Это стало уже своего рода традицией. Он, она, мягкий приглушённый свет… Миска с теплой водой, стопка подогретых полотенец на столе и звенящее нетерпение в воздухе.
Он, она — и дракончик, бьющийся за жизнь со скорлупой своего яйца.
Не то чтобы ему было любопытно, нет. Первого и второго раз ему вполне хватило, чтобы получить впечатление о том, как вылупляются драконы. И тогда, и потом — каждый раз повторялось одно и то же.
Ему уже не надо было стоять у Филии за плечом, чтобы видеть, как она кусает губы от волнения. Теребит края белоснежного передника — специально для таких случаев! — или смахивает тонкие прядки, то и дело прилипающие к ее мокрому от пота лицу.
Нет, он сидел в кресле, совершенно незаинтересованный в происходящем, и лениво потягивал свой чай.
Мутно-белое яйцо, расчерченное на одном конце тонкими трещинками, все равно назойливо покачивалось перед его глазами.
Насмотрелся уже. Да так, что теперь не забудешь.
Филии, судя по всему, доставляло какое-то извращенное удовольствие стоять на месте по несколько часов подряд, пялиться в одну точку — в смысле, на очередное яйцо — и трепать себе нервы этим пронзительным писком из-под скорлупы…
А с нервами у нее, на минуточку, и так не все безупречно.
Ее взволнованное лицо он тоже, к слову, представлял сейчас в мельчайших деталях.
Что не мешало ему параллельно рассматривать дракайну со спины — особенно там, где юбка платья начинается, прямо под белым бантом передника. Волосы у нее сейчас были подхвачены лентой и в кои-то веки не мешали любоваться.
А ниже нервно подергивался розовый бантик. Вместе с кончиком хвоста, у самых ног — подметал пол, едва поднимая юбку. Влево-вправо, туда-сюда…
Ему не
нужно было с ней тут сидеть. Просто… казалось символичным. Со всеми своими демонической сущностью и славой убийцы драконов находиться рядом каждый раз, когда совершалось это священное для Филии таинство. Высокое, непорочное. Рож-де-ни-е.
Ладно, ладно, вылупление.
Вхождение новой жизни в этот
идиотский мир… впрочем, лично Зеллос склонен был новорожденных жалеть и искренне не понимал, что этим новым жизням в мире понадобилось.
Разве что Филия?
Хммм… Звучит разумно.
Филия, кстати, начинала уже терять терпение. Судя по тому, как обострился и посвежел привкус ее тревоги — что-то явно идёт не так, как надо. Да и надоедливый писк словно бы тише стал…
Может быть, она даже
сделает что-то наконец?
Ага, угадал! Вспышка паники, а потом — страх, холодной пеленой прикрывший остальные эмоции. То тает под всплесками самовнушенной уверенности, то накатывает вновь.
Зеллос сделал последний глоток чая и позволил чашке исчезнуть.
Филия склонилась над столом, пальцами разводя в стороны кусочки скорлупы. Это был всего второй раз, когда кому-то из дракончиков удалось от нее такого добиться. Обычно она просто стояла, мялась, шептала что-то ободряющее и на все предложения окружающих помочь малышу лишь убежденно огрызалась, что «так не принято».
Но, похоже, не в этот раз.
Зеллос устроился поудобнее — поперек кресла, — закинул ногу на ногу, сунул под спину подушку и снова повернулся к Филии. Становилось уже интереснее.
Темное отверстие в яйце постепенно расширялось, и даже издалека уже видно было, как поблескивает внутри влажная кожа. Сплошные складочки и мокрый пушок: где там крылья, где морда, где лапы — не разберёшь.
Все эти складочки пищали, толкались, раскачивали яйцо, пока Филия продолжала потихоньку ковырять скорлупу. Когда отверстие стало достаточно большим, дракончик наконец пополз наружу — словно склизкое, блестящее варево из котла нерадивой ведьмочки.
Яйцо упало набок. Потихоньку дракончик выкарабкался из него полностью. Крупный, на удивление…
Что-то тут было не так.
Чего-то привычного недоставало в воздухе. И лишь намного позже он понял,
чего именно тогда не почувствовал. Радости Филии.
А вот холодная поволока ее страха, наоборот, потяжелела.
