Перья (Feathers)

Дни сменялись неделями, недели месяцами. Джон вернулся в Лондон, но они поддерживали связь и имели договоренность встречаться тогда, когда это возможно. Посетив Джона в Лондоне, Джим чуть ли не кричал от восторга, заметив, что правое крыло Харрисона не горбилось и не выглядело столь болезненным. Кирку пришлось приложить немало усилий, чтобы внешне остаться спокойным и держать руки неподвижно, не пытаясь дотянуться и прикоснуться к эфирной конечности; это может быть слишком для них обоих, так непосредственно трогать крылья. Да и Джим не хотел прикасаться к ним из любопытства, он хотел прикоснуться к ним, потому что было трудно их игнорировать, и ему не нравилась манера движений крыльев, будто Джон чувствует боль. Харрисон имел привычку буйно размахивать крыльями, когда он был напряжен и расстроен. У Джима создалось впечатление, что так он причиняет себе еще большую боль. Однажды, после особо сильной вспышки ярости, когда казалось, что у Джона был очень плохой день, Кирк, не подумав, использовал собственные крылья, чтобы прикоснуться к чужим в успокоительном жесте. Эффект был незамедлительным; Джон вздрогнул, его колени подкосились, побудив Джима подхватить его и помочь подойти к дивану. — Все будет хорошо,— успокоил его Джим, но в ответ прозвучал мучительный смех. — Ты даже не представляешь что происходит! Крылья Джима немного сдвинулись, чтобы обернуться вокруг Джона, заставляя брюнета вздохнуть, — Что бы это ни было, я помогу… давай Джон, позволь мне помочь тебе. Харрисон закрыл глаза, облокачиваясь лбом на плечо Джима. Тишина длилась долго, пока приглушенный голос Джона не нарушил ее. — Меня зовут не Джон,— признался он тихим, но твердым голосом. Джим помедлил секунду, — Могу я узнать твое настоящее имя ? — Хан,— он повернулся, чтобы посмотреть Джиму в глаза, — Меня зовут Хан. За этим последовала серия признаний, вся правда и горькие слезы. Джим держал Хана рядом с собой, обхватив его крыльями, не замечая, как изуродованное воплощение души аугумента обернулись вокруг молодого капитана.