***
Кастиэль сигареты находит. Те провалились предательски сквозь дырку в кармане, а в бункере — дома, дома, как же запомнить, господи? — больше никто не курит, да и грязный след из размокших сигарет ведёт в комнату Дина. Кастиэлю даже в детектива играть не нужно, как это делает Сэм, пытаясь отследить Габриэля, Джека или брата в три часа ночи на излюбленной всеми кухне. Кастиэль смотрит с укором. Дину хочется крикнуть, разорвать тягучую тишину комнаты, потому что отдалённый чужой смех на это не способен. Но он молчит, копит в себе свою детскую злость — это Кас, Кас опять исчез чёрт-ах-да-и-они-не-знают на сколько, и беспокоиться должен Дин. И обоснованно. А не как Кастиэль — из-за мелочей, которые вовсе его не касаются и значения никакого не имеют. Это на Дине до сих пор ответственность за весь мир, семью и Кастиэля, и волноваться должен он. Волноваться и вариться в кислом котле мыслей — что за интрижки плетут на Небесах ангелы? И напоминать себе — никаких интрижек больше нет, а из Кастиэля выходит и правда неплохой лидер, и, в общем-то, он на ноги над землёй Небеса заново и поднял. — Дин, ты опять куришь? Дин слишком часто ловит себя на том, что ведёт себя как подросток с передозом гормонами, и мысли у него сопливые, и ощущения, и образы в голове, и богатая фантазия даёт о себе знать, когда он думает о Кастиэле. Но ловить Дина, как подростка, за курением и отчитывать — это чересчур. — Знаешь ли, успокаивает. Успокаивает и не позволяет думать — о том, что где-то во всём этом есть подвох, ангелы на Небесах милыми паиньками из детских сказок никогда не станут, а очередной псих должен объявиться на горизонте. Потому что древние психи — часть их жизни, и странно понимать, что они вроде как исчезли совсем. — Дин, это вредно. Кастиэль — отогнать бы от него Сэма, взломать бы Википедию и удалить оттуда все статьи, — читает ему длинную лекцию о вреде курения. Зараза лицемерная — про алкоголь он так не поёт. Пока. Дин Каса рассматривает, вдыхает каждую яркую секунду (как же привыкнуть, что это не обязательно, никуда ничто и никто не денется?). У Кастиэля на лбу морщинки, хмурится слишком часто, даже больше Дина. И не поверить — одно из самых могущественных (вновь) существ отчитывает человека за сигареты. После всех концов света, предательств, недомолвок и разногласий — поругаться из-за сигарет. Но хотя бы из-за чего-то, потому что иначе Дину кажется, словно он всё же умер и вляпался в янтарь светлых воспоминаний, словно комар в тягучую смолу. — Дин, курение вредит… — наверное, Кас и сам понимает, как это глупо и странно — прицепиться к сигаретам. Дешёвым, противным, Дина и самого от них тошнит. — Дин, ты меня слушаешь? Это важно! Это странно. Когда ты охотник — ты умираешь точно не от сердечных заболеваний и не от рака лёгких, и Дин успел себя мысленно (и не только мысленно) похоронить сотню раз. Дин ожидает ещё одного спятившего ангела, бога, монстра, нужное подчеркнуть, и ему кажется смешной сама мысль о том, что его сведут в окончательную могилу какие-то сигареты. — Дин, пожалуйста, ты куришь всякую дрянь. — Какая разница? — устало, обрывочно, обречённо. Кастиэль молодец — на нём Небеса, ангелы, ответственность. Дин отвественности тяготился — та давила на позвоночник почти физически, — но сейчас хотел бы её вернуть. У Каса, совести ради, проблем полно — и он спускается на Землю, чтобы отчитать его, как подростка. Кас волнуется за всю планету, людей, работу и — с какой стати? — за здоровье Дина, которое тот и так никогда не жалел и точно не начнёт сейчас. — Дин, с твоим инстинктом самосохранения… вернее, его отсутствием… «Пусть говорит», — вдруг звенит в голове голос. Пусть говорит, чтобы Дин его слушал и не слышал, или слышал, слышал всё это занудство, а после вспоминал его, бережно собирая в голове витражи из слов, перед тем, как заснуть. Сейчас редко приходилось доводить себя до изнеможения, чтобы сразу вырубиться. Кастиэль смотрит на него с укором и извечным терпением. — Не могу поверить, что ты тут себя гробишь, стоит мне отвернуться. Это так странно — жизнь без особых забот, охота не на вселенское зло или сумасшедшее добро, а на рядовых монстров. Меньше всего риска для жизни. И тут — гробишь. Смех в глубине бункера становится громче — Сэм рассказывает что-то о Габриэле, и Мэри смеётся, рядом заливисто хохочет Чарли (Дин вполне может воспроизвести это в голове, как и то, что Чарли нежно поглаживает загрубевшую ладонь Мэри). Это всё так привычно — и без Каса. — Ага, ты улетишь на свои Небеса, а я поеду и скуплю весь алкоголь и всю вредную еду в городе. И сигареты. Кастиэль хмурится — и, о чёрт, пусть хмурится сколько угодно, ему достаточно смеха в новой и странной жизни. Ему мало смеха Каса, возможно. — Только попробуй. «Вы ссоритесь, как женатая пара», — воображаемый Габриэль, копия настоящего, любящего периодически появляться и всех вокруг подкалывать, особенно Сэма, закатывает глаза. — И попробую! В конце концов, если это вытащит Кастиэля на Землю снова, он правда попробует.***
