Oh, mein lieben Ivushkin

      Солнце нехотя высовывало свои лучи из глубины неба, освещая маленький немецкий городок. Будто пыталась своим светом сгладить картину, которая тут разворачивалась. — Стреляй. Николаус Ягер не боялся смерти. Он готов был погибнуть, ведь это честь для солдата: погибнуть как герой, на поле боя. Он слабо верил, что их с «Иваном» план сработает. И хотя Клаус жалел, что все-таки позволил танковому экипажу убежать, он надеялся что хотя бы Коля так будет счастлив. Потому что сам уже на спасение не надеялся. Николай часто дышал, не отрывая глаз от штандартенфюрера, вот-вот готового упасть с моста вместе со своей «Пантерой». У них есть один шанс. Ивушкин медленно откладывает винтовку в сторону. Клаус усмехается. Что же подумают о лейтенанте его товарищи, особенно эта девчонка Ярцева, если узнают, что тот спас немецкого офицера? Ладно бы просто офицера — Клауса Ягера! В которого он еще и влюблен! Просто полный набор предателя родины. В прочем, если бы Ягер сам дорожил мнением товарищей, вряд ли ввязался бы в эту авантюру с советскими танкистами. Клаус нервно смеётся, откинувшись назад и не обращая внимания на боль и истекание кровью. Не самая плохая смерть. Ягер протягивает Коле руку, даже не ожидая, что он протянет руку в ответ. Но ожидания не оправдались. Тезки пожимают друг другу руки. Однако Николаус быстро разжимает ладонь, как-то умиротворенно улыбаясь: готовится принять свою участь. Но, стоит «Пантере» вновь покачнуться, Коля, будто выйдя из транса, только крепче сжал руку немца и со всей оставшейся силы потянул на себя, в конце концов все-таки перетащив на тридцать четверку. За несколько секунд до того, как немецкий танк свалился в воду с громким всплеском, заставив Клауса вздрогнуть. Его что… Только что спасли? На немой вопрос во взгляде немца Николай лишь самодовольно усмехнулся: — Я же говорил, что план сработает. И я так просто бы тебя не оставил. — Ну что, кончились фрицы? — из танка вылез Степан Савелич, и был немало удивлен, увидев Ягера живого, спокойного и невредимого рядом с Колей. — Увы, я есче не успевать кончиться, — с сильным акцентом, но в целом разборчиво произнес Клаус (он тоже не терял времени зря, и подучил разговорный русский). Заметив замешательство Василёнка, Коля произнёс: — Спокойно, он с нами заодно. — Этот?.. Вот этот?! — обычно спокойный Ионов, который вылез вслед за Василёнком и вытащил полубессознательного Волчка, казалось, готов был наброситься на штандартенфюрера с кулаками. Однако Волчок, неожиданно для всех, нашел в себе силы придержать Серафима за рукав и пробормотать: — Не надо, — после чего окончательно потерял сознание. Черты лица заряжающего смягчились, однако он продолжал поглядывать на немца с настороженностью и презрением. — Ладно, с нами так с нами… — вздохнул мехвод, хотя видно, что он принял этот факт только из уважения к Коле. — Раз уж на нашей стороне, забудем, как говорится, обиды, и пойдем дальше вместе, фриц как-бишь-тебя-там… — Меньа звать Николаус Ягер, — немец позволил себе легкую улыбку. — Николаус? — вздернул бровь Степан, переводя взгляд с Ивушкина на Ягера и обратно. — Так вы что, тезки, чтоли? — Вроде того, — усмехнулся Ивушкин. — Так, солнце вышло из-за ели, а нас на поляне Аня ждет. Дальше двигаем пешочком. — Аньа? — штандартенфюрер выглядел удивленным, первые секунды не понимая о ком речь, но потом до него дошло. — Она с вами тоже? — А тебя что-то не устраивает? — огрызнулся Ионов, но быстро стушевался под укоризненными взглядами Коли и Степана. — Значит так, — Василёнок уложил бессознательного Демьяна на подобие носилок, которое они предусмотрительно взяли из мастерской. — Микола и… Микола? — Можешь звать меньа Клаус, — решил проблему Степана эсэсовец. — Так, Микола и Клаус несут сзади, а мы с тобой, — обратился он уже к Серафиму. — значит, спереди. И, взяли!

