***
Питер любил его. Любил даже тогда, когда было больно. Когда было неприятно. Когда Старк в порыве страсти надавливал на чувствительную кожу и хрупкие косточки слишком сильно. Когда всё тело было усыпано следами, которые любезно оставил его возлюбленный. Часто, стоя у зеркала и приводя себя в порядок ранним утром, Питер замечал всё новые отметины, которые оставлял на его теле Старк, словно Питер — чистый холст, а Тони — его художник, с каждым разом наносящий свежие мазки, будто пишет свою картину, свой шедевр, свою «Звёздную ночь» Ван Гога. Сейчас Питер вновь стоял у зеркала в просторной ванне, откуда можно было сразу попасть в спальню, и оценивал последствия прошлой ночи. Юноша приподнял мятую хлопковую футболку, обнажая аккуратный живот, на котором он заметил розоватые отметины от пальцев. На бёдрах и рёбрах виднелись несколько синяков. Парень поднялся взглядом к шее, сплошь усыпанной красноватыми кровоподтёками, которые так же россыпью доходили и до ключиц. Паркер провёл ладонью по следам на шее и тихо прошипел. Вдруг на талии Питера сомкнулось кольцо сильных рук. Мальчишка вздрогнул в объятьях Старка. — Что-то не так, mon bе́bе́ (tr: мой малыш)? — шепнул Тони на ушко парню, опаляя горячим дыханием, а после легко целуя с тыльной стороны. По телу юноши пробежались мурашки. — Н-нет, всё хорошо, — неуверенно пролепетал Питер, пытаясь освободиться из рук возлюбленного, но Старк держал всё так же крепко. — Пойдём, я… Я сделаю нам оладьи.***
Питер любил старые книги со сказками, картины художников-постимпрессионистов, хорошие британские сериалы с их тонким английским юмором и лёгкое звучание инди-рока, который всегда просил включить Тони в машине, если они куда-то ехали вместе. Ещё одна маленькая страсть Питера — выставки современного искусства, на которые вечно приглашали Старка. Тот появлялся там только ради приличия, чтобы показаться на публике, само искусство не особо трогало миллиардера, а вот юноша всегда оставался в восторге от просмотра причудливых картин и скульптур. Также там нередко наливали дорогого шампанского или хорошего вина, отчего возлюбленный Питера становился чуточку добрее и нежнее, будто сердце его оттаивало, как только алкоголь касался языка. Почему так происходило, для Питера было загадкой. Обычно на такого рода мероприятия они всегда приходили вместе, что не было удивительно: Старк любил интеллигентных людей, а Питер — искусство. Правда большую часть времени юноша всё равно проводил в объятьях Тони, пока тот, попивая дорогое французское шампанское за разговорами с другими известными личностями, приобнимал парня за талию, практически не выпуская, будто хвастаясь перед другими любимой игрушкой. Когда же у Питера появлялась возможность посмотреть что-то самостоятельно, он всё равно не решался отходить далеко от своего возлюбленного, который вскоре всё равно подходил, спрашивая: — Тебе всё нравится, mon chér (tr. мой дорогой)? Питер всегда активно кивал и отвечал одно и то же: — Да, конечно, милый.***
Питер не понимал, почему Тони выбрал в качестве своего избранника именно его. Он часто думал об этом, в очередной раз в одиночестве пересматривая «Титаник» с Леонардо Ди Каприо в их домашнем кинотеатре с попкорном на коленях, пока Старк был на работе. Юноша понимал, что половина, если не больше, девушек да и парней тоже Америки или любой другой страны мира были готовы стелиться перед миллиардером, но несмотря на это Тони выбрал обычного баристу из маленькой кофейни в Куинсе. Питер многое не помнил. Как и не помнил того, как он сошёлся с