соль с ресниц

      — Я все для тебя сделаю. Все, что угодно. В этот бездонный омут — с головой, так, чтобы брызги во все стороны, а в лёгких воздуха на один рваный выдох. Джастин цепляется за Клэя отчаянно, до хруста пальцев и рвущихся швов на одежде, прошу тебя, скажи мне, что это правда. От него пахнет влажным отчаянием, едва ли теплящейся в груди надеждой, и парфюмом, что Клэй ему подарил — Дженсен утыкается носом в чужую шею, отпечатывает этот аромат глубоко под коркой мозга и закрывает глаза. Все, что угодно, лишь будь рядом, — Клэй не договаривает, застывает на полуслове, но по слезам в глазах напротив понимает, что это и не нужно. Джастину страшно, так, что по барабанным перепонкам призрачный гул чужого неодобрения, а душу, что он готов оголить вот-вот, выворачивает и затягивает в такой крепкий узел, что только садовыми ножницами разрезать. Все, что угодно, и лишь для меня, — слеза катится по щеке, затем еще несколько, и кровь приливает к лицу и ушам, будто кто-то затягивает злосчастный галстук на его шее все туже и туже, дергает так, что кадык под кожей не может прокатиться, а легкие почти лопаются. Страшно и стыдно, стыдно заливать чужую футболку своими слезами, но Клэй молчит, лишь гладит по спине, и молчит. Ты ж ничего мне не должен, придурок Дженсен. У меня на руках до сих пор корчиневатые бугорки от игол бесконечных (чаще всего нестерильных), за душой ни гроша, и живу я лишь потому, что ты в Мать Терезу решил поиграть, искупить какие-то свои грехи и мертвой подружке своей помочь. Мысли по мозгам бьют, изрезают и уродуют, и все это меркнет, почти потухает, когда Клэй, его Клэй, целует в висок и обещает, шепчет горячечным шепотом в ухо, чтобы до мурашек, до ярких искорок под веками и на ресницах.  — Все для тебя сделаю, Джастин. Только доверься мне. Пальцы переплетаются, разбитые костяшки на тыльной стороне ладони ноют, когда чужие подушечки пальцев их оглаживают, и венка на запястье судорожно бьется в настоящем приступе паники, будто это не объятие крепкое, а кто-то нож к горлу поднес. И так схоже все это, только Джастин не знает, что опаснее: умереть одному под острым лезвием или довериться. И пока он принимает лишь одно решение: притягивает Клэя к себе, выдыхает громко в чужие губы и целует-целует-целует, так, чтобы на несколько (все равно беспокойных) мгновений позабыться и дать себе фору.