Пространство и время

Пространство и время замирали, когда приходилось быть рядом с ним. Все останавливалось, а яркие глаза приковывали к себе внимание, в них суетились неподдельная искренность и вера в хорошее. Немного растрёпанные волосы, маленькие клыки, которые упираются в губу, когда леонин улыбается. Пытается, ведь сложно искренне радоваться, когда за спиной лежит такой непростой путь. Все это создавало свою атмосферу — атмосферу спокойствия. Алукард видел в нем частичку себя, не мог объяснить, чем вызвано такое чувство, хотя, даже не пытался. Ему просто нравилось в очередной раз ощущать, как происходит разлом времени, и оно теряет смысл, минуты замирают, больше стрелки часов не ходят. Единственное, что остаётся подвижным в картине — это пушистые уши, которые медленно двигаются туда-сюда, ловя каждый тихий шорох и скрип. Харит никогда не терял внимательность, всегда был начеку, но рядом с Алукардом отпускал эту привычку, чувствуя защиту. — А знаешь, — он прищурился. — Я так устаю от этой нагрузки. Магия, магия, магия! По мне так лучше мечом махать, чем такой страшный дар иметь. Харит отстранился, широко распахивая глаза. Алукард не знал, что говорить, ведь терял весь последний рассудок, видя, как сзади медленно передвигается кошачий хвост. — Не ты ли говорил, что магия — это твоя жизнь? Леонин нахмурился и надул губы, вспоминая свои же слова. Да, было такое, очень даже часто. Магия — одно слово заставляло кровь бурлить, он посвятил всю свою судьбу ей, подарил душу и себя, тонул в нежно-синих искрах, замирая от удивления. Прыгать с места на место, посылая в воздух потоки силы — это ли не предел мечтаний? Вот только волшебство проливало кровь, очень много, уносило чужие жизни на полях сражений. Он с детства видит смерть, от его небольших рук пахнет смертью. Алукард заметил перемены настроения в милом лице, осторожно спустился на одно колено, заглядывая в глаза Хариту и осторожно сжимая ладони, чтобы не напугать. — Все нормально? — он убрал серебристую челку со лба. — Снова воспоминания? — Да, так бывает, — леонин потянулся вперёд, обхватывая чужую шею. Они были похожи, казалось, что сердца бьются в одном такте, да и замирают тоже. Одинокие, погрязшие в крови врагов, вокруг них столько боли и трагедии, что хочется открыть глаза и проснуться, но это не сон. Это их жизнь — брать в руки меч, надевать свои сапоги и идти туда, где каждый раз решается судьба. — Я не хочу быть таким сильным оружием, каким меня видят люди, — маленькая ладонь скользнула по щеке. — Тебе хорошо, к тебе нет такого отношения. Губы Харита нежно прикоснулись к щеке, чувствовались те самые острые клыки, которые раньше можно было наблюдать только со стороны. Алукард замер, не ожидая подобной реакции. Хотя, где-то на грани подсознания он думал о таком, хотел. Кот виновато опустил глаза и снова отстранился, в очередной раз закусывая губу. — Извини, это неправильно, — Серебряная челка снова упала на лоб, а уши опустились. — Я не должен был так… — Все нормально, я тебя понимаю. Алукард изгонял демонов, противостоял ужаснейшим порождениям бездны, но его слабость была проста — это чувства. Такие нежные и невинные, которых у него никогда не было, ведь слово «семья» так и не удалось понять во всех сокровенных смыслах. Поцелуй разошелся горячей волной по всему телу, оставляя приятное послевкусие. Харит обнял себя руками, чтобы сквозняк с веранды не пробирал до костей. Его привычный белый плащ и элементы доспеха лежали рядом, опаленные огнем, после недавней трудной схватки. Кожу украшали синяки и царапины копья, что час назад залечил местный доктор, перетягивая бинтами. — Тебя же не всегда пускают в бой, — Алукард провел своей ладонью по его руке, осматривая гематомы. — Ну, бывают моменты, когда можно, — леонин звонко засмеялся, снова щурясь. — Случайно врываюсь в поединок. Алукард переплел свои и чужие пальцы, чувствуя это приятное и необъяснимое тепло. Лицо кота было хитрое как никогда, карие глаза полыхали неподдельным и взаимным интересом. — Болят? — в очередной раз очерчивая рубец и болячки, выдыхает Алукард и вспоминает свои шрамы, которые вовсе не красят, а давят воспоминаниями. — Очень. Губы юноши прикасаются к бледной маленькой руке, прямо в то место, где цветет лиловый синяк — на запястье. Харит неловко краснеет, но не пытается вырваться или совершить резких движений. Ему так не хватает в серых днях нежности, которая живёт и излучается Алукардом. Это было понятно уже давно, примерно месяц назад. Странные взгляды убийцы и бойца наполнились особыми эмоциями, которые были незнакомы. Обычно Харит видел в чужих зрачках только страх перед смертью, а если учесть, что погибелью был он и его дар, то видел леонин очень и очень малое. Теперь же огромная гамма человеческих чувств раскрывалась перед ним в самой яркой палитре, смешивая едкие краски друг с другом. — Щекотно, — из-за пухлых губ снова показались клыки. Алукард провел рукой за ухом, находя ту самую зону, которая обезоруживала самого сильного мага империи. Харит плавно выгнулся назад, следуя за пальцами, чтобы приятные прикосновения не прекращались ни на секунду. Они были очень нужными, они помогали забыть бесконечную битву и игру в выживание, которая каждый день повторялась как по орбите. — Ладно, не буду, если щекотно. Но Харит снова приласкался к руке, сдерживая мурлыканье из последних сил. Он протянул свои когтистые руки вперёд, обвивая лицо Алукарда. И мир замер совсем. — Мне кажется, что я тебя люблю. Харит медленно прислонился к чужому носу губами, робко целуя самый кончик, затем спустился к губам, прикрывая глаза. Алукард отстранился и обнял леонина, сильнее прижимая к себе. Внутри что-то щелкнуло и он понял, что с этого дня выходит на поле боя не только ради себя.