Тони. Каждый раз, когда он пытался вспомнить их совместные встречи, его собственные чувства, воспоминания будто затягивало дымкой, показывая только какие-то отдельные моменты. Он помнил всё, начиная от способов приготовления разного вида кофе и заканчивая типами облаков, но не помнил, как полюбил. Сейчас Питер лежал на груди своего возлюбленного, которая медленно поднималась и опускалась, в каком-то смысле убаюкивая уставшего за весь день юношу. Он мог чувствовать тепло тела Тони — на них не было футболок, — в то время как руки мальчишки ласково блуждали по лицу Старка. На растрепавшиеся завитушки Питера падал закатный свет цвета янтаря, также милыми засветами освещая аккуратный контур лица. Юноша поднял голову и посмотрел на мужчину, замечая, что тот тоже его разглядывает, и в который раз за этот вечер провёл ладонью по щеке Тони, задевая щетину. — Тони? — тихо, практически шёпотом привлёк внимание своего возлюбленного Питер и посмотрел ему в глаза. Старк расслабленно вскинул брови, всем своим видом показывая, что слушает. — Слушай, ты помнишь, как мы… — Юноша помолчал, подбирая слова, в то время как рука Тони опустилась на шевелюру Питера, перебирая мягкие локоны. Парень нервно поёрзал. — Начали встречаться? Старк усмехнулся, а юноша вопросительно посмотрел на него, чуть наклонив голову, чем напоминал любопытного щеночка. — Ты правда ничего не помнишь? Питер виновато отвёл взгляд и активно закивал. — Ничего страшного, — улыбнулся Тони, перехватывая тонкие запястья Питера, целуя каждую костяшку пальцев мальчишки. Этот жест успокоил Питера. Тони всегда знал, как успокоить Питера. — Я проконсультируюсь с врачом. Не переживай за это, mon amour (tr. любовь моя). Со следующего дня Питер начал принимать лекарства.***
Питеру нравилось отдыхать в их загородном домике. Там было всё необходимое для комфортной жизни, он находился недалеко от небольшого городка, а из окна непременно можно было увидеть величественные горы. Юноша всегда мечтал о подобном жилище, но никогда не мог подумать, что в будущем его маленькая мечта, мимолётная мысль, промелькнувшая в голове, воплотится в реальность. Наступал конец августа, а это значило, что совсем скоро придётся возвращаться обратно домой. Питер был в какой-то степени этому рад, потому что он сможет видеть своего возлюбленного каждый день, а не только по выходным, как это обычно бывало летом. На кухне было тихо. Через окна проникал яркий утренний свет, предвещая хороший день. Питер варил кофе в турке, а Старк, сидя за столом, читал свежую газету. Юноша всегда усмехался, что Тони до сих пор читает газеты во времена изобретения интернета, а Старк подкалывал Питера по поводу использования турки, когда уже изобрели кофемашины. — Не пей на голодный желудок, подожди тостов. — Парень поставил чашечку горячего, дымящегося чёрного кофе на стол перед Тони и, немного приобняв его, поцеловал в щёку, а потом снова отошёл к турке, начиная делать кофе себе. — И всё же… Почему я, Тони? — Не задавай глупых вопросов, — на автомате ответил мужчина, дочитывая какую-то интересную статью и делая первый глоток кофе. Это не укрылось от Питера, и тот недовольно фыркнул. — Ты делаешь вкусный кофе. Знаешь, как сейчас тяжело найти вкусный кофе? — А знаешь, кто делает кофе ещё лучше? — не дожидаясь ответа, парень продолжил, садясь за стол напротив Старка. — Кофемашины. Мужчина усмехнулся: — Они делают без души. — Он снова сделал глоток, перелистывая страницу чёрно-белой газеты. Питер начал рассматривать Тони, а точнее любоваться. Он любил это делать время от