'ont plus leur strass. Mon stress d'amour est si triste. Que mon coeur lâche! Mais fais moi mal abuse des liens et des lys. Les temps sont lâches l'amour a mal. Les temps sont amour plastique."