Эти собрания ненавидел каждый. Что светлые, что тёмные, не могли терпеть озвучивание этих нудных отчётов успехов и провалов одновременно, за сотню лет. И если ангелы, как ответственные и уважающие Всевышнего существа подобные сборы пропускать опасались, то некоторые демоны уже давным давно не показывались в этом зале. В большинстве своём, это делали низшие. Во-первых, им было совершенно наплевать, кто и чего мог достигнуть, а во-вторых, они сами в этот список однозначно не вписывались. Слишком мелкие были по званию и точно такие же мелкие деяния они вершили. Всего-то могли отбирать конфетки у детей, да выводить смертных на негативные эмоции. На более они способны не были. Зачастую, просто бегали по поручениям от высших, у которых не хватало рук и времени на подобное. А вот у них рук хватало всегда! Целых четыре руки чуть ли не у каждого, а у особых везунчиков и вовсе может быть пять или шесть, если не больше. И это можно считать третьей причиной, по которой некоторые не желали являться. Ведь даже высшие демоны по своему облику походили на жалких смертных. Это вызывало отвращение у многих. Поэтому, даже если они своих начальников не всегда могли терпеть, то что уж говорить о светлых пернатых, и несомненно глупых, созданиях. За что их только все так любят?..
А вот начальникам отделов не повезло больше всех. Тем полагалось каждую сотню лет появляться здесь и выслушивать всё внимательно «от» и «до». И желательно запоминать. Не столь важно, что этого не делали даже ангелы.
В этот раз, главы со стороны демонов, появились несколько раньше. И только начальник отдела Лени как всегда придёт (приползёт) чуть ли не к самому концу. Никто этого вслух не озвучит конечно же, но почти каждый подумал лишь об одном: «Везунчик». В силу особенностей греха, которым Сонный Пепел заведовал, эти опоздания прощались. А тот с огромной вероятностью, нагло этим пользовался и даже умудрялся проспать остаток собрания. И ведь что с него возьмёшь? Демон же. Но вот Махиру (пусть он и был лишь обычным ангелом-хранителем), всё равно каждый раз, замечая подобное неуважение ко всем собравшимся, шикал на него и старался чем-нибудь стукнуть. Подобные стычки хотя бы немного разбавляли скуку, царившую в этом месте.
Не для Лоулесса конечно же. Начальник отдела греха Жадности и Беззакония, предпочитал развлекаться иным, гораздо более изощренным способом. Естественно, не крал перья у светленьких (хотя у одного определённого очень хотелось вырвать одно или несколько пёрышек). И даже не пытался ничем подбить их нимбы. А просто доставал главу отдела Музыки, подразделения Искусства, частенько подбивая того на свои избиения или какие другие прикосновения. Каждый раз тщетно, поэтому он просто уходил ни с чем, а заодно обруганный всеми возможными и невозможными словами. «А ещё ангелом себя называет», — в шутку надувшись, шипел он.
Демон глупцом не был. Знал, чем может обернуться удачный (или не совсем) исход его выходок. Болью и изгнанием обоих.
На прикосновения между тёмными и светлыми стояло жёсткое табу. Нельзя было касаться даже рогов, не то что крыльев или чего иного. Обоим нарушителям это грозило просто адской болью и если повезёт, смертью. Потому что лучше так, чем дожить до казни и получить неумолимый вердикт — стать смертным. Влачить подобное существование, не желал никто, а учитывая то, насколько ангелы были верны любым законам, подобных случаев никогда зафиксировано не было. А если и были, их всегда старались замять, чтобы забыть имена предателей. Да, это могло бы послужить неплохим примером для устрашения. Но это мнение ошибочно. Ибо лучше жить вечно и постараться попасть в списки выдающихся в их общей истории, чем оказаться намеренно забытым всеми и навсегда, в придачу влача жалкую жизнь, в ожидании старушки Смерти. Та эти случаи жуть как любила, ведь получить душу ангела или демона в свою коллекцию, было весьма заманчиво. Потому как их никогда после не забирали на перерождение и те могли красоваться на её полочке долгие-долгие века и становится её верными слушателями. Жаль только, выпить вместе с ней они не были способны. В остальном, прекрасные существа.
