Запах скорости

Новый, прежде незнакомый Юрий Плисецкий смотрел из зеркала на меня, сидящего за столиком в одиночестве пустой гримерки. Я нанес грим и небрежно зачесал волосы назад в хвост, оставив по бокам несколько выбившихся прядей. Густо подведенные черной краской глаза с размазанными по щекам потеками казались особенно яркими на фоне выбеленной кожи. Вот оно, лицо будущего победителя — таким запомнят меня в истории. Выступления уже начались. Где-то высоко над головой, через бетонную толщу стен, свистела, ахала и аплодировала публика, сменялись фонограммы, объявлял участников диктор; но я не слышал ничего из этого — в моих наушниках играла раз за разом одна и та же песня, наполняя тело веселой и безудержной яростью. ночь бьет огни скорость в крови модных шлюх закипает и я мертв рок мертв поп мертв Передо мной лежали восемь грамм отборного пороха, которые я совершенно беспалевно пронес в носках: такого количества с лихвой хватило бы на десятерых, но я предпочитал действовать наверняка. Обещание Виктора отрубить пальцы за воровство не остановило меня от того, чтобы осуществить задуманное. В конце концов, на его кубышке свет клином не сошелся — и двадцать тысяч новенькими приятно похрустывали в кармане куртки, когда я выходил из двери под вывеской «Быстрые займы». О том, как буду отдавать долг, даже не задумывался — подобные мелочи меня не интересовали. Восемь грамм было реально дохуя. Я никогда раньше не юзал столько в одиночку, и мурашки практически религиозного трепета побежали вдоль позвоночника при мысли, что сейчас мне нужно будет все это запихнуть в себя. Времени на расчерчивание не оставалось, в помещение могли войти в любую минуту. Я достал купюру и плотно забил обе ноздри три раза подряд, затем наклонился и упал лицом в высыпанную горку, вдыхая белоснежную пыльцу, как Тони Монтана за столом своего особняка. Блять, как же много… Носоглотку обжигало ледяным пламенем, все внутри онемело, будто мне вкатили некислую дозу «заморозки». Губы склеило что-то липкое. Подняв голову и взглянув в зеркало, увидел под перепачканным носом два багровых ручейка. Неважно. Я снова и снова всасывал порох, хлюпая и обливаясь кровью; когда понял, что физически уже не могу сжимать носовые проходы, начал втирать спиды в десны, слизывать и глотать розовую горькую смесь, пока не прикончил до последней крупинки. Все, теперь назад дороги нет. Есть только один путь — на вершину. Приход наступил мгновенно. Вскипели, забурлили вены, застучало сердце, разгоняясь, бросило в жар, и потекли капли пота по лбу. Пора, скоро мой выход. Я встал, поправил костюм, еще раз проверил шнуровку коньков. Не спеша вышел из гримерки и направился к стадиону по длинному пустому коридору. Моя уверенность в себе поражала даже меня самого. Я не чувствовал обычного перед соревнованиями мандража: победа лежала передо мной на расстоянии вытянутой руки, оставалось только подойти и взять ее. Легче легкого! Уголки рта сами собой расползлись в стороны, и я захохотал — таким ликованием переполнялось все мое существо. Повернув за угол, я столкнулся с фигуристом, двигавшимся мне навстречу: кажется, это был Ларский. Увидев меня вблизи, он отшатнулся, в его глазах плескался неприкрытый ужас. Я прошел мимо, не обращая внимания. Правильно, пускай боятся. Сегодня у них нет ни единого шанса. Стадион встретил меня переполненными трибунами и ярким светом софитов. У выхода на лед стоял Яков с высокой темноволосой худощавой женщиной в желтом пуховике и оживленно жестикулировал. При моем появлении он замер c открытым ртом, затем двинулся было ко мне, но я качнул головой, приложил палец к губам и отвернулся. Отошел к краю и