.......................................................
Их первое свидание было простым и банальным: сначала KFC, потом кино. Леха выкупил весь зал, и они с Настей были одни. На экран они почти не смотрели и на выходе уже не помнили ни название фильма, ни сюжет. Была ночь. И верный Юра на хаммере вез их к Настиному дому. Они сидели на заднем сиденье, сплетя руки. На коленях Насти лежал букет – еще одна дань банальным традициям первого свидания. Букет колесил с ними уже полдня и срочно нуждался в воде. От ведра ледяной воды не отказался бы и Леха. После полутора часов наедине с Настей в кинозале он был на взводе. Настино возбуждение было менее заметно, но и ее выдавало тяжелое дыхание и припухшие от поцелуев губы. Юрец затылком ощущал накал страстей на заднем сиденье и как никогда чувствовал себя третьим лишним. Хаммер припарковался у въезда в Настин двор. Улучив момент, Юра осторожно поинтересовался у Лёхи, ждать ли его. Леха бы с радостью ответил нет, но одного его желания было мало. Он помнит свои мысли в тот момент: «Первое свидание… Настин завтрашний отъезд на Решку… Еще она что-то говорила про несобранный чемодан…». Впервые Леха думал не органом в районе паха, а головой: «Пора успокаиваться! Все и так слишком хорошо. Не надо торопиться…». Поэтому Юрцу было оставлено указание ждать. Леха помнит, как они шли по темному двору к Настиному подъезду. Он помнит, как они ждали лифт: Настя прижимала к себе уставший букет, а Леша прижимал к себе Настю. А потом лифт долго и медленно взбирался на восьмой этаж. Он проводил ее до квартиры, и пока Настя ставила цветы в воду, он топтался у двери. Леха бы многое отдал, чтобы остаться, но торопить события он не собирался. Он безумно хотел Настю. Но в отличие от всех предыдущих девушек, с которыми неудовлетворенное желание вызывало лишь раздражение, с Настей теснота в штанах воспринималась как изысканное удовольствие. Он кайфовал уже от того, что просто хочет ее. Разобравшись с цветами, Настя вернулась в прихожую и прижалась к нему. Казалось, после кино они боялись прикоснуться друг к другу, опасаясь, что иначе просто не смогут расстаться. Леха обнимал ее, но старался избегать ее губ, оставляя нежные поцелуи на ресницах, щеках и висках… Им почти удалось сбросить возбуждение, которое они вынесли из кинозала. Он помнит, как собравшись с силами, сказал: - Ну, я пошел… Завтра в двенадцать будь готова - отвезу тебя в аэропорт, – и снова поцеловал ее куда-то в висок. - Договорились… В двенадцать… Спокойной ночи!... - и она поцеловала его в губы. И все самообладание полетело к чертям. Поцелуй длился и длился. Ни у кого из них не было сил прервать его. Наконец Настя оторвалась от Лешиных губ и, прижавшись к нему всем телом и обвив его голову руками, тихо сказала на ухо: - А может… может, ты останешься?... Он помнит то ощущение – ощущение земли, уходящей из-под ног: настолько это было неожиданно и долгожданно одновременно. Леха посмотрел в ее темные от желания глаза и вместо ответа снова впился в ее губы. Не расплетая объятий, они сделали пару шагов вглубь квартиры. Леха на ходу избавился от кроссовок. Настя стянула с его плеч куртку и отбросила куда-то в сторону. Лехины ладони давно сползли с Настиной талии и теперь сжимали ее бедра. Градус возбуждения рос. Но был один момент, который мешал им окунуться в омут страсти: охранник под окнами. На ощупь Леха достал телефон и, с трудом отвлекшись от Настиных губ, набрал Юру: - Юрец, на сегодня ты свободен. Завтра в двенадцать ты тут.