Дин отпускать умеет. У него в голове картинка воспоминаний — серая и почти бесцветная, как и костюм ангела, который к Кастиэлю пришёл. Дин маячит позади, молча и угрожающе. У него и клинок, и пистолет наготове, но их слишком давно не пускали в ход. А ангел, чёрт его возьми, даже скучно — дружелюбный и разговаривает нормально, только после скользит по Дину заинтересованным и насмешливым взглядом, будто бы сканирует глазами. — Так во-о-от из-за кого всё началось, — голос манерный и сладкий, Дину противнее, чем когда Джек угостил его своими отвратительно приторными медовыми конфетами. Господи, до каких обыденных сравнений он доходит. — Интересно взглянуть на того, кто так когда-то впечатлил и вдохновил Кастиэля. Дин скрипит зубами — боже, ему точно некуда девать свой гнев, но Кастиэль отвечает что-то сам — серьёзно, спокойно, со своим неумалимым достоинством. Чёрт, Дина это даже восхищает. — Твоя человечность слишком очевидна, Кастиэль, — закатывает глаза ангел, улыбаясь, впрочем. Будто за глупым, но горячо любимым шоу наблюдает. Дин тоже эту человечность видит и, кажется, горд ею — он ведь когда-то Кастиэля растормошил. Только вот теперь Дин за него в ответе. Мэри замечает когда-то с улыбкой, что Кас хранит Дина, а Дин хранит Каса, но Дину — господи, каждую ночь, каждый день, каждую секунду — нестерпимо хочется извиниться перед ангелом за то, что он натворил. — Это не имеет отношения к делу, — голос у Кастиэля такой же ледяной и бесцветный, как костюм того ангела, как сами Небеса — Дин знает их офис по рассказам Каса. — Думаю, мы договорились, что я возвращаюсь на Небеса и мы все организованно работаем над их восстанавлением и налаживанием отношений с охотниками? Ангел кивает, теряя интерес. Ну, хоть не последние клетки ограниченного ангельского мозга. — Без тебя дело худо. И Габриэль наотрез отказывается даже выходить на связь. Дин хочется процедить сквозь зубы: «А с чего вы, скотины меркантильные, считаете, что он должен выходить с вами на связь?». Но обрывает эту мысль — зачем за Габриэля заступаться? Хватит с него и неофициального разрешения эксплуатировать кресло в гостиной. Кастиэль кивает ангелу в ответ — будто они мысленно разговаривают — и испачканная сединой прядь мелькает перед взглядом Дина. Дин отступает назад — его мнения в этом разговоре никто не спрашивает, да и после Кас не спросит и уйдёт. Картинка бесцветная, ощущения горькие, как те дешёвые сигареты. Дин смотрит Кастиэлю в спину, сглатывая комок глупых слов. Ничего он ангелу сказать не может, но Дину отпускать не впервой, он умеет это так же прекрасно, как и справляться с любой проблемой. Охота ему в помощь. И прочие средства, в которых он топил своё свободное время и абсолютно не хочет топить дальше, но что поделать?***
Кастиэль напоследок сурово напоминает про сигареты, и Дин закатывает глаза — господи, что за бред. Сэм за спиной маскирует насмешливое хмыканье под внезапный приступ кашля, и за долгие годы он отточил это умение до идеала, а Дин до идеала его изучил. Да и у Сэма приступов кашля не бывает — вот уж кто печётся о своём здоровье. Терроризирует всех салатами (Габриэль при встрече наотрез отказывается с ними ужинать, потому что здоровая еда убивает его сильнее, чем море сладостей), наворачивает по утрам круги по окрестностям и — внезапно, но Дин этим приятно удивлён — вместе с Джеком в свободное время ездит и рассаживает саженцы. Те в бункере торчат тут и там в больших горшках. Не стильно, не вписывается в интерьер, но вкус здесь у всех отвратительный. — Сэм совсем чокнулся, — бурчит Дин. Ничего себе тренировка ловкости — ловить хрупкие деревья, когда ненароком сшибаешь их в коридоре. — Нахрена ему их столько? — Вообще-то спасаем мир, — Дин вздрагивает, когда слышит эти слова — непроизвольно, и надеется, что это незаметно. Но Джек улыбается и чуть ли не светится. — Надо больше деревьев! Надо спасать людей и планету! — Знаешь, — ворчит Дин беззлобно, — наш девиз — «спасать людей, охотиться на нечисть», а не «спасать людей, сажать деревья». На самом деле он горд и никогда этого не скажет. — А ты не хочешь с нами? — Джек выглядит разочарованным, будто бы желание спасти экологию является для всех людей таким же естественным, как дыхание. Лучше бы было так. Дин ненавидит, когда кто-то видит в нём лучшее и обманывается. Дин вечно боится, что однажды и Джек, и Кастиэль, и мама, и Чарли, и даже Сэм решат, что его угрюмый вид и мрачное чувство юмора не подходит для их компании. Они все его понимают, они сами такие, они всё пережили вместе, испытали то, что раскрасило бы волосы других людей в бесцветно-белый и выпило бы из них всю радость и желание жить в таком мире. Они все до конца не вернулись с этой войны, да и война не кончается, потому что всё хорошо быть не может и никогда не будет, и это нормально, правда, но… Дину кажется, что всё исчезнет. Он проснётся — и бункер будет давить на него, и исчезнет Чарли, потому что её и быть не должно в этом мире, и мама останется мёртвой или снова начнёт сторониться его (он понимает, честно, и не осуждает, но…). И пропадёт Джек, и между ним и Кастиэлем опять вырастет стена. И разговоры с Сэмом сведутся к охоте. Даже надоедливый Габриэль исчезнет. Дин не верит в своё счастье, и потому счастья у него нет. — Дин? Джек продолжает смотреть на него. Дин вспоминает беспрерывную череду дней, не серых лишь из-за количества крови в них. Дин подсознательно ждёт беды, того, что Мэри с Чарли уедут на охоту — как всегда вместе, идеальные напарницы — и не вернутся. Того, что Небеса вновь взбунтуются. Того, что Габриэль решит, что Сэм для него не так уж важен. Того, что Кастиэль однажды не вернётся. — Окей, — выдавливает он из себя. — Поедем искать энтов, пацан. Раскапывал же он могилы — раскопает и лунки для деревьев. Куда-то же нужно девать свои силы. И эта лучезарная улыбка Джека, которая заставляет Дина улыбнуться в ответ, определённо всего стоит. — Подожди, а энты существуют?!***
