love is a flower, you gotta let it grow

Это началось, как и в любой другой вторник. Обычный, ничем не примечательный вторник можно сказать, по крайней мере, обычный в жизни Лены Лютор. Она просыпается раньше пронзительного сигнала будильника, открывает свой ноутбук, чтобы просмотреть бесконечные электронные письма, накопившиеся за те четыре часа, которые она позволила себе потратить на сон. Она принимает несколько международных звонков, на которые не очень хочет отвечать, прежде чем найти время на обсуждение ряда рабочих моментов с Сэм. Съедает один банан и выпивает чашку кофе, обжигаясь буквально каждым вкусным глотком, прежде чем водитель отвезёт её в КэтКо, где Джеймс неизбежно ставит под сомнение почти каждое решение, которое она принимает. Затем она видит Кару. Кару, которая убегает от Снаппера с улыбкой на лице, словно каким-то чудом добилась своего и больше не хотела испытывать удачу. Кару, чья улыбка становится шире, когда она видит Лену, прежде чем поспешить к лифту, маша при этом рукой и легко кивая на свой блокнот в молчаливом извинении за то, что не может сказать «привет». Кару, которая не делает абсолютно ничего необычного, когда поднимает свои очки, бросает последний прощальный взгляд на Лену, а затем случайно врезается в уже закрытые двери лифта. Это совершенно нормальный вторник, когда Лена тихо посмеивается над неуклюжестью Кары, абсолютно обычный день до тех пор, пока её смех не превращается в кашель, а щекотание в горле не приводит к тому, что её рот наполняется чем-то чрезвычайно странным. Лепестками цветов. ххх Разумеется, Лена всё игнорирует, считая происходящее каким-то лихорадочным бредом, и списывает на недостаток сна или бурное воображение (не то, чтобы она была кем-то иным, кроме прагматика). Лена придумывает тысячу причин, по которым могла положить лепестки в случайный контейнер для продуктов, и заставляет себя проверить примерно половину имеющейся у неё тары, прежде чем перейти в фазу отрицания. Да отрицание определённо было её коньком. Ну, или она так думала, но, по-видимому, существовал предел тем немногим случаям, когда она могла убедить себя, что горстка цветов – не то, о чём стоит хотя бы немного беспокоиться. Не то чтобы Лена не пыталась об этом забыть. Просто казалось, что чем больше она пыталась забыть, тем больше её тело пыталось заставить её вспомнить. – Итак, у меня есть новая теория о капусте, – первое, о чём говорит Кара, идя рядом с Леной и легко маневрируя в толпе репортеров, будто была известна своей проворностью, а не неуклюжестью. В такие моменты Лена всегда удивлялась, как ещё больше людей не заметили, что в свободное время Кара носила красный плащ (её сердце трепетало всякий раз, когда она вспоминала, что Кара доверяет ей достаточно, раз поделилась этим знанием). – Кара, капуста не пропитана криптонитом, – шепчет она в ответ, зная, что шутка будет услышана предполагаемым получателем. Она позволяет лёгкой улыбке скользнуть по своим губам, когда замечает шок на лице Кары, что только подтвердило, о чём именно та собиралась сказать. На самом деле это довольно мило – то, как Кара краснеет из-за того, что её поймали и одновременно смеётся над тем, что Лена действительно так хорошо её знает, и что её, казалось бы, неустанный крестовый поход дружбы, в конце концов, не был напрасным. – Как ты узнала, что я собираюсь… Вот тогда-то и начинается кашель. В тот момент, когда глаза Кары сияют также ярко, как и всегда, но на её лбу появляется эта особая морщинка. В те несколько секунд, когда Лена видит, как крутятся шестерёнки в голове Кары, будто она пытается решить, существует ли вероятность того, что у Лены развились временные телепатические способности. Именно в тот момент, когда Лена вздыхает от мысли, что сегодня Кара выглядит просто восхитительно, что она выглядит восхитительно каждый день. Она ловит бесформенные