Из раза в раз.

Хисоку каждый раз забавляло, что Иллуми, одеваясь и приводя растрепанные волосы в порядок, равнодушным тоном просил его не попадаться на глаза Киллуа. Так происходило постоянно, после каждой их совместной ночи. Или дня, если Хисоке совсем уж невтерпеж. - Боишься, что маленький братик начнет ревновать? - Характер у него не настолько милый, как та часть, которой обычно поглощено твое внимание. Хисока тихо смеется, невинно разводя руками. - Значит, боишься? - он вопросительно вскидывает бровь, растягиваясь на кровати, от чего простыни сминаются и съезжают еще больше. - Не хочу, чтобы об этом узнали родители. Им это необязательно. Иллуми сосредоточнно расчесывается, отмечая, что волосы порядком отросли, но еще недостаточно, чтобы их можно было отстричь. Надевает жилетку, перед этим встряхнув ее и проследив, что иглы остались на месте. Ткань липнет к разгоряченной коже, но Иллуми все равно, он привык к неудобствам. Хисока молчит и лениво щурится, как сытый кот. Потом приподнимается, переворачиваясь на живот. За окном давно темно, фонарей тут нет и в помине, только их одинокие длинные скелеты с разбитыми стеклами. Хисока достает из воздуха колоду карт, выстраивая небольшой домик. Шесть карт снизу, четыре - поверх них и две на самой вершине. Хисоке скучно. И как-то обидно, когда его домик, в который он душу вложил, оказывается частично сваленным на постель и пришпиленным к матрацу. - Иллуми-кун, ты уже уходишь? А поцелуй на прощание, как лучшему другу? Я так и не научил тебя быть нежнее... - Хисока сокрушенно качает головой и вздыхает, незаметно скосив на него взгляд. - Не забудь о том, что я сказал, - дверь за Иллуми беззвучно закрывается, даже его шагов не слышно. Хисока хмыкает и вытаскивает вместо карт фотографию семейства Золдик. Все братья тщательно закрашены черным маркером, кроме одного, выделяющегося белыми волосами на их фоне.