Кровь с привкусом меда

      Он никогда не оборачивался назад. Никогда не смотрел и не жалел. Ни-ко-г-да. Никогда до того, как встретил его… Это не было чем-то странным, не было чем-то противоестественным. По крайней мере, он себя уговаривал так. Честно, ему даже было все-равно какое-то время. Правда, недолго… минут десять. Юнги живет и пьет кровь смертных уже больше сотни лет. Уже больше сотни лет он каждые двое суток испивает горячую кровь у прохожего в переулке, если посчастливится, то ночью и без свидетелей. Сначала он пытался контролировать эту всепоглощающую жажду, да, только вот долго он не продержался. Юнги пережил много всего, ага, опыт у него есть по искушению слабого пола, а впрочем… и сильного тоже. Вот это уже отдельная история. Он — монстр. Он — вампир. Он тот, кто может высосать из тебя до последней капли крови, до последней звездочки над головой. И ему мерзко. Ему мерзко осознавать, что это приятно, что, когда его клыки впиваются в нежную кожу на шее оппонента, в голову стрелой проносится жажда. Да, это была обычная жажда крови. Да, это было так до него. Да, это было так, пока он не почувствовал иного рода жажду. Тот парень был… обычным. Он не был излишне красив, но уродливым его назвать было бы опрометчиво. Ибо это была другого вида красота. Не вычурная, спокойная, обычная… просто идеальная. Каштановые с отливом в золотистый, как в дешевом романтическом фильме. С обычными карими глазами, без всяких крапинок, полосок, и так далее. Худые руки, впрочем, он был в целом худощав. Не было никаких мускулов. Вот прям хиляк. Да, твою мать, он заинтриговал его, вампира, хотя бы потому, что найти такого человека, который не старается никому понравится, даже себе, ну, просто найти редкость. А он его испил в темной-при-темном переулке. Какая… жалость? Да, только Юнги не жалел, что сделал это, ибо эта вязкая венозная, эта до невозможности вкусная, насыщенная кровь впиталась в его память. Ибо это было слишком сладко, даже для него. И этот чертов стон, слетевший со свистом, и этот запах металла с ноткой меда… Это было очень вкусно. Он будет это себе повторять долго, мучительно долго. Он помнит, как тогда клыки будто стали еще острее, как инстинкты обострились, как тогда сжал талию незнакомца, как до хруста в костях прижал к себе. Но также и помнит, как тот самый паренек не мучился от боли, помнит, как тот закатил глаза, и опять же, вовсе не от боли. Помнит, как он уперся рукой о стену позади него, как другой же сжал предплечье, снова не из-за боли. «Твою мать» — тогда подметил мысленно Юнги. «Так не должно быть» — и впивается клыками сильнее в кожу. Только ни черта. Так не должно быть, просто потому, что жертвы всегда кричат, либо плачут, либо умоляют либо стонут от боли, но только не от удовольствия. И все, все до единого потом отключаются, а когда просыпаются вновь уже ничего не помнят. Все, но не этот парниша с обычными карими глазами и каштановыми волосами. В конце его взгляд был несфокусированный, будто прикрыт прозрачной дымкой, и по-прежнему стоял на ногах. Тогда же Юнги и растерялся, тогда же впервые убежал. Впервые оглянулся назад, впервые вспоминал об этом по ночам, во снах, проще говоря.

***

«Кровь с привкусом меда» — тогда обозначил себе он. Тогда же впервые залил в свой организм долю алкоголя, впервые в своей долгой столетней жизни решил найти свою старую жертву. Впервые так долго не хотел чьей-либо крови. Он помнит, как в один момент просто взял и сел в то кресло позади него, как смотрел на худую спину, ровную осанку и напряженные плечи того, кто не должен был его помнить. Помнит, как тогда у бедного паренька выпала чашка из рук, как в течении часа, что тот сидел вместе со своим другом и дрожал, дрожал, дрожал. Он помнит запах адреналина, что засел в его легких, словно табак. Впрочем, запах металла и меда соперничал с ним. И он остался, несмотря на то, что его вспомнили, его почувствовали. Он остался до тех пор, пока паренек не пытался на него посмотреть. То через экран телефона, то через боковое зрение. И Юнги снова убежал. Убежал и оглянулся через плечо, когда проходил мимо витрины. Да, он все-таки встретился с ним глазами.