оперся на бортик. Мой предшественник докатывал свою программу: я видел все его огрехи и неточности как в замедленной съемке. Наверное, надо было сосредоточиться, настроиться на прокат, еще раз переслушать свою композицию: но в моих наушниках продолжала играть все та же песня, и ее бит звучал со мной в унисон. химическая революция мы умрем за тебя на новых Аврорах химическая революция сгорая бойцы нюхают порох Однако, когда настала моя очередь и я выехал на середину катка, все изменилось. Зал замер в тишине, предчувствуя нечто нестандартное. Максимальная сосредоточенность и контроль — я чувствовал, что могу управлять каждой клеточкой своего тела. Опустившись на одно колено, склонил голову и расставил руки в стороны. Я не слышал голосов комментаторов, но с легкостью представлял себе, о чем они говорят. — Сейчас на арене Юрий Плисецкий, ранее занявший шестое место в коротком прокате. Фигурист принял решение сменить произвольную программу месяц назад после конфликта со своим тренером Яковом Фельцманом, что явилось для всех большой неожиданностью. Посмотрим, какой сюрприз подготовил нам Юрий. Хореография — он сам, музыка — саундтрек к кинофильму «Реквием по мечте». Впечатляет! — Обратите внимание на костюм: это черные обтягивающие леггинсы и свободная черная туника с одним открытым плечом. Необычно скромно после всех нашивок, перьев и страз, что мы видели здесь до этого, правда? А какой интересный грим! Очень хрупкий и болезненный образ. По заявлению самого фигуриста, он собирается представить зрителям историю своей непростой жизни. — Похоже, нас ожидает целая драма на льду. Самое главное — Юрий заявил в программе шесть четверных прыжков! Уму непостижимо. — Да, до этого шесть четверных уже пытались реализовать, но пока эта высота покорялась лишь дважды, и только лучшим из лучших. Очень громкое заявление от фигуриста, который на протяжении последних трех сезонов не получал ни одной медали. Что ж, проверим, не превратится ли драма на льду в трагедию! В любом случае, нас ждет захватывающее зрелище… А теперь — следите внимательно. Тихо, но тревожно запели скрипки, наполняя пространство напряженным ожиданием. Медленно поднявшись, заскользил вперед, все так же не отрывая взгляд от пола, затем выпрямился, описав широкую дугу. Музыка проходила сквозь меня, вибрируя, сливаясь со мной воедино; прогнувшись в спине, я широко раскинул руки, запрокинув голову далеко назад. Ряды лиц, яркий, холодный свет прожекторов, огромные буквы рекламных надписей качнулись из стороны в сторону. Вот он я, перед вами, обнажающий натянутые нервы, раскрывающий душу: израненную, исковерканную душу одиночки. Смотритесь же в нее, как в зеркало, и любуйтесь на плоды своего труда: так создали вы одновременно самое прекрасное и чудовищное творение, не знающее пределов своих возможностей. Отвергая меня, вы давали мне силу; не признавая меня, вы взрастили во мне гения. Вы забыли обо мне, а я выжил — и пришел, чтобы отомстить. История жизни Юрия Плисецкого: короткая и неправильная жизнь, сгоревшая яркой свечой во имя искусства. Ослепленный лучами славы мотылек, выбравший путь к кажущейся недостижимой звезде. Но не было бы смысла в этом мотыльке, лети он от цветка к цветку, как миллионы ему подобных: он был бы всего лишь цифрой в холодных расчетах, элементом статистической погрешности. И без таких мотыльков, раз за разом отчаянно кидающихся в огонь, мир никогда бы не научился на своих ошибках. Это было больше, чем катание — это был акт самосожжения. Скорость обострила все мои чувства: в моих жилах горела термоядерная смесь, сравнимая по мощи с тысячей нейтронных бомб. Постепенно высвобождая ее, я словно