лепестки, кашляя с такой силой, что на секунду задумывается может ли человек выплюнуть свои лёгкие. Она смутно замечает необычность цветка, прежде чем сжать кулак в надежде, что Кара, по крайней мере, не заметит пятнышки крови, сопровождающие лепестки на этот раз. У Кары была особая склонность к излишне эмоциональной реакции, что, как ожидала Лена, будет и сейчас, однако никакой паники нет, вместо этого она слышит вздох, за которым следует то, что можно описать только как восхищенный смешок. – Ты изучаешь магию? Это так круто! Можешь вытащить монетку из моего уха? Лена счастливо смеётся, кладя лепестки в карман, и той же рукой достаёт четвертак из-за уха Кары (и да, она знала несколько трюков с ловкостью рук, что определенно не имело ничего общего с её влюбленностью в одну девочку, которая была одержима магией в восьмом классе). Кара широко улыбается, объявляя, что не будет тратить всё сразу, Лена ухмыляется и вытаскивает ещё одну монету «из воздуха» для хорошей меры – немного, потому что это заставляет Кару улыбаться ещё шире и немного, потому что ей нужно хоть что-то, чтобы отвлечься от реальности. Что, чёрт возьми, происходит? ххх Она гуглит это той же ночью. Честно говоря, Лена не рассчитывает получить каких-либо результатов, наполовину ожидая, что её ноутбук начнет смеяться над ней, а затем она проснётся в своей постели смущённая, но благодарная. Она не просыпается. Она просматривает страницу за страницей с одним и тем же ответом – ответом, который кажется ей смешным. Это просто смешно. Она приходит к выводу, что всё это просто какая-то сложная схема обмана в интернете, пока не получает сообщение от Кары и быстро оказывается сгорбленной над унитазом, выкашливая нездоровое количество крови и цветочных лепестков, которые при любых других обстоятельствах посчитала бы прекрасными. (Вместо этого она начинает ненавидеть их, почти так же, как ненавидит своё предательское сердце, небрежно бьющееся груди за то, что поставило её в такое положение). Итак, она была влюблена в Кару. Безнадежно. И теперь в её груди росли совершенно не метафорические корни и стебли и медленно её убивали, потому что Кара не отвечала ей взаимностью, и, в конечном счете, не было хорошего способа положить конец этой ситуации. Просто обычная старая среда в Нэшнл-Сити. ххх Сэм первой поняла, что что-то не так. Вероятно, это было связано с тем, что Лена слишком сильно избегала общества Кары, думая, что ограничение общения может замедлить рост растений или хотя бы уменьшит количество выкашливаемых цветов. Это не помогало, её легкие горели всякий раз, когда она слышала сигнал входящего смс и видела имя «Кара» на экране. Она трижды запиралась в туалете в своей квартире. Сэм замечает, что Лена больна за обедом после того, как та в третий раз заходится кашлем при виде пельменей и просит повторить, что она только что сказала. Сэм деликатно расспрашивает её, говорит всё мягким тоном, будто боится, что Лена испугается и убежит, если она осмелится говорить громче. Наверное, Сэм права. Она внимательно смотрит на Лену, спрашивая, что случилось, её терпеливая улыбка превращается в гримасу, когда Лена выплёвывает горсть окровавленных лепестков. Лена не сомневается, что Сэм точно знает, что всё это значит, болезненный блеск в её глазах, когда она берёт лепестки и безмолвно заворачивает их в салфетку, говорит сам за себя. – Кто? – спрашивает она, когда Лена, наконец, набирается смелости посмотреть ей в глаза, когда Лена, наконец, чувствует себя готовой ответить на вопрос, который как она знала, неизбежно будет задан с того момента, как она разжала кулак. Тем не менее, Лена колеблется, прежде чем ответить, пытается сделать глубокий вдох, но не может из-за стеблей обвивающих её лёгкие и размышляет, насколько откровенен будет её ответ. – Кара, – признается Лена в ресторане, заполненном обеденной суетой, где никто