времени, хотя вроде как уже знал каждую складочку, каждый сантиметр кожи своего возлюбленного. Отчего-то доставляло удовольствие просто так смотреть влюблёнными глазами на самое дорогое, что у тебя есть. Из своих мыслей Питера вывело внезапно возникшее воспоминание о кофе. Юноша юрко вскочил со стула, подбежав к турке — уже начинал кипеть. Парень аккуратно перелил жидкость в свою любимую кружку, добавил тёплого молока и немного сахара. — Кстати, — попытался привлечь внимание Старка Питер, взяв чашку и присев напротив мужчины. Тот по-прежнему не отрывался от газеты. — Я бы хотел встретиться со своими друзьями. Интересно, как они там? — Вынужден отказать… — задумчиво ответил мужчина, нахмурив густые брови. — Пожалуйста, Тони! — умолял Питер, — Мы так давно не виделись, я так скучаю по ним! — Юноша перехватил запястье Старка, державшего чуть не выпавшую из рук газету, и с надеждой посмотрел на возлюбленного. — Питер, не закатывай истерику, — раздражённо вздохнув, сказал мужчина, всё так же пробегаясь глазами по строчкам. Сейчас мальчишка больше напоминал ему капризного ребёнка. Паркер резко подскочил со стула, чуть не уронив чашку горячего напитка, и нервно усмехнулся. — Тони, это ненормально! — повысил тон парень, чем заставил Старка поднять на него глаза, полные недовольства. — Хотя, знаешь, что? Делай, что хочешь! — Он резко отбросил газету на обеденный стол, а Питер вздрогнул. — Давай! Вперёд! — Мужчина начал размахивать руками. — Чего ты ждёшь?! Собирайся и едь на все четыре стороны! Вот и посмотрим, что из этого получится! Знаешь, думаю, тебе и про книжки забыть придётся, и про выставки, и про дом в горах, просто потому что денег на это у тебя не будет! Питера бросило в дрожь. Он закрыл половину лица руками, оставляя открытыми лишь глаза, смотрящими прямо в лицо любимого человека. Глаза начали раздражаться, краснеть, слезиться — он не хотел плакать, только не перед ним. Только не снова. Юноша отвернулся и быстрыми шагами покинул кухню, направляясь в ванну, где он закрылся на несколько ближайших часов. Тосты выскочили из тостера так же яростно, как Старк снова взял в руки газету, не обращая внимания на отсутствие в комнате одного человека. Было темно — закат уже давно прошёл, и опустились сумерки. Было около десяти, как показывали настенные часы на кухне. Питер невольно задумался, глядя на большую секундную стрелку, каждую минуту обгоняющую маленькую часовую. Будь он гениальным писателем, то непременно смог бы придумать какую-нибудь изысканную метафору. Но гениальным писателем он, конечно же, не был, к сожалению или к счастью. Питер ничего не ел с самого утра, да и аппетита особо не было. Совершенно ничего не хотелось. Наверное, сейчас он стоял у плиты только из-за того, что знал, что ему необходимо поесть хоть что-нибудь. Юноша не включал свет в комнате — не видел смысла. Только включённая вытяжка тихо гудела, мягко освещала уставшее лицо парнишки; потрескивало подсолнечное масло на сковородке, где готовилась яичница. Практически весь день Паркер провёл в домашней библиотеке: он знал, что Тони достаточно редко туда заходит, предпочитая кинотеатр. Каждый раз, когда Питеру было тяжело, он обращался к любимым книгам за помощью, которая больше заключалась в том, чтобы отвлечься от проблем. Больше всего он отчего-то любил старые детские сказки, хоть и частенько слышал шутки на этот счёт от Старка, но это не мешало наслаждаться очередной вымышленной историей. Там всегда всё заканчивалось хорошо — это и привлекало Питера. Мальчишка всегда любил хэппи энды и