Йольский кот идёт!

      — Свежие новости! Экстренный выпуск! Драма на Святки! — пронзительный голос мальчишки-газетчика настырно ввинчивался в уши редких прохожих, которых дела выгнали из дома утром после самой длинной ночи в году.       — Йольский кот нашел себе новую жертву! Спешите прочесть! Трагедия на Йоль! — заливался на противоположном конце площади его конкурент.       Четкие отпечатки их следов оставались на свежевыпавшем снегу, удивительно похожем на кошачью шерсть...        Йольский Кот живёт в пещере с ведьмой-людоедкой Грилой...              Ведьма жила во тьме и источала холод. Иссохшими были руки ее, пустыми груди, а губ не было вовсе — лишь черный провал разверстого в вечном крике рта.       Ведьма пахла затхлостью и пустотой необжитого дома, и кожа ее источала яд злобы, настоянной на отчаянии.       Она была слепа, потому что беспросветность, холод и бессилие наполняли ее, изливаясь из пустых глаз, не позволяя видеть свет и тех, кто делил с ней ее убогое жилище.       Иной раз ведьма принималась выть, и ее вой разрывал ее домашних на части, после чего им с каждым разом все сложнее было собраться вновь, и докучал соседям, но те всегда делали вид, что не слышат. И сама она разлеталась клочьями тьмы, присутствуя везде, и спасения от нее не было. Как не было и жизни вне ее.             ...с её мужем Леппалуди — лентяем и вечным лежебокой...             Тролль сопутствовал ведьме. Он давно не пытался изгнать из нее тьму, не пытался и спасать от нее себя или других. Тролль, шатаясь, вползал в их жилище и валился спать, испуская винные пары, пытаясь в оцепенении укрыться от ведьминого мертвящего дыхания. Чтобы не умереть, он предпочитал не жить. Это срабатывало даже когда лед ведьмы вскипал огнем, и она обрушивала на мужа свою ярость за то, что он вне ее власти. Снулость и ледяное пламя тогда сплетались, проникая и удушая друг друга, и ни один не мог одолеть другого. А может, и не хотел.             — Горе-родители взяты под стражу! Читайте, читайте!             ...и с их детьми             В ведьминском мраке ошметками метались призраки — порождения ярости и винных туманов. Маленькие, тусклые, жалкие, едва различимые. Пришедшие в мир, но так и не ставшие до конца живыми без материнской любви и ласки. И он был одним из них, пока однажды...             — Оставшиеся дети помещены в богадельню! Спешите прочесть!       Йольский кот приходит в селения на Святки и пожирает тех, у кого нет теплой зимней одежды             Пока его не пробудили к жизни кошачьи глаза. Единственные зрячие в ведьминском мраке. Единственные, которые посмотрели прямо на него и увидели. С ними приходило тепло и пушистые прикосновения, вылепливающие и формирующие его тело. Отделяющие его от окружающей тьмы. Согревающие. С ними появлялись негромкие рокочущие звуки, и он с удивлением ощутил, что они приятны. Не разрушают.       Кот мог существовать вне ведьмы. Иногда он исчезал, особенно, когда она начинала в ярости громить ею же созданный мир, — но неизменно возвращался. Маленький оживающий призрак ждал его. Кот одним своим присутствием говорил, что, кроме вездесущности ведьмы и вечного небытия тролля, может быть что-то еще. Может существовать кто-то еще. Может существовать — жить! — и он сам.       И потому однажды, когда тепло и зрячесть позвали его за собой, он не колебался ни мгновения. Вокруг снова бушевала ведьмина ярость, и мир в который раз рушился под ее натиском, но бывший призрак знал, что больше этого не будет. Следуя за своим провожатым, пользуясь тем, что внимание ведьмы отвлечено, он долго пробирался сквозь мрак к свету.       И свет затопил его радостью.                   — Кот полюбил ребенка больше, чем его собственная мать! Малыш вышел за котом на мороз в святочную ночь!       — Двухлетнего ребенка нашли мертвым на окраине города! Ребенок замёрз насмерть! Читайте свежий номер! Голоса газетчиков сближались, их следы на кошачьем снегу наконец пересеклись, скрестились взгляды — голодные, ревнивые: распродал или нет? Снег скрипнул еще пару раз, уже уводя их друг от друга, когда один из них — постарше, одетый в почти целое пальто, остановился, обернулся.       — Про кота еще покричи, — посоветовал второму. Пусть его: мальчишка перед ним, тощий, с посиневшими от холода губами, обвязанный каким-то драным тряпьем, серьезным конкурентом не выглядел, и толстая стопка нераспроданных экземпляров газеты в его руках это только подтверждала. Так что раскрыть ему небольшую профессиональную уловку можно было без вреда для себя. — Что он его грел-грел, да так и сам окочурился. Больше покупать будут. Котов им завсегда всех жальче.       Тот кивнул, звучно хлюпнув носом в знак благодарности, побрел дальше, выкрикивая подсказанное.       Торговый день у него оказался на редкость удачным.