Дин позорно ломается несколько секунд, прежде чем нажимает на «отправить». «Это ты дал Джеку прочитать «Благие знамения», я раскрыл тебя, Кас. Поздравляю, ты разбудил дьявола» С аватарки в Вотсаппе на него смотрит Кас, обмотанный в рождественскую мишуру, с бумажными крыльями за спиной, а с заставки — их компания. Чарли приобнимает одной рукой смеющуюся Мэри, а другой показывает вулканский салют, Сэм делает вид, будто вместе с Джеком подкрадывается к ним сзади, а Кастиэль робко и нерешительно улыбается рядом с Дином. Фоткал их Габриэль и долго после ныл, что не попал на семейное фото. «Что в этом такого?» Кастиэль отвечает быстро — не как обычно, когда кто-то ему пишет. Впрочем, Дин и не пишет ему, Каса лишняя болтовня отвлекает. Наверное. Тот не говорил. Дин навязываться не хочет — у самого дел полно, но всегда находится время думать об этом чёртовом ангеле. Почему-то значок «онлайн» заставляет Дина чувствовать себя лучше. Проводил ли кто в Раю вай-фай? О таком думать не странно — не тогда, когда где-то в глубине бункера воскресшая Мэри и Чарли из другого мира вновь громко спорят о том, какой сериал посмотреть, а сынок Люцифера пытается стащить с кухни шоколадное печенье и не попасться Сэму, но слишком громко шуршит подошвами ботинок. «Ничего, не считая того, что пацан воспылал страстью к спасению экологии, завербовал всех, даже меня, и если наша планета ненароком превратится в джунгли, а я завтра надорву себе спину, это твоя вина» «Тебе принести пояс из шерсти?» Дин давится воздухом от удивления и лёгкого возмущения. Кастиэль отлично умеет издеваться — иногда даже не прикладывая к этому никаких усилий. Он даже не успевает написать ему «чувак, я тебя ненавижу» или «чувак, я не старый». И так хочется: «Кас, выноси мне мозги сколько угодно, только не пропадай снова». Но такое в первый раз не пишут и в сотый раз не пишут, а если быть Дином Винчестером, то не пишут никогда. Потому что Дин не может просить Каса остаться, особенно после того, что он сам же и натворил. «Экология очень важна, Дин, я горжусь Джеком» Дину хочется ответить «я тоже», но кнопка «удалить» равнодушно проглатывает эти слова. «Посмотрим, что ты скажешь, когда из капота твоей бывшей машины вылезет дерево. Какой-нибудь дуб» «Я скажу, что его зовут Дин» И снова — полная потеря дара речи. Все сообщения звучат в голове голосом Каса, негромким, серьёзным, и издевательским. Сам же научил на свою голову. Дин улыбается. Буквы легко пляшут под загрубевшими пальцами. «Ты сволочь, Кас» «Которая достойна любви?» Где-то всё ещё продолжают шуметь Мэри и Чарли, обсуждая какого-то «персонажа-мудака, здорово она ему влепила», но сердце у Дина колотится быстрее — может, и прав Кас, и нужно ему следить за своим здоровьем? «Я думал, ты читал «Благие знамения» «О. Видимо, я не понимаю этой отсылки» И ведь обычно все отсылки объяснил Кастиэлю Дин. И гордился! Гордился тем, что знал вестерны наизусть, мог рассказать про любого актёра, игравшего в них. Только вот Мэри с лёгкостью разбирается в Стартреке, как и Чарли, которая к тому же фанатеет от Доктора Кто, Гарри Поттера и Толкина, и в этой любви солидарна с Сэмом. А вот и Кас с радостью пустился во все тяжкие… то есть в чтение британской литературы. Кажется, у них семья гиков. Это абсолютная катастрофа. Дин закрывает глаза, усталые веки гладит темнота. Дину не верится. И вовсе он не ненавидит британцев, просто то, что они сделали, всегда останется на отношении к ним чернильным пятном. А с Касом он переписывается, кто бы мог подумать, не об охоте, не об обнаглевших ангелах, а о книгах. Британских книгах. Но вообще-то это ему нравится. Яркий свет экрана колет усталые глаза. «Хочешь, я расскажу?» Вообще-то ему рано вставать, потому что он уверен, что Сэм потащит всех за собой, стоит солнцу взойти. Вообще-то он не ожидал, что Кастиэль захочет тратить своё время на него. И вообще-то он не так уж любит читать и тем более не в восторге от литературы про ангелов, демонов, к тому же от британских авторов. «Давай» И… «Но я ни за что не прочитаю» Кастиэль будет печатать долго, но Дин подождёт.***
Утром, когда Чарли бесцеремонно отстукивает на двери имперский марш, пытаясь разбудить его, Дин ненавидит и британцев, и книги, и ранние утра, и энтузиазм Сэма с Джеком, и — особенно! — Кастиэля. «Ты можешь взять и повеситься на нём», — оскорблённо набирает он сообщение, тыкая на буквы излишне сильно. У него на кровати издевательски белеет шерстяной пояс.***
