Не самый худший исход

Песок липнет к коже, твердеет коркой вместе с густой кровью, мерзко скрипит и царапает острыми углами в многочисленных порезах. Брюс почти что не считает (конечно же, считает), как быстро заживают раны, как ночь сменяется днём и как армии, словно бы по конвейеру — конвейеру грехов, подступают приливом и разбиваются о волнорезы их мечей. Диана отмокает в воде, довольно жмурясь. И совсем не стесняется своей наготы, отмокая и погружаясь по самый нос. Чернота её волос расползается вокруг лианами, и Брюс совсем не уверен, в этой вечной адовой сковородке, что они сейчас не оживут и не попытаются её удушить. — Не жалеешь, что он не с нами? Брюс не знает, почему вообще спрашивает. Хоть и звучит пресно, каменно, но всё равно сквозит в голосе это неравнодушие. А Диана слишком хорошо его знает, чтобы пропустить эти ноты мимо ушей. — Только из-за того, что лишилась возможности лицезреть его растерянные щенячьи глаза, когда бы он понял, что наши силы здесь работают иначе, — отзывается она, выныривая, откидывая волосы за спину. Чернота скрывает острые лопатки, тонкие и не очень шрамы и перекатывающиеся мышцы. Оборачиваясь, она улыбается и лукаво щурит глаза. Брюс фыркает. Пожалуй, только несколько людей в мире могли сравнить Супермена с щенком. Он смотрит ей в лицо, не облапывает взглядом фигуру. Не цепляется за мелочи, потому что видит картину целиком, складывая её из родинок, шрамов, очертаний сухих мышц и всего того, что вызывает у него ощущение стекающего серебра от загривка. Диана подходит ближе, с каждым шагом мягко разрезая воду движениями бёдер. Останавливается едва ли не вплотную, поднявшись на камни. Капли с её волос падают на лицо Брюса, пока Диана смотрит сверху. И величайший в мире детектив не всегда может подлинно угадать по этому взгляду, о чём она думает. Иногда это выстрелы наугад, словно жмёшь на спусковой крючок кошки, падая с огромной высоты. И на долю секунды, на какое-то мгновение возникает мысль, что крюк может не зацепиться. — А ты жалеешь, что мы здесь вдвоём? Диана перед ним не красуется и не завлекает. Ими было пройдено слишком много дорог для дешёвых спектаклей. Но Брюс всё равно думает о каплях на её коже. Солоноватой, прохладной и... дальше он не думает. В бою важна концентрация. Диана — отличный напарник, боец и просто друг. И в то же время, будь он тем же Кларком, его криптонит имел бы вполне человеческое обличье. — Мне не о чем жалеть, — отзывается Брюс раскатисто, а затем протягивает ей доспехи. — Одевайся. Орда близко. Диана прижимает их к груди, глядя куда-то вдаль, где вновь находят песчаные бури из-за вылезших тварей, раскрывших подслеповатые глаза, оскаливших три ряда мелких зубов и помчавшихся на зов. — И нет ей конца, — отвечает Диана глухо.

***

Костёр потрескивает, рассыпается искрами, и можно всю вечность наблюдать за пляской огня. Все годы, что они проводят здесь, сражаясь-сражаясь-сражаясь. Отчаяние накатывает не жаром, а холодом, от которого немеют кончики пальцев. Брюс переключает тумблер в сознании. В конце концов, бывало и хуже. В конце концов, где бы они ещё могли говорить столько, не притеснённые ни обществом Лиги, ни условными ролями? — Мы можем остаться здесь навечно, — вдруг говорит он, когда Диана вдруг оказывается совсем близко, прижимается к плечу. Бравая амазонка и тёмный рыцарь — уставшие, вымотанные и выпотрошенные битвами, что похожи на порочный круг, на уроборос, где змей крепко вцепился в свой хвост. Расскажи кому — и не поверят, что возможно такое. Брюс обнимает её и практически утыкается носом в копну всклокоченных волос. — Не самая плохая смерть, не считаешь? Слова Дианы вибрируют у него где-то на сгибе плеча и шеи. — Скажи этому тому уроду с щупальцами, — беззлобно отвечает Брюс и усмехается. Крепче сжимает пальцы. Диана тихо смеётся и поднимает голову. Стреляет глазами. — Я говорю это тебе.