надеялся на них, читая что-то другое, отличное от сказок. В коридоре послышались шаги, спускающиеся с лестницы. Питер робко приобнял себя за плечи и прерывисто вздохнул, чувствуя, как крутит живот от тревожности, предвещая ближайший разговор. Шаги приближались, становились всё громче, а затем остановились у спины парня. Юноша уже давно заметил некое пристрастие к объятьям сзади со стороны Тони, что он и сделал сейчас, приобнимая Питера за тонкую талию. Всё, что мог сделать мальчишка — это лишь смотреть на яичницу и молить о том, чтобы не заплакать снова. — Извини, — тихо прошептал Тони, утыкаясь носом в шелковистые волосы Питера. Они приятно пахли ягодным шампунем. Питеру не хотелось разговаривать: практически не было сил, но всё же он несколько раз недовольно дёрнулся, пытаясь вырваться из крепких объятий. Разумеется, это не увенчалось успехом, слишком цепко сильные руки Старка прижали к себе парнишку. — Ну же, малыш, — проговорил мужчина, удерживая юношу. — Ты же знаешь меня… Не нравится мне всё это. Я же переживаю за тебя, знаешь. — Он помолчал. — Я не хотел. Просто… неделя тяжёлая выдалась. Питер вздохнул: — Мэй скучает… — слабо, еле слышно произнёс мальчишка. — Всё пишет, пишет мне, а я… Я… — его голос срывался, а к глазам снова накатывали слёзы, которые парень упорно сдерживал. Он попытался успокоиться: прерывисто вдохнул и сказал на выдохе: — Даже ответить ничего не могу. — Питер закрыл лицо руками, будто пытаясь спрятаться. — Тш-ш. — Старк развернул Питера и притянул к себе, поглаживая по вздрагивающей спине. Парнишка, всхлипывая, уткнулся носом в шею возлюбленного, вдыхая любимый аромат. — Успокойся. Ты же ещё такой маленький… — Он вздохнул, а затем усмехнулся и приподнял за подбородок лицо юноши, вынудив посмотреть себе в глаза. — Съездим во Францию на следующей неделе?***
— Приехать?.. — растерянно произнёс Питер, открывая шкаф и ища взглядом одежду, которую можно будет упаковать в чемодан. Было ещё рано собираться, но Паркеру отчего-то нравилось собирать сначала одни вещи, а потом класть их на место и собирать совершенно другие. Парнишка охнул: — Не знаю, Мэй, когда смогу… Да, я тоже очень скучаю по тебе, но всё никак не могу выбраться. Скоро вот во Францию поедем… — Он замолчал, выслушав ответ тётушки и мило хохотнув на него. — Не «опять», а «снова», Мэй. На сколько? — скорее сам себе задал вопрос юноша, мельком взглянув на календарь. — Не знаю… Тони пока не сказал мне. Он уехал, а нужно ещё прибраться в домике… Вообще, Тони не особо нравится, когда я убираюсь, ведь мы можем нанять горничную и всё такое, но это так успокаивает! А ещё я не чувствую себя бесполезным, — он грустно усмехнулся. Под речи Мэй о том, что Питер вовсе не бесполезный, парень направился в ванну, вставая перед вытянутым зеркалом над раковиной, чтобы привести себя в порядок. — Я не работаю, а так я приношу хоть какую-то пользу. — Он помолчал, выслушав вопрос тётушки, а затем ответил, рассматривая себя в зеркале, — Почему?.. Тони говорит, что не видит в этом нужды. И что я могу говорить, что я — «личный бариста Тони Старка», если мне так будет легче, — усмехнулся Питер, взъерошивая волосы, — Не хотелось бы выполнять функцию красивой мебели. Мэй начала вспоминать о том, как мило юноша чихал в детстве, и хохотать. Немного смущённый Питер, взглянув на небольшую пластиковую баночку со сладкими таблетками, вспомнил, что забыл сегодня принять лекарства и, высыпав две таблетки в ладонь, закинул в рот. Ему никогда не нравились такие приторно-сладкие пилюли, но делать было нечего. — Помнишь, я