не обращает внимания на то, как её глаза наполняются слезами. – О, Лена, – ласково говорит Сэм и скользит ладонью по её руке, мягко сжимая, будто не знает, что ещё можно сказать в этой ситуации. Лена думает, что она и так сказала всё, что нужно. В конце концов, этот жалостливый взгляд достаточно хорошо подводит итог всей ситуации. О, Лена прекрасно описывает происходящее. ххх Майк или Мон-Эл, возвращается, и каждая часть Лены, которая была уверена, что за прошедшие несколько месяцев Кара, наконец-то, пережила расставание с ним, начинает сомневаться в этом как никогда. Она не отвечает на звонки Кары в первый раз за целую вечность, её грудь сжимается с каждым звонком, который остаётся без ответа. Её тошнит, когда она слушает голосовую почту, которую оставляет Кара. Она не упоминает его ни разу за всё время, что говорит, ни разу, пока отведённое на запись время не закончится. «Ты в порядке? Надеюсь, что ты в порядке» повторяет она четыре раза (Лена слушает три, чтобы сосчитать). «Пожалуйста, перезвони мне» говорит она шесть раз. Сердце Лены замирает. Она выдёргивает листья из своего горла после того, как звонит Каре, в наказание за то, что заставила её волноваться, за то, что позволила разуму Кары блуждать по самым тёмным углам. Она выкашливает лепестки в переполненную миску, когда Кара шепчет: «Будь в безопасности». Лена впервые в жизни пропускает целый рабочий день, чтобы спрятаться под одеялом и уйти от мира. ххх Каре не требуется много времени, чтобы проверить её. Каре не требуется много времени, потому что она настолько ошеломлена появлением своего бывшего парня, что ей надо кому-то высказаться, и эта кто-то, по-видимому, Лена. Факт, который на мгновение согревает её сердце, прежде чем она действительно осознает, что ей придётся выслушивать. Вот только всё идёт не так, как ожидала Лена. На самом деле они вообще не говорят о нём. Мон-Эл ни разу не упоминается в приветственной речи Кары, когда Лена открывает дверь, видит сочувственную улыбку и чувствует запах Нунана. Его имя вообще не всплывает, когда Кара рассказывает о том, как прошёл её день, спрашивает о её самочувствии и передаёт некоторые файлы от Джеймса, как будто Лена пропустила занятия в школе, а Кара позволила ей переписать пройденный материал. На самом деле Лена должна оставить всё как есть. Серьёзно, её квартира должна остаться свободной от Мон-Эла зоной, будь то разговоры или что-то реальное. Но у Лены, по-видимому, была нездоровая склонность к саморазрушению и мазохизму, поэтому после того, как Кара заканчивает длинную историю о какой-то глупости, которую сделал Уинн, Лена находит время, чтобы нанести удар. – Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она. Кара хмурится и прикладывает руку ко лбу Лены, будто вопрос был настолько бредовым, что она забеспокоилась, нет ли у той температуры. Лена отпихивает руку, закатывая глаза и благодарно улыбаясь. – Мон-Эл вернулся, не так ли? – А, ну да. Теперь он, по-видимому, путешествует во времени. – Путешествует во времени? – недоверчиво спрашивает Лена. – Точно, он вернулся из будущего по какой-то неизвестной причине, мы вывели его из стазиса, и он попытался напасть на меня, прежде чем понял, кто я, – кратко пересказывает Кара, извергая факты, будто это произошло много лет назад, а не буквально вчера. Впрочем, это было очень похоже на блондинку – так легкомысленно упомянуть, что на неё напали. – Он причинил тебе боль? – Причинил мне боль? Пфф. Я тебя умоляю. Я научила его всему, что он знает, – язвит Кара, демонстрируя бицепс, пока Лена не сдаётся и не присоединяется к её смеху, хотя бы на мгновение, прежде чем вспомнит, почему начала этот разговор, прежде чем вспомнит, что Кара пытается уклониться от ответа. – Но как ты относишься к его возвращению? Я имею в виду, что ты не путешествовала во времени, для тебя прошло всего лишь около шести