Задумываться о подобном Хайд не слишком любил. Эти мысли что-то неумолимо душили в нём из раза в раз. И ведь не узнаешь никогда, что именно, пока не пойдёшь на риск, заодно не уговорив сделать тоже самое одного строптивого ангелочка. А Тодороки в этот век, кажется несколько опаздывал. Обычно приходил Лихт достаточно рано, в прочем, как и все остальные главы из числа пернатых.
Обведя глазами просторное помещение, где большинство уже устроилось на свои места и смиренно (или не совсем, Конец Света как всегда устроил небольшую шумиху по поводу еды) ожидали начала собрания, наверняка мысленно моля что угодно о скорейшем завершении сего действа, Лоулесс с сожалением отметил, что никакого голубоглазого знакомого здесь ещё не было. Демон тяжко вздохнул, закинул ногу на ногу и положил щёку на ладонь, уже со скукой разглядывая остальных. Вот, братец Лили смущает своими замашками, в виде снятия с себя одежды, какого-то фиолетоволосого мальца (наверняка кто-то из новеньких и впервые находится здесь), сестрица с угрюмым лицом пытается убедить Махиру в том, что она не злится, а ДжиДжи еле сдерживается от того, чтобы не выстрелить в Микуни прямо здесь. Всё почти как всегда и от этого становится только скучнее, отчего Лоулесс уже просто зарывается лицом в свои руки и вроде как даже молиться, чтобы время пощадило его и начало течь быстрее. Или пусть хотя бы его ангел наконец соизволит показаться. В такие моменты даже начинаешь понимать Куро ещё больше с его извечными опозданиями. Хайд тоже с радостью пришёл сюда позже, если бы не сильное желание подразнить своего ангела подольше. С каких пор демон Беззакония считал его своим, он на самом деле и сам не знает. Просто в какой-то момент эта мысль укрепилась в его голове и хоть рога отпилите, обратного он никогда не скажет!
— Что, демон, вновь собираешься испортить мне и это собрание? — раздражённо спросил кто-то сзади и с явной неохотой опустился на стул находящийся по соседству с Лоулессом. На это Хайд сразу же оживился и стал с интересом разглядывать хмурого собеседника. Лихт ни капли не менялся, вот уже который век. Удивляться здесь было нечему, в конце концов, они оба бессмертные существа, чей облик остаётся неизменным при любых обстоятельствах. Пусть даже засуха, голод и разруха, тёмные и светлые выглядели безупречно. Но на всех остальных демону было совершенно наплевать. Ведь не какие-то там остальные всегда прожигали его гневными взглядами, не они посылали разными, не самыми приличными словечками и не они то и дело норовили наступить на несчастный хвост Хайда своими сапогами. На самом деле, Лоулесс до сих пор задаётся вопросом, кто вообще позволил ангелу ходить в подобном?
— У тебя за это столетие совсем способность к произношению хотя бы каких-то фраз атрофировалась? Если честно, то я этому и не удивлён, — хмыкнул Лихт, тоже оглядывая помещение.
Уходить из своих размышлений было трудно. Те преследовали демона Жадности чуть ли не каждый день, что могло невероятно сильно бесить. До встречи с Тодороки, он привык не следить за временем суток и тем, сколько могло пройти дней. Сейчас же, Хайд уже не мог избавиться от этой идиотской, и как он сам считал, человеческой привычки.
— Здравствуй, ангелок, — нараспев поприветствовал Лихта Лоулесс, — У меня-то с речью всё в порядке, а вот в твоих манерах я не слишком уверен, — ухмыляясь сказал демон, с удовольствием наблюдая, как в голубых глазах промелькнула вспышка гнева. Наверняка, если бы не куча свидетелей и не табу, Тодороки без всяких сомнений отвесил рогатому наглецу подзатыльник, вместо тысячи слов и колкостей.
— Манеры? Ты ещё помнишь что это такое? Признаться честно, вот здесь я уже действительно удивлён, — ангел Музыки с трудом сдержал желание наступить на вечно мельтешащей неподалёку от него демонический хвост. С кисточкой. Очень мягкой, на первый взгляд. Зажмурившись, Лихт постарался прогнать это лёгкое наваждение, который год преследующее его. Или не совсем год, но это не столь важно.