А после — белеет у Дина на пояснице, потому что, вот незадача, кто-то спину всё-таки надорвал, а после попал под очередной дождь. Зато ближайший лесок обзавёлся несколькими берёзами. — Если кто-нибудь что-то скажет — он труп без права на воскрешение, — слова сползают с губ вместе с каплями дождя. Дин замирает — даже боль в спине утихает — и выдыхает сквозь стиснутые зубы: кажется, он даже своё чувство юмора скоро потеряет, потому что… это слишком. — Ни слова, Сэмми! — Будто бы на десять лет назад вернулся, — бормочет Сэм, — тогда ты точно так же ворчал. Слишком поздно: три пары внимательных ушей улавливают роковые слова. Слава кому угодно, что Габриэль рядом не отсвечивает. — А что было десять лет назад? — вопрошает Джек, и для Дина это слишком. — Это было давно и неправда! Сэмми, молчи, а то век Импалу водить не дам! — Нет уж, рассказывай! — у Чарли даже глаза сверкают коварным блеском. — Мне нужно дополнение к моему компромату. Теперь все смотрят на неё, и Дин тоже, и, о чёрт, он собирается вылядеть злым и обиженным на весь свет, но на лицо лезет широкая ухмылка. Компромат. Надо же. — Ну, не только моему. Нашему с Мэри. — Сдала всю контору, предательница, — Мэри закатывает глаза. — Ничего доверить нельзя. И не компромат это, а досье. На каждого, — и она улыбается хитрой улыбкой, которую переняла у Чарли. Он пьёт горячий и чуть кисловатый из-за лимона чай, который всунула ему в руки Чарли. «Спасибо, мам», — ехидничает он, Чарли смеётся и подмигивает Мэри, и даже Сэм ненадолго прерывается и пытается спрятать смущённую улыбку. И Дину тепло, но не от чая. Поверить невозможно, что те события, которые когда-то так волновали, превращаются в те самые истории, которые обычные семьи рассказывают на кухне по вечерам. Поверить невозможно, что у них есть и время, и возможность эти истории рассказывать. — Слабоумие и отвага, — весело фыркает Чарли, когда Сэм заканчивает. — Впрочем, все мы такие. «Сэм рассказывает про меня истории из нашего тёмного прошлого. Наши беззастенчиво ржут. Я ненавижу всех, кроме мамы», — печатает Дин, демонстративно закрывшись телефоном от дружной компании. Правда, от Сэма, жаждущего справедливости если не во всём мире, то в бункере, это нисколько не спасает. — Зачем ты сказал Джеку, что энты существуют? — громким шёпотом вопрошает тот. Джек сидит в мягком кресле, забравшись туда с ногами, и с живым интересом читает книгу. Дин щурится — о нет, опять те самые «Благие знамения». Кажется, Джека она вдохновляет, особенно на защиту экологии. Винчестеры меняют сферу деятельности, теперь они представители ГРИНПИС. В вашей древней яблоне завелся дух? Ничего, пусть он вас убьёт, нельзя сжигать деревья, деревья полезнее людей. «Надеюсь, до Импалы и вреда от машин он не доберётся». Шутки шутками, а Джек всё равно его пугает, и, кажется, это ещё одна из причин себя ненавидеть. — Чтобы посмотреть, как он болтает с деревьями, — тёплый и чересчур домашний свет ламп разливается перед глазами. — И не смотри на меня так. Я чувствую. Сэм неодобрительно хмыкает. «Я успею до того, как они закончатся?» — телефон щекочуще вибрирует в пальцах, и Дин смотрит в мерцающий экран. В улыбке Кастиэля на заставке теперь тоже видится что-то издевательское. «Неа. И они всё равно скучные и старые» И почему-то кажется, что Кас всё же караулит его сообщения. Они не общались месяцами — до тех пор, пока Кастиэля всё-таки насильно не осчастливили телефоном. У охотников большая группа в Вотсаппе, и Кастиэль заходит туда редко — лишь чтобы скинуть сухие факты, важные новости и указания. Дин смотрит щенячьим взглядом на профиль Кастиэля, про это шутит язвительная Ровена, когда заходит к ним в бункер, и Дин злится. И вовсе не из-за того, что ведьма права. «Мне интересно всё про тебя, Дин» Дин закрывает глаза, выдыхает шумно и вновь злится, потому что чувствует себя подростком, который тает от любой двусмысленной фразы. Скоро начнёт носить с собой истрёпанную книжку с романтичными стишками, писать в личный дневник о том, какие у Каса красивые глаза, покрасит волосы в безумные цвета или что там делают стереотипные подростки… «Чарли только что отправила меня на Гриффиндор. Тоже интересный факт?» «Тебя бы выгнали из школы за нарушение правил, Дин» Дин громко фыркает. «А ты, зараза ангельская…» — начинает он. Вообще-то на них охота, про которую Дин и остальные не забывают, сеть оперативно работающих охотников, которую возглавляет Сэм, огромный чат в Вотсаппе, куда скидывают все новости о необычных происшествиях и убийствах и отправляют туда людей, а на Кастиэле — огромные Небеса, толпа упрямых ангелов и какая-то договорённость с Адом. Они неиронично обсуждают Хогвартс, ляпы в каноне и нелогичное поведение персонажей, хотя на экране насмешливо чернеет «кто бы говорил, Дин». Свет ламп (лампы все в виде забавных разноцветных сов, которых определённо притащил Джек; его точно нельзя пускать в магазин одного) разливается по всей комнате, гладит светлые волосы Мэри и отражается в огненных прядях Чарли. Джек в стороне громким шёпотом и крайне вдохновенно зачитывает улыбающемуся Сэму цитаты из книги, Чарли чирикает что-то в старом блокноте, видимо, распределяет всех своих знакомых на факультеты в Хогвартсе, Мэри чистит оружие и периодически заглядывает Чарли через плечо. Это почти идиллия. Даже Габриэль её бы не испортил, наверняка об этом думает и замерший погрустневший Сэм. Дин тактично делает вид, что не замечает, как мама нежно целует Чарли в висок или в рыжую макушку. Это слишком хорошо, и, кажется, он всё-таки не готов это принять. У него в телефоне Кастиэль размышляет о том, из-за чего бы Дин с позором вылетел из школы на первом курсе. Когда Кас вернётся, Дин лично его шерстяным поясом и придушит.***
