Слабость

Трофим молчит. Молчит с той самой минуты, как вслед за Станиславом ступил на поверхность Марса. К чему слова? Всё, что мог, что хотел, он уже сказал. Да и что можно услышать в ответ? Оправдания или очередную хвалебную оду в адрес Евы Сент-Джон Смайт. Трофим не хотел ни того, ни другого. И без того было ощущение, что под ногами плывет земля. И дело было совсем не в том, что марсианская гравитация отличалась от лунной, к которой он уже успел привыкнуть. Удастся ли ему привыкнуть к мысли о том, кем на самом деле оказался любимый Станислав? И в кого превратила эта любовь его самого? Он, майор космический войск, готовый умереть за благо родной страны, стал дезертиром, предателем, марионеткой в руках шпиона. Еще недавно он с опаской думал о возвращении на Землю, потому что могли раскрыться его отношения с любимым мужчиной, но сейчас, после всего случившегося, ему, похоже, вообще нельзя ступить на поверхность Земли, вернуться в Россию, посмотреть в глаза родителям, брату... При мысли об этом Трофим едва не застонал. - Трофимушка... - голос за спиной прозвучал мягко и встревоженно. Трофим не оборачивался, но всё равно чувствовал спиной, что Станислав рядом. Бесшумно ступая, наворачивает круги, как кот, не смея подступиться к возлюбленному. Но даже на таком расстоянии взгляд его выдает - взволнованный, отчаянный, упрямый, томящийся. Трофим прекрасно знал, как желает сейчас Станислав подойти ближе, обнять, уткнуться лицом в шею, и шептать, шептать сквозь поцелуи, что любит его, что всё наладится, ведь они вместе... Хочет, но не смеет, чувствуя настроение Трофима. А сам майор и не собирался подпускать его. Сейчас - не хотел, хоть сердце ныло, и он прекрасно знал, что решись Станислав подойти поближе - не продержаться ему долго, сломается, сдастся на милость ласковых, хоть и фальшивых рук, на сладкие слова, которых у Станислава всегда в избытке... Простит. А готов ли? Хочет ли этого? Или уже и любовь свою потерял, как всё остальное? Заныли виски. Трофим еле подавил желание потереть их пальцами. Устал, как же он устал... - Трофимушка, - снова этот мягкий, встревоженный голос. - Ты же весь день ничего не ел. Сейчас время ужина, я принесу что-нибудь, хорошо? Трофим замешкался - промолчать или кивнуть, но Станислав, похоже и не ждал ответа. Бесшумно выскользнул за дверь. А ведь мог бы и руки за едой отправить, мимолетно подумал Трофим. Но наверняка ему сейчас тоже непросто находиться с ним рядом... Да и любопытство - кажется, Станиславу раньше не доводилось бывать в лучшей марсианской гостинице, и тем более, изучать здешнее меню. Трофим наконец позволил себе отвернуться от окна, за которым бушевала в наступивших сумерках очередная пыльная буря. При виде кварцево-красных стен и причудливого вида мебели сразу вспомнились мальчишеские мечты побывать на Марсе. Вот и сбылось. Только радует ли это его сейчас? Широкая постель - Станислав каким-то чудом выхлопотал номер на двоих - напоминала странного вида кляксу, каким-то чудом обретшую твердость. Изголовья, кажется, вообще не было, спи, как хочешь, хоть по диагонали. Но рассыпанные мягкие подушки выглядели крайне заманчиво. Трофим принялся раздеваться. С отработанной до автоматизма армейской аккуратностью сложил одежду возле постели. Руки двигались медленнее обычного, по телу разливалось оцепенение. Он и правда устал, и сильно, но в этой усталости была и польза - она словно притупляла боль в сердце, заволакивала пеленой все мучающие майора вопросы. Он скользнул под легкое одеяло, с наслаждением вытягиваясь на прохладной алой простыне. После жесткой койки на базе постель казалась мягкой и воздушной, как облако, впору утонуть... Трофим закрыл глаза. Как хорошо. Наверное, сейчас можно позволить себе признать это. Маленькая слабость. Хотя бы до утра, когда на свежую голову можно будет решить, что же делать теперь... Однако, заснуть отчего-то не получалось. В теплой и мягкой постели Трофим вдруг ощутил смутное беспокойство. Хотелось повернуться, сменить положение тела, повернуть голову, протянуть руки, словно чего-то ища... Вернее, кого-то. Трофим не сдержал усмешки. Привычка, куда деваться... Привычка - или любовь? Дверь снова бесшумно приоткрылась. Сквозь полуопущенные ресницы Трофим смотрел, как заходит Станислав с подносом в руках. Высокие, невероятно хрупкие на вид стаканы, тарелки, источающие ароматный пар. Кажется, Станислав набрал всё, что было, принес даже знаменитый марсианский яблочный пирог... Только вот сейчас даже он не мог порадовать майора. - Трофим? - Станислав осторожно поставил поднос на стол, скользнул к постели, крадучись, самой шпионской походкой. - Ты спишь? Он присел на край постели, наклонился, глядя в лицо. Трофиму стоило больших усилий держать глаза закрытыми. - Я знаю, ты устал, - прошептал Станислав. - Ты злишься на меня... И, наверное, прав. Сейчас ты можешь меня даже ненавидеть... Но пожалуйста, дай мне шанс. Не оправдаться, нет, хотя бы возможность заслужить твоё прощение... Пожалуйста, Трофим. Да, было много лжи, и мне нечего противопоставить ей кроме одной-единственной правды - я люблю тебя. Люблю больше жизни, и, если понадобится, предам еще тысячу раз, кого угодно... Кроме тебя. Прости меня. Поверь, я и так уже наказан. Сейчас ты рядом, а я не смею даже прикоснуться к тебе... И мне страшно, Трофим. Действительно страшно. Я боюсь, вдруг так будет и дальше, вдруг я уже потерял тебя? Нет, нет... Пожалуйста, Трофим, прошу тебя... Трофим вдруг ощутил, как прогнулась постель под тяжестью опустившегося на нее тела. Станислав вытянулся рядом, не раздеваясь - прямой, как манекен. Но неподвижности его хватило ненадолго - вот он зашевелился, и тепло его стало слишком явным, слишком близким... - Трофимушка... - едва ощутимые прикосновения к плечу, горячий шепот в висок. - Прости меня, за всё прости... Трофим сам не понял, как ожили его собственные руки, обвивая, сгребая в охапку - грубовато, отчаянно - непутевого шпиона. Может быть, он всё же сдался, поддался слабости, но на самом деле он знал, что просто не может потерять всё. Остался лишь Станислав, его любовь и его беда - так можно ли оттолкнуть, потерять и его? Нельзя. Да и не сможет, не сможет. Слаб? Возможно. Но никогда, никогда Трофим не был предателем. Не мог предать ни свою страну, ни, тем более, самого себя. А значит - можно обнять, целуя в ответ, справляясь торопливо и совсем не по уставу небрежно, с формой, можно ласкать под сбивчивый шепот, едва слушая... Может быть, можно даже простить. Не сейчас, конечно. Позже. Когда утихнет буря в сердце и за окном. Ведь бури всегда утихают, даже на Марсе. Нужно лишь переждать. Эту бурю, эту ночь. Несмотря ни на что - вместе.