видел, как за моей спиной распускаются огромные крылья. Наращивая темп, сделал первый прыжок, четверной тулуп — успех! Смотрите все: вот так надо завоевывать золото! Каримов, Яков, Витя — утритесь! Рукоплескания зрителей сливались с музыкой в моих ушах. Коньки разрезали лед с идеальной точностью; охваченный восторгом, я упивался собственным выступлением, наслаждаясь вниманием публики. Еще, еще! Стоило ли оно того? Да, тысячу раз да! Тысячу раз я бы продал душу дьяволу за порох, только ради того, чтобы испытать этот момент! «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Вращение, разгон, толчок, полет, аплодисменты — и снова прыжок! Удачно! Я уже многих должен опережать по баллам, а ведь это еще даже не началась вторая половина! Но что это? Почему свет так бьет в глаза? Он был настолько резким, что я почти ничего не видел, сраженный мгновенной слепотой. Моргнул несколько раз подряд, но стало только хуже: похоже, началась светобоязнь из-за слишком расширившихся зрачков. Боль отдавалась в висках в такт зловеще нагнетающей мелодии, как отбойный молоток. Все, что ли, приехали? Уже побочки, так скоро? На миг екнуло в животе от страха, что же будет дальше, но я пересилил себя и только крепче сжал зубы. Не время впадать в отчаяние, хуй с ними, с глазами, главное, чтобы ноги не подвели. Примерно помню, где находятся стенки, не врежусь. Я двигался вслепую, выполняя фигуры по памяти. Слезы катились по полыхающему лицу, мешаясь с потом и застилая зрение — я не видел ни зрителей, ни льда, только сплошные перемежающиеся цветные блики. Стало не до восторгов. В ушах гудел непонятный, постоянно усиливающийся шум: спустя несколько секунд до меня дошло, что это пульсируют мои собственные вены. Все внутри меня колотилось, билось, дрожало; с левой стороны груди надрывно ныла какая-то жилка. Композиция сбавила в темпе — это означало, что вторая половина уже совсем скоро, после тихого проигрыша. Дорожка шагов, внезапно горло перехватило, и я понял, что больше не могу дышать. Боль. Свет. Черное. Белое. Терпи. Еще две минуты десять секунд. Две минуты восемь секунд. То, ради чего ты здесь. Вспомни. Ты сможешь, Юрий. Ты должен. Дедушка гордился бы тобой… Схватив воздух ртом — с такой силой, что внутренности будто порвались — ринулся вперед, сопровождаемый громом оркестра. Словно тысячи кинжалов вонзились в грудь, раскраивая ее надвое. Мокрая туника липла к спине, как половая тряпка. В горле булькало что-то густое и горячее, вызывая приступы тошноты. Я выиграю… я выиграю… — Кажется, что быстрее уже невозможно, но Юрий продолжает увеличивать скорость! — Четверной лутц, четверной сальхов! Безумие! И сразу же спираль! Весь стадион в неистовстве! — Подождите… Что это только что было?! Неужели… четверной аксель?! — И он чисто его приземлил. Юрий Плисецкий только что установил мировой рекорд, первым в истории прыгнув четверной аксель! И кажется, вторым его рекордом будет максимально возможное количество баллов за произвольную программу! — Я не могу подобрать слов, чтобы это прокомментировать. Эмоции зашкаливают. — Это уже не уровень человека. Это уровень Бога… Молитесь же мне, бойтесь и преклоняйтесь: вот я, священный Агнец, принесший себя в жертву ради великой победы! Все, что у меня было, возложил я на алтарь фигурного катания: стремления, мечты, надежды, все свое честолюбие и жажду жизни, тело свое и душу! Пусть плавится лед под сверкающими лезвиями — ими я высеку имя свое, во веки веков! Прогремел, резко оборвавшись, последний аккорд, и я упал на четвереньки, коснувшись лбом холодной мокрой поверхности. Звон в ушах не умолкал, он пищал и пищал тоненькой ниточкой на фоне равномерного