Дин думает, что теми мыслями про стереотипных подростков он точно сглазил. И даже Ровена ни при чём — та мыслей не слышит. Зато вот Кастиэль — да, и ему можно нажаловаться, стоит только замаскировать это под молитву. «Кас, представляешь, Сэм защищал от меня Джека. Я не понимаю, я что, такое чудовище?» Мысль лёгкая, маленькая, но вселенная бережно её принимает, и Дину даже чудится, что он чувствует Кастиэля где-то далеко-далеко наверху, несмотря на то, что Небеса занавешены слоем дождевых облаков. Может быть, только чудится, но Дину кажется, что без этой тоненькой ниточки ему не протянуть. И ниточку он эту тоже не заслужил, как и Каса, который тут же откликается. «Что случилось, Дин?» — вспыхивает экран. До телефона несколько сантиметров, но Дин усмехается в пустоту и не тянется к нему. «Приехал я — и ради чего? Чтобы Сэм начал, весь такой деликатный, мол, у каждого свои увлечения, каждый может экспериментировать и вообще, юность — пора ярких красок…» «Конкретней, пожалуйста», — видел бы кто порой их переписку. Сплошная простыня сообщений от Кастиэля — вопросы, ответы, любой бы запутался. Потому что Дину печатать лень, особенно после долгой охоты, как в этот раз. Чёртовы вампиры. «Знаешь, никогда бы не подумал…» «Дин!» Дин иногда не понимает, почему Кас его терпит. Не посылает. Кастиэль может подключиться к молитвам всех живущих людей, слушать их, вовремя помогать, он и некоторые ангелы так и делают — откликаются на зов охотников, пусть некоторые идут на это неохотно. Но Вселенная и так порядком раздолбана — пора собирать по кусочкам и беречь то, что есть. Дин ждёт, что и эти кусочки вот-вот разобьются, но те склеиваются, и каждый из людей находит в этом хрупком равновесии мира своё место и верит в счастье, верит в хорошие вещи. Но не Дин. Хотя… «Джек покрасил волосы в фиолетовый» Тишина. Дин невольно ухмыляется, представляя растерянное лицо Кастиэля, и картина выходит настолько живая, яркая и забавная, что он гордится сам собой. «Жаль, я советовал ему покрасить в красный» Краски на картинке расползаются с хлюпаньем, похожем на мерзкое хихиканье. Что за чёрт. Вот что за чёрт. Кастиэль — предатель. И вся его семья — сборище заговорщиков. «Мы не заговорщики. Вообще-то в курсе было только трое» «А откуда он взял краску, придурки чёртовы?» Дин и подумать не мог, что буквы в сообщениях могут выражать столько чувств, в том числе и ехидство. Кастиэль наверняка сейчас закатывает глаза и закусывает и без того искусанную губу, пытаясь не усмехнуться, Дин представляет это слишком ярко, и, о чёрт, кажется, это очередная ошибка в его километровом списке. «Ты прячешь от меня по всем курткам сигареты вместе с конфетами. Мы квиты» «Стоп, но я не прячу конфеты!» А потом Дин догадывается, и ему, можно сказать, везёт — мимо полуоткрытой двери сначала проходит довольный и сияющий улыбкой и светло-фиолетовыми волосами Джек, а после улыбающийся Сэм со стопкой книжек в руках, и Дин кричит им вслед: — Чтоб духу Гейба у нас в бункере не было, заговорщики хреновы! «Я убью Габриэля, честное слово». «Он недавно воскрес, пожалей его!» Недавно. А кажется — пролетела застывшая в янтаре вечность. И у Сэма, который редко Габриэля видел, есть Джек, его чёртов идеальный ЗОЖ, цель спасения планеты от истощения кислорода и британские книжки, а Дин — никогда, никогда он не скажет этого! — скучает по Кастиэлю и их разговорам. «Не пожалею. Я бесчувственная мразь, ты же в курсе». Стоит им выйти за пределы сообщений, как Кас отчитывает Дина за сигареты (Дин покупает их, разбрасывает по карманам и не выкуривает ни одной) и прячет за этим неловкость. А Дину хватает чувства вины перед Джеком за всё, что было. Он когда-то чуть не убил его и вряд ли сможет это простить, особенно сейчас, смотря на его жизнерадостно-фиолетовые волосы. Стыдно и перед Чарли и мамой за то, что он до конца не может принять их отношения. И Сэм за Дина искренне переживает, и Габриэль, появляясь, смотрит с пониманием и сочувствием, и поистине невыносимо. «Дин, это не так. Ты хороший человек» И ведёт он себя как влюблённый подросток, стоит Кастиэлю написать что-то подобное или просто написать первым, прислать неумелое и забавное сэлфи или древний мем, раскопанный в редкие заходы в твиттер. Дин, не задумываясь особо, гладит шерстяной пояс, валяющийся на кровати. Мягкий. Печатать сообщения всё ещё лень. «Откуда пояс, Кас?» «Собаку остриг» Дин таращит глаза, моргает быстро-быстро (каждый раз, когда он так делает при Чарли и Джеке, те в один голос кричат ему «Не моргай!»). Кастиэль шутит, издевается или говорит серьёзно? И решает всё-таки: издевается. «Чувак… Габриэль плохо на тебя влияет, ты с ним на Небесах поменьше общайся. Кстати, куда он пропал? Тайно бегает на свиданки с моим братом?» Кастиэль молчит несколько долгих (и где же прославленное терпение Винчестеров, если для Дина это долго?) секунд. «А откуда, ты думаешь, я взял собаку?» И присылает фотографию корги (не обстриженного, нормального!) с золотисто-карими глазами, которые ни с чьими не спутать. У корги в хитром взгляде наглость и превоходство — над всем собачьим, архангельским и прочим миром. Дин чуть не смахивает телефон с кровати, когда откидывается на подушку и впервые за долгое время беззастенчиво, несдержанно и громко хохочет вслух.***
