Герой.

-Игнат, а ведь он был легендой? – маленькая ладошка легла на его плечо и потрясла. Игнат вздрогнул, заморгал, отгоняя от себя картины из своего детства, из своей юности. Из мира, который перестал существовать. Мир, за который он уже перестал бороться, а он боролся. - Игнат – она снова трясла его за плечо – что с тобой? -Нет, нет, ничего. – Он поднялся с колен и посмотрел на нее снизу вверх. Сестренка. Точнее, стала как сестренка. Кто же знал, что тогда, еще желторотым товарищем милиционером, в форменном костюме висящим на нем как мешок (а что делать- других нет. Финансирования нет) он возьмет за руку девочку совсем еще маленькую, лет пяти, не дав ей побежать в закрывающиеся гермоворота за мамой, которая так некстати запнулась и упала. Он тогда думал, что это ненадолго, что это даже не по-настоящему. Вокруг царила паника, люди казалось тысячами кидались в метро, ему был отдан приказ при тревоге «Атом» заблокировать ворота через шесть минут, если будут митинговать - стрелять на поражение. Никого он стрелять не стал, он даже не замыкал ворота. Это сделал машинист и еще, какие то люди в военной форме. Его жалкий Макаров у него вырвали, отдали кому то в форме. А он сжимал маленькую ладошку всхлипывающей девочки и стоял, смотря на закрытые гермоворота и чего то ждал, ждал, ждал. Пока его не отодвинули вглубь станции, и не усадили прямо на мраморный пол. В ушах до сих пор стоит гул толпы: разрозненный, многоголосый, он до сих пор сводит с ума, и не расслышать в нем отдельных слов, отдельных просьб, все смешивается. -Игнат? Тебе нехорошо? Давай вернемся домой? Он снова тряхнул головой. Видения пропали, гул стих. Они стояли подле прислоненного к стене человека. Он был не молод, но еще и не стар. На полу рядом с ним все было исписано мелким косым почерком, известным Игнату еще с детства. Сашка всегда был смелее его, и непонятно, что он нашел в таком как Игнат, они все время были вместе, вот только в сложных ситуациях всегда все за него решал Сашка. И именно Сашка отправил его в школу милиции, да вот только характер то не исправишь и стал Игнат пустобрешкой в метро, а его друг поехал покорять своенравный Афган. И вернулся. Он был все тот же. Его не сломала ни смерть друзей, ни врагов, ни лишения, ни месяц плена. Только глаза постарели. -Он был легендой еще до того, как началась эта война. – он не узнал собственного голоса, сейчас он говорил глухо, как из колодца. – по нему учили будущих солдатиков, его приводили в пример, даже на школе повесили табличку с надписью «здесь учился Александр Суворов» наверное имя и фамилия накладывает отпечаток. -Ты знал его? – почти прошептала она, но все равно огромный зал здания разнес ее шепот по стенам, и они отлетели гулким эхом. Игнат кивнул. -А потом он ушел в РВСН, в ракетные войска, и только одному богу известно, как он выжил там, наверху, в той мясорубке, что была в первые дни. Он пришел на нашу станцию, стучал в двери и ему открыли. Открыли из любопытства, а получилось, что пустили человека. Он принес с собой мешок, с какими-то лекарствами, живых куриц и какие то семена. Он положил на нашей станции начало земледелию, а его свергли с пьедестала почета за одну нашивку на одежде. РВСН. Теперь это слово было, как проклятье. Его ненавидели, его втаптывали в грязь, и даже готовы были позабыть заслуги перед нынешними детьми подземелья. Ты тогда еще малая была, ты его не помнишь. *** Многоголосая толпа надвигается на нас, нас троих, в том числе и тебя, готовая раздавить, произвести самосуд, ты плачешь, а им все равно. И тогда Сашка объявил – я ухожу. Вы пропускаете меня наверх, и мы все забываем о нашей встрече. Моих друзей- вы не трогаете, и я не трону вас. Его тогда вытолкали взашей со станции. Я хотел пойти с ним, но они меня не пустили, да и тем более у меня была ты. Как же я мог тебя бросить одну... изгоем. Постепенно все приходило в свою колею, я его уже давно похоронил, а они пришел в один миг со своим другом и с еще нескольким бойцами, они шли исследовать станции находящиеся за нашей веткой, куда мы не осмеливались выходить. На этот раз толпа не осмелилась на них скалиться, да и правитель был не тот. Но он ушел и рассказал мне про это место, сказал, что он тут часто бывает, и что тут нет совсем никаких опасностей, совсем недалеко вход на станцию в их группу Альфа, и всегда можно прийти к ним за помощью. Я думал год прежде, чем пойти сюда, да наверно не пошел бы никогда, если бы ты не нашла картинку со старой церквушкой и не стала мечтать увидеть ее хоть одним глазом. Поэтому я собрался. Девчонка внимала его словам. Когда он замолчал, она обвела взглядом огромный зал сверкающий образами, облаченными в золотые рамы. Он был не тронут, лишь пыль лежала тонким слоем. Потрескивая, догорала свеча, поставленная за упокой Александра Суворова его другом Игнатом. Она привыкла видеть смерть, она ее не боялась, но в этом месте ее начинал пробирать озноб. Запах ладана до сих пор стоял в этих стенах. И совершенно не уместно выглядели надписи на полу сделанные углем умирающим ракетчиком. *** «Шел за мной. А я даже не услышал. Теряю сноровку. Как в сказке "Акелла промахнулся", пожалуйте другого вождя. Перебил ноги, не стал добивать, а повернулся спиной, это он зря... как только развернулся два выстрела и все. Я не один сдохну.» «Прости меня, мама, прости. Видит бог не такого сына ты хотела, да и не такого конца для него. «Скорее бы умереть, господи прости мою душу грешную, отпусти грехи тяжкие, и вправду они тяжкие, раз угораздило оказаться умирать в таком месте» «ну, вот теперь, кажется и все, ничего не вижу, но в спине легкость. Боль ушла. И свет, свет все озаряется слепым, но теплым светом, простите люди, я не хотел смерти мира» С потолка ласково улыбался спаситель, подняв два скрещенных пальца перед собой. -А если, Саша, был наш спаситель, ведь он тоже принял муку за всех людей, погиб от руки предателя, то мы еще вернемся сюда, наверх, ведь правда, и здесь будет наш дом? Игнат молчал. Ему хотелось верить, но не выходило. -Пойдем, малыш домой, в метро.