— Тебя так легко удивить, — сокрушённо произнёс Хайд, — А ведь я так надеялся приложить усилия по покорению тебя, твоих чувств, сердца и души, — произнёс он это в шутку или нет, понять было сложно. В красных глазах на секунду промелькнул отголосок страха, благо, для Тодороки он остался незамеченным. До такой степени поразили его чужие слова. «Это наверное к лучшему», — думает Лоулесс, ведь лучше ошеломлённое молчание, чем гневные крики и пинки. И его совершенно не волновало, что это может кто-то увидеть. К примеру, кто-то из его подчинённых, навряд ли проникся бы уважением к тому кто способен отдать себя на растерзание светлому без лишних слов и сопротивления.
На самом деле, не с этого демон хотел начать их разговор. Далеко не с этого. И заострять внимание на своём собственном повышенном внимании к ангелу, вообще не хотелось. Но, раз уж так вышло и он высказался, пусть и не так как хотел, то свою линию гнуть продолжит до самого конца. Либо конца своих грёз, либо конца тоски по одному светлому и колкому существу.
— Ч-что… т-ты т-тол-лько чт-то… — заикаясь, начал было Лихт, кое-как отошедший от шока, как сразу же опять замолчал, более тщательно всматриваясь в лицо Лоулесса.
Усмехнувшись, Хайд прошептал что-то о том как же мило выглядит заикающийся Тодороки, а ангел Музыки на это фыркнул и отвернулся, при этом всё равно из-под чёлки смотря только на существо с рожками, которые на фоне пшеничных волос очень выделялись. Оба невероятно сильно хотели спрятаться за крыльями и никогда не вылезать из своеобразного кокона. Как раз в это время, по помещению раздался громкий и уверенный голос, говоря о начале собрания и собираясь поскорее приступить к спискам заслуг и изменений в истории.
Лоулесс постарался быстрее прийти в себя, поэтому когда у него это получилось, он взял в руки перо и опасаясь смотреть на Лихта, написал короткую записку на пергаменте. Демон Беззакония чувствовал, что на него всё ещё смотрели, словно чего-то ждали, а спросить вслух опасались.
Стараясь как можно незаметнее передать записку Тодороки, Хайд продолжал старательно отводить взгляд и вроде как даже пытался слушать то, что обсуждали все в данный момент. Ангел, заметивший эти манипуляции, спокойно подцепил пальцами кусок пергамента и прочитав содержимое, закатил глаза.
— Мог бы и не тратить чернила, придурок, — по привычке сделал выпад Лихт, не сдержав слабой улыбки. Услышав его, Лоулесс почти выкрикнул что-то возмущенное. Но после, вместо этого, якобы обиженно надув губы, с укором посмотрел на ангела. Ну что за идиот ему приглянулся?..
«Поговорим после собрания рядом с чёрным входом? Если тебе это нужно, конечно, святой ты мой ангелок».
***
Между ними повисло неловкое молчание. У каждого было что сказать другому, но слова так и не шли в голову, не говоря уже о том, чтобы вырваться из глотки. Они слишком свыклись с тем, что могли только оскорблять друг друга и посылать в самые изощрённые места, какие с удовольствием им подкидывала далеко не бедная фантазия и многовековой опыт.
Хайд нервно повёл плечом, чувствуя, как крылья слегка подрагивают. Впервые с момента своего падения, он так сильно волновался. Собраться с силами было трудно, но вполне реально, поэтому уже через минуту, демон тихо спросил:
— Не боишься столкнуться с презрением?
— С какой конкретной стороны? — ответил вопросом на вопрос Лихт, одёргивая себя от того, чтобы начать нервно перебирать в руках нимб, раздражающий сейчас своим светом.
— Со своей стороны. Со стороны светлых. Я искренне верю, на остальных представителей моей расы тебе глубоко плевать. А вот про твоих того же не скажу. Помнится, ты довольно неплохо сдружился с тем ангелом-хранителем Махиру и ради него даже терпел присутствие брата Лени. Не боишься увидеть ненависть в глазах собрата? — всё это Лоулесс говорил с какой-то горечью и лёгким страхом. Её можно было собирать с его губ и клыков аки самый отборный яд, а после опаивать всех слишком счастливых существ.