— Один раз, всего один раз! — Сэм вскидывает руки в примиряющем жесте. — Всего одну песню. Дин смотрит на него с подозрением. У Сэма лицо серьёзное, как обычно, и актёр он великолепный, в том числе благодаря Габриэлю. Только уголки губ подрагивают и выдают его. А в юности уже не выдержал бы и рассмеялся. — И в чём твой подвох, Сэмми? — Если подвох есть, то не мой, — смотрит на Дина своими огромными глазами. Разве что ресницами театрально не хлопает. Семейка заговорщиков. И все не посвящают ни во что Дина. Сердце царапает усталая мысль — может, он сам виноват, что отдалился, что спрятался, чувствуя себя лишним при Джеке, которого сначала сторонился, при Сэме и Габриэле, Мэри и Чарли? Видеть нежность брата и матери к кому-то другому довольно смущающе. Почти так же, как чувствовать нежность — и это Дин Винчестер, охотник на девичьи сердца, хоть и ровно на одну ночь! — к Кастиэлю. Он соглашается, не сводя с младшего брата внимательного взгляда. Сэм уже начинает то и дело отворачиваться — верный признак, что сейчас заржёт нагло и вслух. Для чего же ещё ему длинные волосы, как не для того, чтобы занавешивать лицо? Дин включает песню совершенно невозмутимо. И очень скоро останавливает машину на обочине. Даже слишком резко. Смех Сэма почти перекрывает пение, но слова различить можно, да Дин и так совершенно точно в курсе, чья эта песня, про что и в чём тут тупой, но всё же юмор. — И кто это придумал? — Кас. — Почему я не удивлён? Сэм смотрит на него и улыбается. По-доброму и весело. — Потому что ты слишком хорошо его знаешь. «Кас, ты сволочь. Песня отличная, но это нихрена не смешно» Кастиэль абсолютно точно его сообщения караулит. Сэм пытается в шутку заглянуть в телефон, но после отстраняется и кивает с таким видом, будто знает о Дине с Касом больше, чем они сами. Дин закатывает глаза. — Понял-понял, не лезу. Разбор отношений. «Я услышал её и подумал про тебя, Дин» И вообще-то… это приятно? Когда думают о тебе, услышав песню, — это что-то из подростковых историй о первой любви? «И с каких пор ты их слушаешь?! У них охуенные песни, не спорю, но», — Сэм видит «я подумал про тебя» и шутливо пихает Дина локтем в плечо, палец соскальзывает, и сообщение отправляется недописанным. Дин свирепо глядит на Сэма. Интересно, кто его быстрее испепелит — гневный взгляд или полуденное солнце, нагревающее стекло? — Отвали, Сэмми. — Я молчу. — Ты слишком громко думаешь! «Никто: Дин Винчестер: аааа британцы ненавижу» Дин молчит, а у Сэма плечи трясутся от смеха, и «I`m in love with my car» продолжает играть. Дин глубоко вздыхает и пишет: «Я попрошу Чарли, и тебя навсегда заблокируют в твиттере, в интернете и в жизни тоже, Кас» И вслух произносит: — Придурки. И улыбается.***
Габриэль как всегда вылезает прямо из воздуха. Все научились не давиться пивом, едой и воздухом при его появлениях, и потому сейчас Дин просто притягивает тарелку с вишнёвым пирогом поближе к себе. Во избежание. Но архангел всего-навсего с самым невозмутимым видом роется в дырявых карманах старых курток Дина, будто бы куртки его собственные. — Эй! — Конфеты, парень, бывают порой хуже сигарет, — вздыхает Габриэль тяжело и на возмущённый окрик внимания не обращает. — И всё надо от наших парней прятать. И не моргай! Дин с трудом берёт себя в руки. Надо же, ещё один. Ещё один любитель покричать «Не моргай!» (и заодно любитель чёртовых британцев), и ещё один любитель назвать Каса парнем Дина. Потому что Чарли смотрит с пониманием тоже и шутит беззлобно, но на её весёлое: «Я не могу быть уверенной, что это Дин Винчестер вернулся с охоты на перевёртышей, а ну скажи страшный секрет, в кого Дин влюблён?» Джек отвечает с недоумением и по-детски наивно: «Но разве секрет, что Дин любит Кастиэля, это же все знают?» Дин стискивает зубы. — Гейб… Он хочет спросить: «Зачем ты пришёл?», но зачем, если наверняка Габриэль заявился в гости. Чтобы к тебе ходили в гости — надо иметь дом. Чтобы к тебе ходили в гости — надо хотя бы не жить в ожидании, что в любой момент придётся сорваться и мчаться защищать мир. И Дину так странно от того, что всё это вроде как у него есть. И Габриэль не принёс ни новостей, ни срочных сообщений, ни предупреждений, ничего. — Да всё хорошо с твоим Касом, не волнуйся, не дёргайся, — архангел почти скучающе рассматривает пустующую кухню. Мэри с Чарли уехали на охоту несколько дней назад (и Дин, подавив панику, всё-таки практически без труда их отпустил), Джек убежал записываться в городскую библиотеку… — Он скоро вернётся, кстати. Вернётся. Скоро. Кастиэль. Дин рассматривает горлышко бутылки, словно оно интереснее Габриэля. Впрочем, в каком-то роде так и есть. — Вернётся? — Если его пригласите. Могу и я, конечно… — Габриэль пожимает плечами. — Он как вампир из легенд, не пригласишь — не придёт. Дин вспоминает, как сам когда-то Кастиэля прогнал, и выдыхает, словно надеется выдохнуть вместе с воздухом и эти воспоминания. Дину кажется, что Кас это никогда не забывает. Возможно, не забывает только он сам. — Хочешь об этом поговорить? — в голосе архангела сквозят почти заботливые