месяцев. – Теперь он женат. Она действительно очень красивая, и, я не знаю, сейчас он кажется счастливым, меньше похожим на человека, на чьих плечах лежит вес потерянного мира. Полагаю, так происходит, когда находишь свою половинку. Кара вздыхает, и Лена не может идентифицировать взгляд, которым она скользит по её лицу прежде, чем встретиться с её глазами. Немного грустный. Почти тоскующий. Лена полагает, что в её голову закралась мимолётная мысль «что если», тысячи сценариев того, как всё могло бы сложиться, если бы вторжение даксамитов никогда не произошло, если бы он остался. Взгляд не долгий, но этого достаточно, чтобы Лена снова побежала в ванную и вырвала в миску. Она выкашливает целые бутоны, пока Кара держит её волосы и успокаивающе потирает спину, дуя холодным воздухом на разгорячённую кожу. Они просидели там весь вечер. Желчь подступала к горлу Лены всякий раз, когда она ловила встревоженный взгляд Кары и чувствовала, как пальцы блондинки пробегают по её спутанным волосам. Кара всю ночь проводит рядом с Леной, периодически спускает воду в туалете, ни на секунду не отрывая от неё взгляда. Это успокаивает почти так же, как и пугает, когда Лена понимает, что больше не может игнорировать правду. – Это был не фокус, не так ли? – тихо спрашивает Кара, положив подбородок на голову Лены и делясь теплом своего тела, после того, как, наконец, убедила её выйти из ванной и вернуться в уютную постель. – Нет, – признается Лена, благодарная за то, что Кара больше не задаёт вопросов, хотя очевидно, как сильно она хочет объяснений. Лена засыпает, задыхаясь от цветов и удивляясь, как ей вообще удалось встретить кого-то настолько хорошего. Она никогда не заслуживала кого-то настолько хорошего. ххх – Скажи ей. – В очередной раз слышит Лена, что если честно уже немного нервирует. С тех пор, как Сэм приехала в её квартиру, она не произнесла ничего, кроме этой фразы (и писала с самого утра, поэтому неудивительно, что раздражение Лены усилилось). Лена должна была хорошенько подумать, прежде чем впустить её. Она должна была знать, что этим всё и закончится. Сэм может быть совершенно безжалостной, когда ей это было нужно, вот почему Лена любит её, вот почему доверила ей Л-Корп и свой секрет (несмотря на то, что последнее вышло ей боком). – Прекрати, Сэм, – огрызается она. – Почему ты не можешь быть честной с самой собой? – Сэм давит на больную мозоль, и Лена усмехается. – Можно подумать, что ты честна в отношении Алекс? Чья бы корова мычала. – Я не та, кто умирает. И после этого Лена снова чувствует, как цветы оплетают её лёгкие. Иногда, когда она лежит в постели с ясным умом, отбросив все мысли в какой-нибудь тёмный угол комнаты, Лена может забыть о тяжести в своей груди, забыть, что каждый её вдох может стать последним, забыть, что Кара никогда не ответит ей взаимностью. – Именно, поскольку твои чувства не безответны. – Твои тоже, но ты этого не увидишь, пока не откроешь глаза, не высунешь голову из задницы и не перестанешь бояться! – рявкает Сэм, и Лена видит, как она практически умоляет её разозлиться, немного огрызнуться, сделать хоть что-нибудь, чем просто сидеть на диване в ожидании неизбежного. – Это бесполезно. – Боже, Лена. Ты убиваешь себя. Разве ты не видишь? Ты даже не пытаешься, ты сдалась в тот момент, когда поняла, что с тобой происходит. Если ты не хочешь говорить ей, тебе нужно удалить цветы. В какой-то момент ты должна выбрать себя, Лена. Ты должна выбрать жизнь. Лена уже думала об этом. Конечно, она думала об этом. Она консультировалась с врачами о шансах на успех операции и преимуществах по сравнению с ценой. Но, в конце концов, именно к этому всё и сводилось – к цене. Она забудет всё, что связано с Карой. Забудет её улыбку, ту самую торжествующе-самодовольную улыбку, которая появлялась, когда Лена доказывала, что чьи-то предположения о ней ошибочны. Забудет, как