… - и осекся: лишенная его губ Настя прикусила ему мочку уха… Не став даже слушать подтверждение своего распоряжения, Леха сбросил звонок, и телефон полетел куда-то вслед за курткой. Все! Больше им ничего не мешало. Леха подхватил Настю, и, посадив себе на бедра, понес в спальню. В затуманенной страстью голове была лишь одна мысль: «Какая легкая! Какая же она легкая!...» Они знали, чего хотят, и поэтому не спешили, растягивая моменты наслаждения. Он помнит, как измученная его поцелуями Настя первая стянула с него футболку. И в ответ он сделал то же самое с ее... Он помнит, как впервые увидел Настю обнаженной. Это было удовольствие даже просто смотреть на нее: шикарная грудь, плоский живот, округлые бедра… И татуировки... Некоторые Леха уже видел, а некоторые открылись ему впервые… Он помнит ее вздох, когда он впервые прикоснулся к ней так, как мечтал прикоснуться с момента их встречи… Он помнит, как офигел от силы Настиных ног, когда в порыве страсти она сжала коленями его бедра… Он помнит ее первый полустон-полукрик и свой собственный рык… Им хватило буквально нескольких движений, чтобы окунуться в наслаждение, настолько они были заведены. Позднее выяснилось, что оба не прочь поэкспериментировать в постели, но в ту первую ночь на это не было ни намека. Короткие периоды сна чередовались с часами ласк, когда они мучили друг друга до изнеможения… Он помнит, как проснувшись утром раньше нее, был удивлен разницей цвета их кожи: Настя была золотисто-бронзовая от загара, а его кожа казалась белой как молоко. В ночном полумраке он этого не заметил, а в утреннем свете это открытие почему-то поразило его… Он помнит, как впервые увидел ее сонной с утра, со спутанными волосами и отпечатком подушки на щеке. Уставшей после почти бессонной ночи, но такой счастливой… Он помнит первые Настины слова в то утро. Она сладко потянулась и, посмотрев на него одним глазом, сказала: «Я хочу есть!». И он долго хохотал над ней. В холодильнике было пусто, и они заказали пиццу. В восемь утра. В ожидании доставки они вновь увлеклись друг другом, и звонок курьера услышали только раза с пятого. Леха помнит, как Настя соскочила с него и, накинув на обнаженное тело первое попавшееся под руку, побежала открывать дверь. Тяжело дыша от возбуждения, она выхватила коробки, сунула курьеру крупную купюру и, выпалив: «Сдачи не надо!», захлопнула дверь. Через мгновение Леша стягивал с нее свою футболку, и они продолжили прерванное занятие. Пиццу они ели уже остывшей и прямо в постели. А десерт у них снова был один на двоих… Он помнит, как после они лежали обессиленные, и он медленно очерчивал пальцами каждую татуировку на ее теле. А Настя, закрыв глаза, отдавалась его рукам… И вдруг ему вдруг захотелось, чтобы на ее теле была отметка, напоминающая о нем. Он нагнулся и сильно прикусил Настино плечо. От неожиданности и боли она вскрикнула: - За что?! На плече пульсировал и наливался кровью отпечаток Лешиных зубов. Он осторожно поцеловал след: - Считай, что это клеймо. Теперь ты только моя!... Приехавший ровно в двенадцать Юра еще долго ждал под окнами: Настя в спешке собирала чемодан… В аэропорт они ехали молча, крепко сцепив руки… Они снова боялись прикоснуться друг к другу, опасаясь что в противном случае просто не смогут расстаться. И на этот раз опасения не были беспочвенными – ведь теперь они знали друг друга. Леха помнит, как подгонял Юрца, чтобы тот ехал быстрее, – Настин самолет улетал через полтора часа. А на самом деле хотел лишь одного: чтобы самолет улетел без нее….......................................................
С того дня прошло полтора года. Шрам давно исчез с Настиного плеча, а на их телах появились другие отметки, связывающие их крепче, чем отпечаток зубов. Многое изменилось в их жизнях и в них самих. Но вместе с тем не изменились ничего: тот же трепет, то же желание, та же страсть. И прошедшая ночь – тому подтверждение. Леша вынырнул из пучины воспоминаний и прислушался: звуки воды в ванной стихли, легкие шаги прошлепали мимо спальни, на кухне заработала кофе-машина. И Леха решил, что пора вставать. Босая, в банном халате, с мокрыми после душа волосами Настя стояла спиной к нему и что-то листала в телефоне. Леша тихо подкрался к ней и обнял за талию: - Доброе утро, детка! Настя вздрогнула, а потом засмеялась: - Ну, наконец-то! Проснулся! Сегодня ты переплюнул даже меня! В ответ он лишь хмыкнул и прикусил ей плечо. Не так сильно как когда-то, но все же ощутимо. Настя ойкнула: - А я уже хотела тебя будить: у нас куча дел, а ты все спишь... Леха уткнулся носом во влажный затылок и потянул за пояс Настиного халата: - Не волнуйся, самое важное я точно не просплю…