нотки. — Габриэль Винчестер, непрофессиональный психолог, оплата — одна бутылка чего-нибудь покрепче в час. — Да иди ты, — и поскорее притягивает к себе бутылку. Опять же, во избежание. — И с каких пор ты Винчестер? Когда за Сэмми выскочить успел? Он почему-то не успевает удивиться. Семейка заговорщиков. Дин Сэма убьёт. Точно. И мама добавит, потому что она точно не в курсе. — Э-э, видимо, только что, — Габриэль обезоруживающе улыбается и разводит руками, — как только ты сказал. Сэм не в курсе. Идиот. — Благословение не дам, — бурчит Дин, и Габриэль весело фыркает. — И не надо, — и серьёзнеет. — И, пожалуйста, прекратите с Касом смотреть друг на друга волками. То вы точно подраться готовы, то превращаетесь в щенков и пялитесь в экран умоляющим взглядом, когда дело доходит до переписок. Поверь, я его видел. Нет ничего более ужасного, чем влюблённый ангел. — Кто бы говорил, — Дин прячет за привычной язвительностью растерянность. Потому что Кастиэль совершенно точно из всего человечества, из всех хороших людей, не может выбрать его. Потому что это слишком хорошо. Потому что в этом точно есть какой-то подвох, и Дин его ждёт подсознательно. Охотникам слишком трудно привыкнуть, что подвохов нет. Что не нужно, засыпая дома, держать под подушкой целый арсенал. — Вот именно поэтому ты меня терпеть не можешь, да? — Габриэль подмигивает ему. Он вынимает последние конфеты и затерявшуюся в кармане пачку сигарет. Дин про них даже думать забыл. — И не расстраивай Каса. У него, конечно, проблемы с опекой, но он слишком многих терял из-за досадных мелочей, и за тебя он волнуется. Вы с ним слишком похожи — оба взвалили на себя непосильное. Вы оба просто параноики-идиоты. Габриэль исчезает вместе со сладостями, сигаретами и последними каплями спокойствия Дина. Он проверяет каждую из своих курток — тщательно, кропотливо, серьёзно, перетряхивает и перебирает содержимое карманов. Да возрадуются же Кастиэль, Сэм и Джек — борцы за здоровый образ жизни и экологию Земли! «Кас, я выбросил сигареты. Все. Можешь убедиться» Кастиэль не отвечает ему до самого вечера, а значит, у Дина ещё есть шанс проверить быстроту своего чтения. Как и то, насколько увлекательна излюбленная его семьёй британская литература.***
Мэри и Сэм играют в бинго. Дин эту игру терпеть не может, но он стоит в дверях комнаты, смотрит на мать и брата, и те смеются, не замечая его, полностью погружённые в свой домашний и светлый мирок. Будто и охоты нет никакой. А нет, есть — ну, кажется, охота эльфов на всяких орков: Чарли в сторонке старательно рисует Габриэлю яркий боевой раскрас. У Джека уже такой есть, и очень подходит к его всё ещё фиолетовым волосам. Дину это кажется невозможным. Это так странно — иметь дом и в кои-то веки не бояться за семью. Можно волноваться, конечно, как и всегда, когда кто-то уходит на охоту, но знать, что ничего с ними не случится, потому что они все умелые молодцы, все могут постоять за себя и друг за друга. И умереть друг за друга могут, нисколько не сомневаясь, но могут и сидеть вот так, расслабляясь, отвлекаясь и ничего не боясь. Дин умеет бороться с любой нечистью, Дин умеет умирать, да только счастье принимать не умеет, и в этом вся его проблема. Мэри смеётся и шутливо дёргает Сэма за прядь волос, а тот возмущается деланно: «Мама!», и все карточки на полу перед ними смешиваются. Чарли на Мэри отвлекается и смотрит ласково, они, когда-то сошедшиеся на собственной непохожести на остальных, теперь счастливы, и Дин правда за мать и за подругу рад. У него в руках уже изрядно истрёпанная Джеком книга. Тот обращается с книгами аккуратно, но эту всюду таскает с собой. Дин закрывает глаза, и свет ламп-сов гаснет. Счастье в мелочах, счастье в том, что они люди и могут сами стать лучше и сделать лучше мир. В том, что они те, кто они есть. В том, что нужно просто жить и любить. Дину кажется, что он только разрушать и может. Убивать монстров (спасибо отцу, воспитывавшему его как солдата), отталкивать от себя близких. Как в случае с Касом. Кас заслуживает лучшего — не того, кто не умеет строить нормальные отношения, не того, кто боится себя, своего зачастую неконтролируемого гнева и эгоизма. Не того, кто и счастья ему подарить не может, потому что счастья боится больше всего на свете. Пусть ему подарит кто-то другой — наверное, Дин будет даже рад, когда победит свой эгоизм. — Дин, это не так. Ты хороший человек. Кастиэль стоит у него за спиной, и Дин дёргается от неожиданности, чуть не роняет книгу. Хоть что-то остаётся неизменным. — Привет, Кас. Подслушиваешь мои мысли? — Кажется, ты только что искренне пожелал мне счастья. Разумеется, я тебя услышал. Это как молитва. Молитва у них — это определённо что-то извращённое. Чёртовы ангелы. Кастиэль улыбается ему. Впервые за долгое время. Их не замечают. Джек увлечённо рассказывает что-то остальным, говорит, что назовёт деревья в их честь. Дину чудится, будто Джек говорит, что в честь Дина назовёт дуб. Кастиэль подавляет усмешку. Значит, не слышится. Дин, растерявшись, словно мальчишка, смотрит на него, и, кажется, столкновение их взглядов затягивается надолго. Будто Дин, как и раньше, хочет образ Каса собрать, чтобы вспоминать потом — измазанную сединой прядь, синие глаза, искусанные губы. Но