смех Кары отдавался дрожью в её позвоночнике. Забудет, каково это – любить кого-то, кто не требует ничего взамен. Цена – забыть Кару и то, как она заставила её чувствовать себя непобедимой. – Я не могу её потерять. – Ты умрёшь. – Я не могу её потерять. – Значит, мы просто должны потерять тебя? – умоляет Сэм, и Лена знает, что это её последняя попытка достучаться. Сэм смаргивает слёзы, когда Лена не отвечает, молча берёт свою сумочку и молча идёт к двери. Она бросает последний затяжной взгляд через плечо, прежде чем уйти, и Лена видит, как она мысленно каталогизирует всё о ней, будто никогда больше её не увидит. Лена начинает плакать, когда понимает, что Сэм может быть права. ххх – Я навела справки, – заявляет Кара вместо приветствия, когда Лена открывает ей дверь, и заходит в квартиру без своего обычного нервного расшаркивания на пороге, будто всё ещё пытается уважать границы Лены, даже после того, как снесла все её защитные стены, словно бульдозер. – Пожалуйста, входи, – шутит Лена, тихо закрывая дверь и направляясь на кухню. – Почему ты не избавилась от цветов? Значит, Кара решила сразу взять быка за рога. Она действительно была хорошим репортером. – Хочешь выпить? Лена снова пытается вернуть разговор в нормальное русло, потому что не может вспомнить, когда в последний раз говорила о чём-то, что не связано с глупыми цветами, пробивающимися к её горлу. Даже заседание совета директоров на днях было сорвано цветочными лепестками и сочувственными взглядами стариков, которые, как она даже не подозревала, были способны на подлинные эмоции. – Кем бы ни был этот человек, он не стоит того, чтобы за него умереть, – настаивает Кара, и Лена, наконец, смягчается. – Он стоит всего и даже больше. – Лена, пожалуйста. – Сэм уже пыталась. – Лена… – умоляет Кара, и Лена почти сдаётся. Она почти уступает блестящим глазам и дрожащим губам, потому что никогда раньше не говорила Каре «нет», едва ли даже задумывалась отказать ей в чём-то, чего она хотела. Лена была рада помочь. Хотела помочь, если это делало Кару счастливой. Она почти уступает мягкой руке, что берёт её руку, нежным пальцам, что скользят между её пальцами и подрагиванию ладоней, что, как поняла Лена, было вызвано попыткой сдержать силу. Когда Кара впервые появилась на Земле, она потратила несколько месяцев на то, чтобы набраться смелости и погладить бездомную кошку. Кара провела несколько месяцев после встречи с Леной, укрепляя их дружбу только для того, чтобы обнять её, потому что она была человеком, который заботился о вещах, которые другие люди выбросили. Лена не хотела это забывать. – Кара, остановись! Я не хочу забывать… избавляться от них. – Я не хочу смотреть, как ты умираешь. – Поэтому мы будем смотреть «Бриолин»*. Ты любишь «Бриолин». Лена отдёргивает руку, отшатывается от Кары и хватает ртом воздух, прежде чем выкашлять лепестки в раковину на кухне и смыть их в следующую секунду с привычной лёгкостью. – Лена… – Я сделаю попкорн. Чувствуй себя как дома. Кара ничего не говорит об этом до конца ночи. Во всяком случае, не словами. Она откровенно пялится на Лену, всё время, что проводит в её квартире. Она даже не пытается притвориться, что смотрит фильм, и Лена не может сосредоточиться под пристальным взглядом Кары, не может сосредоточиться под тяжестью этого взгляда. Каким-то образом это ранит гораздо больше, когда Лена понимает, что Кара делает то же самое, что и Сэм, потому что она никогда не хотела причинить ей боль. Она думала, что это спасёт её. Когда Кара уходит с извинениями и объятиями, которые кажутся прощальными, Лена возвращается к обниманию унитаза и на долю секунды задумывается, действительно ли всё это того стоит. Она думает, что стоит. Определённо. ххх Сказать, что Лена удивилась, когда Кара вышибла дверь и вошла в её квартиру посреди ночи, было бы преуменьшением века. Честно