Что-то тут было
очень не так.
Но осознал он это не раньше, чем Филия — расправлявшая малышу крылья — оглушительно взвизгнула и отдернула руки. И прижала ладони ко рту.
На Зеллоса в одно мгновение обрушился целый океан головокружительно приятного, сладкого ужаса. Так что ещё пару секунд — если не больше — ему пришлось потратить на то, чтобы вынырнуть из этих ощущений и вновь собраться с мыслями.
Старые привычки умирают с трудом…
Вот он уже у стола.
Дракончик продолжал испуганно пищать, перебирая тонкими лапками. Филия — только глухо всхлипывала. Пока.
— Да-а уж, — прокомментировал Зеллос, глядя на детёныша. — Тебя можно понять.
Филию это почему-то совсем не успокоило.
Задумчиво поцокав языком, Зеллос взял в руки несчастное липкое создание и принялся тщательно его осматривать.
Интересно же!
Первым делом — когда привыкнешь к переплетению торчащих во все стороны конечностей — бросалось в глаза то, что у дракончика две головы. Причем на одной из них было и две морды — небрежно слепленных вместе, словно два комка мятой глины.
Одна мордочка смотрела прямо, вторая — чуть вбок. Глазницы, которые оказались посередине, слились в одну — и в глубине ее, под тяжёлым косым веком, поблескивал один криво посаженный круглый глаз. В широкой расщепленной пасти виднелся розовый язычок: верхних челюстей на этой голове было две, а нижняя всего одна. Зато большая.
Три, четыре… лапок Зеллос насчитал шесть. Вроде бы. Пара задних и две пары передних. Крылышек — четыре, до смешного бесполезных.
Передние половинки этого милого детеныша срастались воедино как раз за крыльями — боком, с изрядным поворотом спина к спине, — так что любые его попытки своими крыльями пошевелить, а уж тем более взмахнуть, ни к чему не приведут. Лишь к давлению крылышек друг на друга. Или ударам — смотря с какой скоростью их поднимать…
В любом случае, должно быть больненько.
Все эти бесконечные конечности так и мельтешили в воздухе, попадая порой Зеллосу по пальцам, а внизу, под ними, одиноко мотылялся хвост.
В целом созданьице было… деформированным, искривленным, асимметричным. Лапы разных размеров, лихие изгибы позвоночника, одна голова больше другой… Но в тонких переходах между частями этого — в целом нелепого — тельца, в безупречном слиянии плоти и костей было что-то бесконечно изящное. И, конечно, бесконечно извращённое.
Забавно видеть дракона, настолько похожего на низшего мазоку. Или химеру. Силы света всегда запрещали создание химер…
Вдруг повеяло горькой решимостью.
Мелькнули точёные ладошки — и Филия одним движением отобрала своего детёныша. И, вся дрожа, деловито принялась мягкой тряпочкой обмывать с него слизь. Из складочек крыльев, с угловатых мордочек, между лапками и животом… Все как обычно, но в почти вдвое большем размере.
Потом она закутала его в большое махровое полотенце, оставив на виду лишь головы и короткие кусочки шеи. Оставила на столе — недовольный писк не прекращался, — и отвернулась.
— Так. Ему надо… — не закончив даже первый шаг, Филия резко остановилась. — Имя. Едва не забыла! Или имена?
От резкого разворота подлетела юбка, и Филия вновь склонилась над маленьким уродцем.
Пристально смотрела на него — минуту, две, — и наконец коснулась пальцами лба одной из слитых воедино мордочек.
— Рубус.
Помедлив немного, коснулась второй головы.
— Гелиос.
И — совершенно неожиданно — подняла на Зеллоса покрасневшие глаза.
— Я… Ему надо приготовить другую кроватку. Побудь пока тут.
Не было уже ни слез, ни криков. Только мутные, блеклые, горьковатые разводы — слоем пепла в остывающем костре. Вина, отвращение, страх, щемящая жалость, бессилие, ненависть к себе, снова и снова вина…
Она не выгорела, вовсе нет. Не устала плакать, а просто старалась
не думать сейчас о том, что произошло и что это для нее значит. Только о том, что делать.
Разворошить этот тлеющий костер труда бы не составило…
Пара удачных слов — и начнется роскошная, прямо-таки феноменальная истерика, подобных которой он, пожалуй, и не видал никогда.