болел сильно… Когда? Ты же помнишь, я знаю… Года три или четыре назад, точно не помню. — От скуки Питер начал пробегаться глазами по составу на баночке, которую до сих пор держал, и в которой при каждом повороте недовольно хрустели таблетки. — Дерьмово же мне тогда было. Каждый день приходилось съедать по горсти таблеток и терпеть протыкание моих вен иголками. Как вспомню, кровь застывает в жилах… — Юноша нахмурился, кое-что заметив на этикетке. — Хорошо, что Тони тогда был рядом… — «Гомеопатический препарат». «Пустышки?» — тут же пронеслось в голове у мальчишки. «Ты не болел, Питер. Я этого не помню. Может, ты не сказал мне?» — послышалось из трубки. — Нет, нет, я не мог не сказать! — начал паниковать парень. — Мне тогда было очень плохо, я просто не мог не рассказать! Помню… Помню только его голос, таблетки, проскачивающие одна за другой в горле, и тупую боль от иголок. Всё… Всё как в тумане, будто в горячке. «Ты не рассказывал мне об этом, Питер», — обеспокоенно произнесла Мэй. Юноша глубоко вздохнул и ответил как можно спокойнее: — Я перезвоню. — Он сбросил вызов, положил телефон на раковину и взглянул на руки, на ту их часть, где выступали тонкие венки, где на сгибе локтя покоились несколько шрамов и синяков. » — Потерпи, малыш, — сквозь пелену смог услышать Питер бархатный голос возлюбленного, а затем нежную кожу на руке пронзила игла, вызывая тупую, неприятную боль. — Скоро всё будет хорошо, обещаю. Ты даже не вспомнишь об этом… — Юноша чувствовал, как какое-то вещество просачивается в его кровь. — Вот так, да. Поверь, мы будем счастливы вместе». К глазам начали накатывать слёзы, а дышать стало тяжелее. Питер отошёл от зеркала и, опираясь на холодную кафельную стенку, съехал вниз, всхлипывая и закрывая лицо руками. Ему стало противно, чертовски противно и мерзко от самого себя и тех веществ, которые плескались когда-либо в его крови. Хотелось расцарапать своё милое личико, хотелось содрать с себя кожу, сварить её и сжечь, чтобы никогда больше не видеть шрамов, синяков и отметин, оставленных на ней. «Это всё неправда, — пронеслось в голове у парня, когда лоб коснулся холодного кафельного пола. — Это всё фальшивка».***
— Давненько мы не были в ресторанах, согласись, — сказал Тони, заходя на кухню, где уже хозяйничал Питер, — Тебе всё понравилось, mon chér? (tr. мой дорогой) — Вполне, — хмыкнул юноша, домывая посуду, которая осталась ещё с обеда. — А тебе? — По-моему, сегодня блюдо от шеф-повара было не так хорошо, как обычно. А в целом, неплохо. — Мужчина сел за стол и сложил руки на груди. — Мне понравилось вино. — Питер обернулся и облокотился на плиту, повторяя жест Старка. — Давай угадаю, ты хочешь кофе? — Угадал, — улыбнулся Тони, вставая из-за стола. — Принеси его, пожалуйста, в кинозал. — Да, конечно, — ответил Питер, доставая турку. Юноша вошёл в тёмную комнату, которую освещал только проектор на всю стену, транслировавший какой-то фильм. Питер прошёл чуть подальше к диванам и подал кружку обжигающего кофе. — Спасибо, ma douce (tr. мой сладкий). — Старк взял кружку из рук парня. — Надеюсь, тебе понравится… — Паркер начал покачиваться из стороны в сторону, словно маятник. — Я решил немного поэкспериментировать со всякими добавками и сиропами и не знаю, что из этого вышло, так что… — Не хочешь посмотреть со мной фильм? — ехидно улыбнулся Тони, перебивая стоящего рядом Питера, и дёрнул того за лёгкий свитер, вынуждая сесть рядом с собой. — Нет, спасибо, — попытался отвертеться и встать с дивана мальчишка, но сильные руки обвили его талию, не давая возможности сбежать. — Тони, отпусти, я не хочу смотреть фильм и всё из этого вытекающее… — недовольно потребовал юноша, вновь пытаясь встать. — Уверен? — вновь ухмыльнулся Старк. — Уверен. — Питер почувствовал, как рука начала давить сильнее. — Пожалуйста! Я не закончил на кухне. Давай… В другой раз, ладно? М-мне больно, отпусти… Мужчина лишь глубоко вздохнул и ослабил хватку, давая парню возможность встать. — Ладно. — Он продолжил смотреть фильм, попивая кофе, а Питер выскочил, утирая рукавом накатившие слёзы.***