говоря, она немного испугалась, когда сидела за кухонным столом, приводя в порядок свои дела в Л-Корп и пытаясь в пятый раз написать извинения Сэм, пока не поняла, кто это. – Ты же знаешь, что тебе придется это починить, – небрежно комментирует Лена, когда Кара неловко ставит дверь на место с извиняющимся взглядом, прежде чем придать своему лицу выражение, которое, по мнению Лены, должно быть суровым, особенно в купе с супергеройской позой, что выглядит просто очаровательно. – Я записала тебя на операцию, и мы пойдём туда. Я не принимаю ответ «нет», мне всё равно, даже если придётся связать тебя и тащить силой. – Кара, я не… - пытается Лена, прежде чем снова начать кашлять. Это хуже, чем раньше. Хуже, чем за всё время болезни, и в глубине души Лена думает, что это, вероятно, конец, когда выкашливает целые цветы из своих лёгких и наблюдает, как они собираются с кровью у её ног. Кара, со своей стороны, не сразу предлагает салфетку, как обычно делает (она начала хранить по несколько штук в каждом наряде), при этом успокаивающе потирая её спину, чтобы облегчить боль. Она стоит неподвижно, глядя то на ноги Лены то на её лицо, вниз и снова вверх, в повторяющемся цикле, пока, наконец, не сдвигается, чтобы присесть рядом, осторожно поднимая упавшие бутоны. – Лена, цветы… они росли на Криптоне. Они с Криптона, – говорит она больше себе, чем Лене, шепчет, как молитву, пока Лена наблюдает, как на её лице расцветает откровение. Кара ловит её взгляд на долю секунды, и у Лены нет возможности расшифровать выражение её лица, прежде чем всё потемнеет. Последнее, что она слышит, это как Кара зовет её по имени. ххх Лена просыпается в комнате, которую можно назвать только стерильной. Белые стены, белый пол и слишком яркий белый свет, бьющий в лицо, заставляет её чувствовать себя так, словно она проснулась утром после обильного возлияния текилы. Она понимает, что это ДЕО ещё до того, как её уши улавливают голоса агентов, выкрикивающих приказы друг другу. Лена узнаёт оформление по огромному количеству историй, которые Кара рассказывала об этом месте, несмотря на то, что она ещё не подписала бумаги о неразглашении и тот факт, что половина людей здесь считала, что ей нельзя доверять, учитывая кровь, бегущую по её венам, и фамилию, которую она носит. Лена просыпается в комнате, в которой, вероятно, не должна находиться, чувствуя тепло и знакомую тяжесть в руке; лёгкое прикосновение, которое превращается в твёрдую хватку в тот момент, когда она смещается, принимая более удобное положение. Лена поворачивается, чтобы поймать взгляд Кары, открывает рот, чтобы что-то сказать, или пошутить, когда свободная рука Кары хлопает по её рту, и она начинает извергать слова со скоростью выше средней (также известной как нормальная скорость Кары). – Я люблю тебя! Прежде чем ты попытаешься продолжить эту самоубийственную шараду и потеряешь больше крови, ты должна знать, что я люблю тебя. Я влюблена в тебя. Я долго не замечала, и вдруг это ударило меня, врезалось, как тонна криптонитовых кирпичей, и я не знаю, как я это пропустила, потому что моё сердце было в тисках с того дня, как мы встретились. Что, если подумать, не лучшая аналогия, учитывая, что твои внутренние органы были обвиты настоящими стеблями, но ты уловила смысл. – Ты влюблена в меня? – Конечно, глупая, – просто говорит Кара, и Лена снова может дышать. – Сейчас самое время спросить о твоём желании связать меня? – шутит она, притягивая Кару ближе и наслаждаясь ощущением воздуха, легко проходящего через её легкие почти так же, как ощущением рук, которые крепко её обнимают. – Сначала пригласи меня на ужин. – То, что я чуть не умерла, было недостаточно романтичным жестом? – Идиотизм, вот что это было. Лена бы оспорила это утверждение, но Кара уже целует её, и она знает, что не захочет оторваться от этих губ в ближайшее время. Или вообще никогда.