Hey, hey, hey, there's nothing left to say The world is on fire and I love you, I love you Hey, hey, hey, some things never change The world is on fire and I love you, I love you
Стайлзу исполняется двадцать пять. Он живет с соседкой по имени Лайла, и они вместе прячут от хозяина маленького котенка темно-серого цвета с одним деформированным ушком. Стайлз подобрал маленький промокший комочек у крыльца и не смог больше с ним расстаться. После получасовой дискуссии и нескольких скуренных сигарет, было принято решение назвать кота – Кот. — Это дико банально, Стилински. Ты же не Одри Хепберн, зачем тебе кот по имени Кот? — А зачем тебе тридцатый по счету постер Джареда Лето? Все мы не без греха, Лайла. Стайлз живет в Сан-Франциско и при первой же возможности ходит к мосту «Золотые Ворота», встречая там закаты и рассветы один на один. Это его маленький секрет, о котором не знает никто, даже отец. Отец, который так и не смог спустя столько лет перебраться куда-то дальше, чем проклятый и богом забытый Бейкон-Хиллс. Комендантский час там до сих пор с 21:00. Сегодня Стайлзу исполняется двадцать пять, и он сидит на барном стуле, подперев рукой подбородок и смотрит в собственное отражение напротив. На стене у барной стойки во весь рост повешены зеркала, искажая фигурки людей в замысловатые карикатуры. У Стайлза вытянута голова и шея. Он выглядит, как очень любопытный страус. Отчего-то эта ассоциация его веселит и губы искажает кривоватая усмешка. Он пригласил друзей в местный клуб, пообещав выпивку за свой счет и безудержную ночь веселья. Да вот только из всех собравшихся более-менее близким для него человеком была Лайла, а остальные – коллеги, соседи по лестничной площадке и мимолетные знакомые с «Fast-date» – никто иной, как просто массовка для видимости того самого обещанного веселья. Был еще Алекс. Симпатичный парень старше Стилински на два с половиной года. Они познакомились в парке. Он финансист, имеет собственную машину и брезгует пользоваться общественным транспортом. На самом деле Стайлзу с ним смертельно скучно, ощущение, что он встречается с калькулятором, но на безрыбье, как говорится. Стайлзу не нужны серьезные отношения с перспективой купли загородного домика с белым заборчиком и гаражом на две машины. Стайлз хочет ни к чему не обязывающего секса и горячее тело рядом, чтобы ночью не было так тоскливо. Алекс выполнял свою роль на ура. — Как ты, милый? – Теплые руки приобнимают со спины, сцепляя пальцы в замок у груди Стайлза. Стилински приходится выдавить из себя очередную фальшивую улыбку и чуть обернуться, чтобы доставить ее заказчику. — В порядке. — Может, хочешь уехать? Алекс действительно кажется заботливым и чутким парнем, но сейчас раздражает Стайлза еще больше, чем обычно. — Чуть позже. Пусть ребята веселятся. – Он переводит взгляд в сторону забронированного столика и обращает внимание, что Лайла обзавелась новым знакомством и, возможно, это перспектива избавить ее от зависимости под названием «Джаред Лето». Стайлз заказывает себе еще одну порцию двойного рома безо льда и прикрывает глаза, отвлекаясь от бьющего по вискам бита клубной музыки. Он вспоминает себя еще шестью годами ранее. Авантюрист, безбашенный нрав, горящие глаза и бейсбольная бита наперевес с сарказмом казались тогда лучшей защитой от нечисти в Бейкон-Хиллс. Вспоминает Скотта, который придумал четыре разные отмазки от того, чтобы приехать к лучшему другу на день рождения. Помнит Малию, у которой до сих пор проблемы с социализацией и звать ее на праздник априори было бессмысленно. Стайлз знал наверняка, что ответом последует