Неожиданно, Тодороки рассмеялся. Его плечи подрагивали и крылья тоже. Хайду было трудно сдержать порыв потрогать их. Почему-то верилось, что эти перья будут невероятно мягкими и тёплыми. Единственной вещью, которую демон не слишком жаловал в своём облике, так это словно драконьи крылья. Сплошная холодная кожа, натянутая на скелет, плюсом, не такая прочная как у тех же драконов.
Наконец успокоившись, ангел постарался говорить серьёзно, но если честно, получалось не очень:
— Нашёл блин, кого в пример привести. Махиру, — не выдержав, Лихт всё-таки опять прыснул в ладонь, — Он давным давно взял на себя опеку над твоим дражайшим братцем. Понимаю, это старались держать в секрете, но как ты не сунул в это свой любопытный нос… Удивительно, — чуть помолчав и словно что-то решая в своих мыслях, он продолжил, — Тёмные, светлые… В чём собственно, разница, если без одного, другого не было бы. Откуда мы знали бы что хорошо, а что плохо, не существуй одного из компонентов в этой формуле мира, и не имей возможности сравнить и сделать какие-то выводы. Поэтому… плевать как-то, кто и что скажет, — всё то время, пока Тодороки говорил, он смотрел только на пол, страшась поднимать взгляд на демона. Но поборов себя, ангел посмотрел на Хайда и наверное, задохнулся от того, сколько много обожания и благоговения он заметил в обычно насмешливых глазах.
— Я очень сильно хочу тебя обнять, — выпалил Лоулесс, поражаясь собственной смелости, — И тут у нас с тобой, возникает очередной вопрос. Что будем делать с табу? Его так просто не отменишь. А я, знаешь ли, — демон сделал шаг вперёд, оставляя между собой и Лихтом минимально возможное расстояние, — и так несколько веков ждал, чтобы дать тебе понять свои… — тут он запнулся, — чувства, да — он считал, что не пристало тёмному так просто говорить о чём-то светлом. Но и иначе не смог.
— Так может, нарушим? — просто, слишком просто сорвались с губ эти слова, заставляющие сердце (или то, что его у демонов заменяло) биться чаще, а крылья дрожать сильнее.
— Ангел, ты уверен что ты вообще ангел? — поинтересовался Хайд, облизнув собственные пересохшие губы. Неожиданно захотелось пить. Желательно что-нибудь с высоким градусом.
— Более чем, — лукаво, явно подражая самому демону, ответил Тодороки. Сам он старался не обращать внимание на мигающий нимб и то, как мурашки пробежали по коже, заставляя перья словно встать дыбом. Лихт себе сейчас напоминал нахохлившуюся и разволновавшуюся птицу.
Придя в себя, Лоулесс покачал головой, судорожно выдыхая. Говорить было страшно. Казалось и без того охрипший голос, подведёт его или вовсе покинет в самый неподходящий для этого момент. Вообще, ни для одного демона нет подходящего мига для потери возможности говорить.
— В таком случае… Я только за то, чтобы нарушить это идиотское табу. Потому как, я не вижу смысла знать об ответных чувствах и не иметь возможности коснуться. Зачем нам с тобой эта дурацкая и бессмысленная вечность, если мы так никогда и не узнаем, какого это, коснуться дорогого тебе существа? — задавал он этот вопрос, явно не своему собеседнику, тому, кто их наверняка слышал.
Он точно сейчас внимательно вслушивался в столь необычный диалог, уже прикидывая, какой отряд посылать для задержания нарушителей.
— Не могу, — нервно сглотнул, — не согласится с этим, — Лихту очень хотелось дотронуться до хвоста, который сейчас был более неспокойным, чем обычно. Его хозяин слишком явно волновался и на то могло быть несколько причин. Первое, скорое изгнание. Второе, возможная боль. Третье… Чёрт, будь у Тодороки возможность споткнуться об этом обожающий взгляд, он бы это сделал.
— Нам не дадут после переродится, — добавил тихо демон, ещё немного подавшись вперёд.
— Плевать.
— У нас с тобой будет очень мало времени. Максимум — полвека. Смертные весьма хрупки, — зачем-то продолжил перечислять всё это Хайд.
— Без разницы.
— Нам придётся друг друга искать. Без своих сил и прочих волшебных штучек, — мягко добавил демон, чувствуя, как дрожь крыльев постепенно сходит на нет.