— Питер, вызывай скорую! Парень смотрел на него, свернувшегося в клубок от жгучей боли в животе, не в состоянии даже подняться с пола. Удивительно, но обычно чувствительный Паркер абсолютно ничего не чувствовал — ни злости, ни обиды, ни даже сожаления, словно он стал машиной, неспособной на эмоции. Будто он смотрел не на умирающего человека, а на что-то совершенно обычное, типа проезжающей мимо машины или полёта птицы. Ни один мускул не дрогнул на его лице, будто оно навечно застыло в выражении безразличия. Отравить миллиардера оказалось на удивление просто — его даже не смутил специфический вкус кофе, который он пил совсем недавно. Если бы парень был аферистом, вором или просто гонялся за наживой, то непременно бы тут же полез обчищать карманы, но ему это не нужно было. — Питер! Юноша скрылся за дверью, якобы уйдя, чтобы вызвать врача. Но он знал, что скорая не приедет. Не приедет потому, что её никто не вызовет. Он опустился на пол, опираясь на дверь из дорогого дерева и слушая пронзительные стоны, доносившиеся за ней, но не чувствовал абсолютно ничего, кроме отвращения. Отвращения к тому, кто сидит за этим дверным проёмом. Этот человек кричал настолько громко, насколько мог. Его голос звучал рвано и отчаянно, будто пытался достучаться до Питера, внушить что-то невнятное, глупое и совершенно бессмысленное, но парень знал, что это не так. Это лишь грязные манипуляции, фальшивка, построенная на обмане и лжи. Все эмоции к этому человеку были лишь химической реакцией, вызванной далеко не самыми естественными процессами в организме. Всё то, что испытывал Питер — привязанность, нежность, любовь — лишь плоды галлюциногенов, побывавших когда-то в его крови. Это были ненастоящие чувства, мальчишку заставили полюбить путём глотания таблеток и протыканием иголками вен на нежной молочной коже. Вдруг стоны за дверью стихли, и вокруг наступила ничем непоколебимая тишина, будто на секундочку остановилось время, давая поразмышлять. Питер тяжело поднялся и медленно направился по тёмному коридору в гостиную. С каждым его шагом брюзгливо скрипел деревянный пол, и это был единственный слышимый звук в доме. Подойдя к столику, на котором совсем недавно лежал букет полевых цветов, Питер взял небольшой сборник сказок, несколько долларов, отложенных когда-то на пиццу для совместного ночного марафона фильмов, и устремился ко входной двери. Юноша долго стоял перед ней, боясь открыть и уйти. Он боялся того, что с ним будет после того, как он выйдет наружу. Глубоко вдохнув, Питер отворил дверь. Сумерки уже опустились на город, а землю поглотил густой туман, настолько густой, что тяжело было что-то увидеть дальше вытянутой руки. Переступив порог, мальчишка почувствовал неприятный, почти что осенний ночной холодок, пробирающийся холодными пальцами под тонкий плетёный свитер, и облегчение, будто с плеч упала гора, будто свалился камень с сердца. Пройдя несколько шагов вперёд, направляясь в абсолютную неизвестность, парень позволил окутать себя туману и растворился в нём.