шума, который накатывал и отступал, как приливная волна. В глазах, сквозь темноту, мелькали яркие вспышки. Боль. Свет. Черное. Красное. Что это? Розы? Мне так давно не бросали роз… Так много лепестков, алых, багряных — они падают и падают на лед… Нет. Это кровь. Соленая кровь, что льется у меня изо рта. Я захлебнулся, закашлялся и почувствовал, как в груди и левой руке расползается давящее тупое жжение. Оно было настолько сильным, что голова закружилась и я начал терять сознание. Нет. Нет-нет-нет. Я не могу отрубиться. Ради чего я здесь выкладывался, сука?! Чтобы в последний момент проебать оглашение результатов?! Неимоверным усилием воли заставил себя подняться и медленно покатился в предполагаемую сторону «слез и поцелуев». Со всех сторон приглушенно слышались овации, крики и свист, летели мягкие игрушки, цветы, еще какие-то предметы. Добравшись до бортика, буквально упал на него всем телом. Кто-то схватил меня за руки. Яков. — Юрочка! Юрочка! Я хотел ответить, что со мной все в порядке, но вырвался только сдавленный хрип, и я начал сползать на пол. Яков и женщина в желтом пуховике подхватили меня, положили на скамью, рванули с треском воротник костюма, захлопали по щекам. Засуетились, забегали вокруг люди: — Воды! — Это кровь или грим? — Врача позовите, где дежурный врач?! Все кругом смешивалось в хаотический калейдоскоп из вспышек света и гвалта, среди которого я пытался расслышать диктора, объявляющего результаты. Но слышал только странно знакомый, приближающийся голос, без конца повторяющий: — Я знаю, что с ним! Пустите меня к нему! Из тумана выплыло лицо Отабека, быстро изучило меня взглядом темных раскосых глаз и снова исчезло. Опять послышался знакомый голос, в котором на сей раз звучали командирские нотки: — Вызовите «скорую», немедленно. Дежурный врач не поможет. Сердечный приступ, скорее всего, инфаркт, возможно, мозговое кровоизлияние. Счет идет на минуты. Под шею просунулась теплая рука, приподняла меня и положила на колени склонившегося надо мной казаха. Я медленно разлепил покрытые кровавой коркой губы. — Я выиграл? — Ой дурак… ой дурак… Почему-то стало смешно, и я улыбнулся краешком рта — насколько мог это сделать. — Лежи спокойно. Я выполнил свое обещание, теперь и ты свое обещание выполни — дождись меня, не уходи раньше времени. Отабек говорил так тихо, что слышать его мог только я. — Зачем? Зачем, Юрий? Стоят ли мировые рекорды твоей жизни? Я снова рванул в легкие воздух, закашлялся и захрипел. — Свою победу я унесу с собой… — Ради чего нужна победа такой ценой? Чтобы доказать — что? Кому? — Всем… что я… есть… Теплая рука под шеей стиснула мои плечи. — Мне ты ничего не должен доказывать. Я тебя всегда принимал таким, какой ты есть. И сейчас принимаю, и приму любым — потому что ты мой друг. Как бы далеко ты ни был, как бы редко мы ни общались, я никогда не переставал считать тебя своим лучшим другом. Расстояние никогда не имело для меня значения. Единственное, о чем жалею — что не сказал тебе об этом раньше… Он продолжал что-то говорить, но я проваливался все глубже в темный непролазный туман и уже почти ничего не слышал. Перед глазами промелькнула череда смутно знакомых образов, а затем сверху посыпался белый-белый снег, как мелкие звездочки. Откуда-то появилась музыка, заглушая Алтына, ритмичная и дерзкая, повторяющая, как заевшая пластинка: я мертв рок мертв поп мертв и нам остается ждать когда вернется мечта и начнется новый бит революция химическая революция Кто-то потрогал меня за запястья, затем я почувствовал укол, и тело начало превращаться в бесплотную дымку. я мертв рок мертв поп мертв я мертв А потом просто ничего не стало.