Даже
он.
Даже от
Филии.
Он молча кивнул, отодвинул подальше воду и тряпки и уселся, обхватив одно колено, на столе.
Филия сорвала с волос ленту. Всхлипнула. Почти выбежала из комнаты: к моменту, когда она перешагнула порог, брошенная ей лента едва закончила медленно опускаться на пол.
За пискучим свертком Зеллос наблюдал вполглаза.
Он вдруг осознал, что вся эта ситуация уже не кажется ему такой уж забавной.
Вот совсем не кажется.
***
К вечеру никому легче не стало.
— Уходи.
— М-м?
— Пошел вон из моей спальни, говорю.
—
Твоей? И только? Мне казалось…
— К чертям. Просто уйди, тебе не сложно. Я сегодня хочу побыть одна. ОДНА! Что тут непонятного?! — рявкнула Филия, сверкнув клыками. На подушке, от которой она ради этого оторвалась, едва заметно темнели мокрые пятна.
Явно же собиралась проплакать всю ночь напролет.
— А в чем смысл? Не думаю, что это тебе поможет…
Филия горько оскалилась.
— Какая разница.
Ты мне тем более ничем не можешь помочь!
С этим утверждением Зеллос мог бы и поспорить. О да, он знал один
совершенно замечательный способ решить проблему с уродцем раз и навсегда… но также он знал, что Филия эту идею не одобрит.
Мимо его головы — он едва успел увернуться — просвистела тяжёлая деревянная шкатулка с прикроватного столика. Насколько он знал, Филия для того ее там и держала…
— Вон отсюда! — вновь угрожающе крикнула Филия. И, пару секунд спустя, добавила тихо: — Ну пожалуйста…
***
В один светлый солнечный день, примерно две недели спустя, Филия вошла в гостиную в слезах. Молча села на диван и — едва Зеллос успел отложить книгу, которую читал до ее появления, — вцепившись в него изо всех своих драконьих сил, уткнулась носом в широкое плечо.
— Он умер.
Кто умер, объяснять было излишне.
— Я ведь кормила его только час назад! И все было в порядке! Я точно помню! — всхлипывала она. — Как же так? Почему, ну
почему я не пришла раньше?..
Не зная, куда деть злость, она сжала одну руку в кулак и начала колотить им по дивану. Случайно наткнулась на подушку, зажатую под боком у Зеллоса, вытащила ее — и с силой вцепилась ногтями. Так, что аж ткань кое-где треснула.
— Да ладно тебе, Филия, — монстр, пытаясь изобразить сочувствие, погладил ее по волосам. — Он все равно долго не протянул бы.
— Нет! — мотнула она головой. Подняла лицо и гневно сверкнула заплаканными синими глазами. — Я
должна была спасти его! Хоть что-то сделать!
— Смерть есть смерть, Филия. Уж прости, что напоминаю. И ты не всесильна.
— Я знаю! Но все равно! Если бы я пришла раньше…
Из разорванной подушки уже вовсю лез белый пух.
— Ты так ревешь, словно тебе теперь жить больше незачем. Не глупи, ящерка. У тебя же этих яиц ещё десяток остался, не меньше, и
уже малышни полон дом… Ну и я есть, наконец!
— Но он
умер! — взвыла Филия. Так, что стекла в окне задрожали.
Зеллос только тоскливо закатил глаза. И — уже молча — продолжил имитировать сочувствие и понимание.
Какое-то время спустя, когда Филия наплакалась достаточно, чтобы встать и продолжить заниматься неотложными делами (попытки припахать любовничка к семейно полезной деятельности она бросила уже очень и очень давно), мазоку поднял с пола книжку. А потом — упавшие от этого движения на пол остатки подушки.
Чтобы сделать её снова целой, потребовалось чуть меньше мысли.
Филия привыкла к его магии. Здесь, в гостиной; в спальне, в кухне, по всему дому… Но свежие следы колдовства в малой детской — там, где лежал лишь один двухголовый малыш — было бы ей объяснить затруднительно.
Особенно если малыша она найдет мертвым.
За последний час или около того этой подушке от драконьих когтей — и ногтей — доставалось уже дважды.