***

      До поляны экипаж дошел беспрепятственно, без сучка и без задоринки. И как раз вовремя: показавшаяся в далеке фигурка Ярцевой выглядела разбуженной. Заметив людей вдали, она сначала закрыла голову рукой (видимо, готовясь к встрече с немецкими солдтатами), но, различив знакомые силуэты, радостно бросилась навстречу. Однако безграничная радость на ее лице сменилась удивлением и даже паникой, когда среди своих друзей она неожиданно увидела штандартенфюрера. Казалось, Аня вот-вот в ужасе убежит прочь. Заметив это, Коля поспешил объясниться. — Ань, не паникуй, он с нами заодно, — спокойным тоном произнес Ивушкин, положив руку девушке на плечо. — Да, да, я с вами, — закивал Клаус, и его кривая русская речь заставила Ярцеву остолбенеть окончательно. — Анна, я, мнье… Стьи… Стъи… verdammt… — Ягер вдохнул побольше воздуха. — стыдно за то что я делал вам. Простьите, — всё-таки произнес он с ужаснейшим акцентом. — Да… Ничего страшного… — воспользовавшись частично вернувшимся даром речи выдала переводчица. — В конце-концов, не каждый день услышишь извинения от самого штандартенфюрера, — девушка криво улыбнулась. — Так, думаю, можно зайти подальше в лес во-о-он туда, и привал, — решил разрядить неловкую атмосферу Василёнок. — А потом, собсна, к Праге продвигаться будем. Аня, карта-то при тебе? — При мне, — подтвердила девушка, которая еще не до конца отошла от шока. — Ну, так чего мы, как говорится, ждем? — подытожил Василёнок. — Быстрее дойдем — быстрее отдохнем! Микола… То есть, это, Николаус, — обратился он к Ягеру, — твои же коллеги не придут нас навестить? Ягер несколько секунд стоял с задумчивым лицом, видимо думая как это перевести, но ему помогла Аня, повторив вопрос Василёнка на немецком. — А! — понял суть Ягер. — Нет, не придут. Я сказал, что сам найду вас, и если мои коллеги меня… Потерять, они, wahrscheinlich, думать, что я… Умереть. А вы бежать далеко. — Иными словами, опасность нам не грозит, — облегченно вздохнул Коля. — Ну, тогда чего ждем? Пойдемте быстрее!