— Не имеет значения, — в голосе сквозило нескрываемое раздражение.
— Что ж, с синонимами у тебя всё отлично, — усмехнулся Лоулесс.
Не отрывая друг от друга взгляда, они медленно подняли руки вверх, словно окончательно сдаваясь ситуации. Хайд аккуратно прикоснулся своими подушечками пальцев к чужим. По месту соприкосновения, как будто бы прошёл лёгкий разряд тока. Постепенно, их руки сцепились в замок и оба тяжело выдохнули. Однозначно, отряд уже был выслан на место нарушения и у них было всего пару минут. А после, будет всего пару лет. Но сожалеть об утере глупого бессмертия, никто из них не собирался.
— Я несколько веков мечтал это сделать, представляешь? — зачем-то вслух произнёс демон, заворожённо смотря на их руки. Этот ток, проходящий по всему телу, совершенно не мешал наслаждаться этим долгожданным прикосновениям.
Может, Лихт тоже сказал бы что-то. Вот только, лёгкие не позволяли. Было ощущение, что из них исчез весь воздух, отчего даже дышать ангел мог с трудом. Но он всё равно улыбался. Не криво, не насмешливо, не сдерживая раздражения… а просто немного устало и счастливо.
Сил стоять ни у кого не было, поэтому они просто облокотились о стену и опустились на пол, при этом не отпуская друг друга. Но в какой-то момент, Тодороки освободил одну из своих рук и потянулся к демоническому хвосту. С кисточкой. Нежно пройдясь пальцами по короткой шёрстке на нём, он с удовольствием отметил, что да. Кисточка была до безумия мягкой и её хотелось тискать и сжимать бесконечно. Хайд вздрогнул. Лихт понимал, что ему навряд ли эти прикосновения были приятны, но тот всё равно терпел и позволял касаться. Позволял гладить и тискать.
Тепла чужих рук, они уже не чувствовали. Лоулесс уже давно зарылся лицом в мягкие и ещё немного тёплые перья, а ангел осторожно водил пальцами по его рогам. Даже шептать уже не было сил, но они всё цеплялись друг за друга, с лёгким страхом ощущая, как сознание медленно, но верно, покидает их.
Они улыбались и пытались согреть быстро остывавшие тела друг друга. Хайд опасался, что своими холодными крыльями сделает только хуже, а Лихт надеялся не отпускать еле тёплую руку до самого конца. Или вернее сказать, начала. Начала их общей, короткой и желательно хорошей человеческой жизни.
— Как там люди делают? — собравшись с последними силами, Лоулесс стал водить пальцем вдоль вен, немного нервно смеясь.
— Поперёк, идиот, — на это замечание они рассмеялись и в скором времени, затихли в объятьях друг друга.
***
Цубаки, начальник отдела Душ и Перерождений (а по совместительству заведующий Чистилищем), находился в полном замешательстве. Нет, сначала он конечно же
от души посмеялся, пугая этим всех, кто проходил мимо его кабинета. А вот задумавшись, понял… нихрена это не смешно.
— Сакуя, ты вообще уверен, что эти двое через нас должны проходить? — не скрывая своего удивления, поинтересовался он.
Закатив глаза и прошипев что-то нелицеприятное об умственных способностях своего начальника, он стал разъяснять Цубаки ситуацию, аки маленькому ребёнку:
— Да, они точно к нам.
Он сам дал такое распоряжение и никто этому не помешает. Этим двоим предстоит переродиться и стать смертными. А после, нам сказали вылавливать их души из коллекции старушки Смерти всеми правдами и неправдами. Сонный Пепел, — Ватануки поморщился, — обещал помочь с этим. Он самый старший и сильный среди других демонов, поэтому миссия наверняка будет выполнена. Нам же с Махиру приказали следить за этими, уже смертными. Теперь всё ясно, надеюсь? — под конец устало выдохнул ангел.
— О, да-да, конечно… — пробормотал Цубаки.
— Отлично, я могу идти? — сухо спросил Сакуя, надеясь как можно скорее уйти отсюда.
— Конечно же нет, сначала ты сыграешь со мной в карты, — наверное, последующий вой мог услышать весь их отдел.
«Впрочем, всё как всегда», — подумал почти каждый и продолжил делать расчёты душ и тел.