***

Впрочем, прошли недели, долгие, казалось бы мучительный, но как бы не так. Он не жаждал крови, его не выворачивало наизнанку, когда чует ее запах, потому что запах металла и меда был куда сильнее, куда более дурманившие. Юнги впервые пришел к своей подруге просто так, не за «питанием». Она же встретила его с белозубой улыбкой, воистину Голливудской, алом халатике до пола и скрученными в пучок крашенными в рыжий волосами. И глаза черные. Впрочем, у всех вампиров они черные. Впрочем, у всех вампиров седые волосы и это, скажем, не очень-то удобно. Мэриэн из тех самых времен, когда красная и белая роза Британии враждовала между собой, когда великий Робин Гуд вставал не свет ни заря, чтобы позарится на новое золото. Да, это так, только легенда умолчала о том, что он был вампиром. Легенда умолчала, что в конце-концов его сожгли на костре, как обычную ведьму, без всяких там подношений, и проклятиями сыпали аж до тех пор, как последний волосок на нем не сгорел. Интересные были времена. Нэн, тогда, кажется, была в той толпе, кажется тогда сочувственно смотрела из-под зеленого капюшона, смирно наблюдая за смертью возлюбленного. Да уж, только и история и легенды умолчали о времени, когда это все происходило, и места, кстати, перепутали. «Необразованные козлины» — шипела вампирша, читая балладу, а потом переходя на исторические романы. Факт означающий, что Нэн пьет кровь только священников и фанатиков Бога — невероятен. Ирония, ибо иначе не назвать это. Верующие приходят к ней добровольно, если что. Этакое отпущение грехов. Да, они это так называют. Она, помнится, долго смеялась с Юнги над этим. Искренне, по крайней мере, на то время. Смешно, смешно… Он проходит к дальнему окну, такому, знаете, панорамному. Мэриэн становится рядом с ним, стаканчик крови, наверняка, второй группы крови протягивая.  — Нет, спасибо. — Качает головой, отказываясь от напитка, она же наигранно хитро улыбается.  — Ты встретил его? — Юнги замирает, вспоминает паренька, но откуда она знает, вот в чем вопрос. На ее лице милая, может даже мечтательная улыбка. И она, заметьте, не последняя стерва. Она все еще настоящая.  — Кого, прости?  — Того или… ту самую?  — Нет, это невозможно. — Он не смотрит на нее, знает, что та по-прежнему улыбаясь, отпивает немного из бокала.  — Да неужели! — Воскликнула вампирша, перемещаясь в долю секунды к антикварному дивану, который, судя по всему, купила на прошлой недели моды в Париже. — Дорогой, я знаю тебя сто двадцать шесть лет. И знаю много других вампиров, которые со временем уподобились тебе.  — Не надо мне тут твоих нотаций. Только этого не хватало. — Нэн цокнула языком, недовольно щурясь, но это было не как у других женщин, не было той напыщенности, не было чрезмерного пафоса.  — Сначала ты не будешь ощущать жажду, потом будешь чувствовать запах его или ее крови где бы то не было. Дальше ты будешь хотеть только его или ее, ты будешь жить только благодаря ее или его крови. В конце-концов, когда он или она умрет ты последуешь следом… — Женщина замолчала. — Да уж, не думала, что мы с тобой проведем так мало времени.  — Чуши не говори… — Тихо проговорил Юнги, захлопывая за собой дверь под разочарованный вздох подруги.

***

Он не учел лишь одного, то что это чистейшей воды правда. Не учел то, что пошел отсчет во времени. Либо он умрет через несколько дней от голода, либо умрет через несколько лет, может осталось всего-то пятьдесят лет, если не больше, если не меньше. Юнги даже забыл, в какой момент просто взял и пошел в тот переулок. В ТОТ САМЫЙ ПЕРЕУЛОК. Просто это казалось необходимостью. Какого же было его удивление увидеть этого идиота-паренька в той подворотне, который вышагивал туда-сюда по периметру. Туда-сюда, туда-сюда, прямо таки раздражало. Скрипнув клыками, вошел со скоростью в тень. Глупец. Заметить вампира в тени просто равно нулю. Тут даже процентов не надо. И слова Мериэн едко впились в сознание, появилось едва не кричащие осознание. Это не любовь, далеко нет. Это обычная потребность нужной крови. Это просто химический процесс, никак иначе. Просто это правда. Да, в итоге, может быть, они проживут «весьма счастливую» жизнь, как и другие. Но это будет привязанностью, никак не любовью. Это будет жаждой, обычной жаждой, никак не любовью. Поэтому надо просто смириться. Поэтому он просто выходит из тени, смотрит прямо в глаза испуганного-обычного-паренька. О да.  — Ты хочешь этого? — Хрипло спрашивает Юнги, без капли удивления. Логично ведь. Они оба хотят этого.  — Да. — То ли храбро, то ли испуганно звучит, все-равно не имеет никакой разницы.  — Что ж… отныне так будет всегда… — Юнги, кажется, уже не сомневается в своей участи влюбленного придурка. Это же нормально, да? Для него это можно назвать концом, ибо отсчет уже пошел…