***

— Ну наконец-то донесли! Сил товарищей еле хватило, чтобы аккуратно поставить «носилки» с Волчком на землю, именно потому что силы их практически покинули. — Хотеть выпить? — Николаус достал из внутреннего кармана флягу. — Эм… Нет, спасибо, — практически хором ответила компания. — Хорошо, — пожал плечами Ягер. — Зря. Я не хочу вас отвр…овт…отварить. — Отравить, — не сдержав смешок, поправила его Анна. — Да! Vite danke, Аньа, — поблагодарил Ярцеву штандартенфюрер. — Это есть шнапс. Шнапс хороший, — закончил он свою мысль, и направился к берегу реки, видимо, распивать свой шнапс, раз другим предложить не смог. Ионов сидел на каком-то поваленном бревне, провожая немца взглядом. В его взгляде больше не было ненависти — видимо, все его реплики до этого было ни чем иным, как порывом гнева. Поэтому он, видимо, все обдумав и приняв, вернулся в свое обычное спокойное состояние. Как только немец скрылся из поля зрения, Василёнок нахмурился и немного напряженно произнес: — Микола, на пару слов. — Да, — подхватила Аня. — Мне тоже не помешало бы… Кое-что разъяснить. — Лады, как скажете, — спокойно, но немного удивленно ответил Коля. Они отошли на поляну в противоположном направлении от того, куда пошел Клаус. Василёнок глубоко вздохнул и начал свою тираду: — Что же ты, Микола, такое делаешь? Я, конечно, понимаю, что вы теперь заодно и все-такое… Может вы и с самого начала были заодно! Но надо же хотя бы предупреждать, тем более, чего греха таить, я все равно этому немчуге не доверяю. Так резко стал хорошим? А вдруг он до сих пор хочет нас убить?! — на последних предложениях тирада чуть не перешла в истерику, но Аня вовремя придержала Степана за плечо. Коля тем временем стоял ни жив ни мертв. — Значит, вот оно как? — младший лейтенант горько усмехнулся. — Ладно вы не доверяете Клаусу, это я могу понять, но не доверяете мне?! Стал бы я рисковать вашими жизнями и тащить в и без того рискованный побег того, кто может нас убить?! — прикрикнул он, по правде говоря, еле сдерживая слезы горькой обиды. Но если бы он, командир экипажа и суровый мужик сейчас заплакал, это был бы вообще марлезонский балет. Атмосфера стояла напряженная. Казалось, танкисты вот-вот испепелят друг друга полными горя взглядами. — Ладно, — Ивушкин собрал в кулак все свои эмоции. — Хотите верьте, хотите нет. Я сам Клаусу доверяю, и ни за что бы не предал вас. А теперь, если это все что вы хотели сказать, я пойду. — и, не дождавшись реакции собеседников, ушел в сторону берега реки, куда несколько минут назад ушел Ягер. Однако, стоило ему выйти к берегу, как в нос ударил сильный запах спиртного. Штандартенфюрер же сидел на траве, слегка покачиваясь, и уставился куда-то в пустоту. Пустая фляга валялась рядом. — Бог ты мой, Клаус, когда ты нажраться успел?! — воскликнул Коля. Пьяный немец повернулся к нему лицом и растянул лыбу до ушей. — О! Колья! Я знал, что ты составишь мне компанию! — Чего?! Да ты пьян в дрова! — возмутился танкист, однако Ягеру было глубоко наплевать. Он подполз к Коле и принялся обнимать его за ноги. — О-о-о, mein lieben Ivushkin, Ivushkin, Iveshkin! — заголосил Николаус на весь лес, от чего Коля, если выражаться по-русски, охренел. — Да что черт возьми на тебя нашло?! — отошел он на несколько шагов назад. — А, ик, что такого? — штандартенфюрер развел руками. — Это, ик! память о Германии! Меня все равно не любите… — в глазах немца была даже какая-то тоска. — Боже мой… Ты серьезно? — до Коли дошло: Ягер просто чувствовал себя обузой. Он присел на траву рядом с Клаусом и обнял его. К берегу, тем временем, шел Василёнок, чтобы извиниться и перед Ивушкиным, и перед Николаусом, но, увидев такую сцену, молча развернулся и, стараясь не издавать лишних звуков, ушел обратно. — Просто… Я не знаю, мне кажется, что я зря пошел с вами. Зря пошел с тобой, — Клаус заплетаюшимся языком заговорил на английском, т.к. изъясняться на кривом русском ему порядком надоело. — Послушай, — успокаивающим тоном начал Коля. — Я тебя теперь в любом случае не оставлю. И ты нам очень помог! Ты не сдал нас эсэсовцам, поспособствовал побегу, и вообще… — тут он немного замялся, и был рад, что Клаус не видит его покрасневших щек в этот момент. — Ты мой родной человек, и ради тебя я готов хоть бежать, хоть остаться прямо тут. Дальше они просто сидели, провожая закат и обнимаясь. И Ивушкин в первый раз увидел, как Ягер плачет от счастья. Николаус Ягер не боялся смерти. Если надо, он примет ее с достоинством, потому что при жизни был счастлив. Он нашел своего родного человека.