Кастиэль вроде как говорил, что задержится надолго и никуда не исчезнет, он не спешит, и это для Дина тоже странно — обычно им есть куда торопиться. — Я рад тебя видеть, — он шагает вперёд и как-то неловко приобнимает Каса. Книга мешает. Чёртова книга. Прекрасная книга. — Я рад видеть тебя, Дин, — откликается Кастиэль тихо. И, кажется, Дин, обнимая Каса, наконец-то окончательно может принять весёлый смех позади себя, и объятия Мэри и Чарли, и Сэма с Габриэлем, и Джека с его любовью к природе, ярким краскам, фиолетовому цвету и книгам. И даже готов принять их любовь к британцам. И самих британцев, наверное, но на расстоянии, конечно. — На улице звёзды, — замечает Кастиэль, когда они оказываются у Дина в комнате, где никаких звёзд и в помине нет. — Кажется, дождей в ближайшее время не будет, — он смотрит внимательно, — и они не будут тушить твои сигареты. — Я их выбросил, — Дин пожимает плечами. — Говорю же, Кас, можешь проверить. Мне нравилось тебя бесить, но ты невыносимый зануда и не умеешь шутить. Я влюблён в свою машину, блин… Кас улыбается снова. А раньше и за год одну улыбку было не выдавить. И Дин понимает (и, наверное, ему стыдно за такие сопливые мысли, хотя их теперь в его жизни полно), что он научил Кастиэля улыбаться. Плюсик в список достижений. — В машину и в меня. Я готов терпеть конкуренцию, не ревновать и обсуждать тебя с Импалой только в хорошем свете. — Сволочь ты, Кас, — хмыкает Дин, и на сердце почему-то становится легче, — достойная любви, конечно. Наверное, раз Кастиэль хочет, он попытается найти в себе что-то хорошее. Кас смотрит на него неверяще и с радостным удивлением. — Ты прочитал? — Чтобы посмотреть, насколько вы все отбитые, раз от британской литературы без ума. — Какой подвиг, — Кастиэль улыбается снова. Это какое-то чудо? — И ради меня. Я польщён. Кас никогда раньше столько не улыбался и, казалось, улыбаться не любил. Это совершенно точно чудо. Спасибо, британцы. Дин всё ещё не верит в то, что у него получится. Дин всё ещё не верит ни во что, но, наверное, попробовать стоит. Он побеждал каждый свой страх, победит и страх этого нелепого, незнакомого, но неизбежного покоя, который вполне может нагнать его и до смерти. Ведь мелкие монстры, которых нужно отслеживать, уже не кажутся чем-то таким угрожающим. Может, они с Касом и разругаются в пух и прах, может, Дин вновь уедет на охоту — один. Может, всё же что-то снова случится плохое, не дай вселенная. Может быть. Но сейчас Кастиэль валяется на кровати рядом с ним, и они — о, как романтично, смотрят какие-то скинутые Чарли шутки из твиттера. Какая милость и снисхождение. Потому что Чарли они окончательно достали, и она всё же взломала твиттер и заблокировала их профили, пусть и всего на пару месяцев. Во избежание. «Заблокирую и Вотс, чтобы вы в реальности наконец высунули свои влюблённые носы!» — пригрозила она, а угрозы Чарли исполняет прекрасно. Кастиэль смотрит на бумажные крылья на своей фотке и скептично хмыкает. — Знаешь, не похожи. — А какие они у тебя? — А ты как думаешь? Дину в голову снова лезет сопливая чепуха. И, может, избитые клише. Он не читал столько книг, чтобы понять, банально это или нет. Но Кастиэль улыбается столько раз, сколько не улыбался за всю свою прошлую жизнь, и Дин за вечер говорит столько глупостей, сколько не говорил за свою: — Они, э-э, прозрачные? — и замолкает. Кастиэль смотрит и не моргает (вот уж на кого Чарли не нарадуется). — Прозрачные, — Дин подбирает непривычные слова. — Знаешь, они крутые. Прозрачные, да, — ему действительно неловко. И странно. — Как стекло. Но мягкие. Как тот шерстяной пояс. Надеюсь, он на самом деле не из Гейба, я не хочу подцепить блох… — Нет, не из Гейба, — Кас снисходительно фыркает. — Не бойся. Дину кажется, что после он будет над собой смеяться — и в самом деле расклеился, как подросток. Скоро Сэм принесёт романтичные стишки, а Габриэль предложит покрасить волосы в зелёный цвет. — И они нагреваются, как стекло на солнце, — Дин закрывает глаза. Какой позор. Дин не романтик, оставьте это оскорбление для кого-нибудь другого. — И сохраняют тепло. И когда они касаются кого-то, перья тёплые, — не горячие! — потому что впитали свет и тепло солнца. Кастиэль молчит, не смеётся над ним, и Дин ему благодарен. — Забудь всё, что я сейчас сказал, — ворчит Дин. — У Чарли и так компромата на меня полно. — Я никому не скажу. — Ага, как же. Семейка предателей и заговорщиков. — Именно, заговорщиков. Мы заговорщики, и мы никому этот секрет не скажем. Кас снова улыбается куда-то ему в плечо. Жаль, что эти улыбки скоро исчезнут, как этот странный и чудный вечер, но он ещё длится, и надо ловить момент. Дин и ловит до тех пор, пока не засыпает. Он знает прекрасно, что людям снится то, что сильно их удивило и впечатлило, и потому, наверное, ему снятся крылья Кастиэля. Дин и сам удивлён, что такие образы пришли ему в голову. Он спит, и ему снятся огромные прозрачные крылья, обнимающие его, и снятся перья в его руках, тёплые настолько, будто впитали в себе свет солнца. Дин просыпается, он ощущает это слишком явственно, он чувствует, как Кастиэль кладёт ему голову на плечо. Дин просыпается, и сон растворяется, будто его и не было. Только ощущение тёплых перьев в руках никуда не исчезает.