что-то такое же нелепое, как и аргумент Скотта: «Стайлз, в Нью-Йорке погода испортилась, шторм обещают. А ты же знаешь, что Кира боится летать в непогоду». Слова: «Ну, приезжай один. Это всего на несколько дней» и вовсе были проигнорированы. — Обнови. – Коротко бросает Стилински бармену. — Может, пора остановиться, дружище? — Я тебе не дружище. Бармен решает не нарываться на скандал и обновляет пустой стакан Стайлза очередной двойной порцией пойла. Стилински проводит ладонью по короткому ежику волос и с хрустом разминает шею, стараясь не психануть от обиды на весь гребаный мир, который решил его продинамить. «Эй, двадцать пять это же не пятьдесят, демо-версия юбилея, будь проще!» Стайлз закатывает глаза и двумя крупными глотками выпивает содержимое стакана, заглушая внутренний голосок, пытаясь затопить его в бухле. Перед глазами предстает образ великолепной Лидии Мартин. Ой, поправочка. Лидия Хэйл, дамы и господа. Прошло больше пяти лет, а у Стайлза до сих пор в голове не укладывается, как эти двое вообще нашли друг в друге утешение. Она была королевой, прекрасным созданием, которое позволяло себя обожать. А он – неотесанный, грубый, (не)много психованный и похож на черствую корочку засохшего хлеба. Если уж говорить мягко. По спине бегут мерзкие мурашки от мыслей об этом тандеме. — Насколько адекватным будет мой вопрос о твоем возможном приезде ко мне на день рождения, Лидс? — Прости, Стайлз, не выйдет. Мы едем в пустыню к одичалым. — Все еще боишься, что ребенок родится каким-то…не таким? — Стайлз, у меня в утробе живет оборотень и растет он не по дням, а по часам. Лучше перестраховаться, знаешь. — Знаю. Ладно уж. Удачи вам там со своими банши-волчьими делишками. Лидия была последним вариантом, чтобы связаться с прошлым. Он хотел просто поговорить о том, что было и что они пережили. Хотел вернуться в то время, когда проблемой был апокалипсис, а не неоплаченные счета, но судьба та еще редкостная сука и предпочитала бросаться в Стилински временами накатывающей ностальгией, не давая ему и шанса выбраться из устоявшейся рутины сегодняшних дней. — Эй, именинник! Мы там пьем за тебя. Не хочешь присоединиться? – Лайла подкрадывается сзади, как и Алекс до этого. Устраивает подбородок на плече у Стилински и звонко смеется. Так громко, что за смехом не слышно гадкий клубный трек. — Мне и здесь хорошо. — Снова чахнешь над прошлым, да? Я часто замечаю это в тебе. Стайлз даже отвлекается от собственных размышлений, заинтересованно поглядывая на пьяную Лайлу в отражении все того же настенного зеркала. — О чем ты? — Ну, знаешь, иногда ты просто сидишь, смотришь какой-нибудь ситком, к примеру, и хрустишь попкорном. Смеешься над идиотскими шутками, комментируешь происходящее, как вдруг затихаешь. Тебя будто не становится и весь ты где-то не здесь. Даже эмоций никаких не выражаешь, пропуская мимо ушей дешевый юмор комедии. Несложно догадаться, что ты вспоминаешь что-то или кого-то. Когда Лайла упоминает этого некто у Стилински непроизвольно вырывается жалкий вздох. Он сжимает пальцы на стенках снова пустого стакана и думает, что сегодня точно надерется до беспамятства, чтобы хотя бы один раз за эти гребаные восемь лет не вспоминать о том, кого он оставил в Бейкон-Хиллс наперекор собственному сердцу. — Возвращайся к ребятам, Лайла. Я скоро подойду. Конечно, он нагло врет, настолько нагло, что не смеет даже взгляд оторвать от созерцания круглых разводов от своего рокса на столешнице. Лайла умела неплохо читать людей и сейчас, видимо, решила, что оставить в покое Стайлза будет правильным решением. Ведь всем нужно время от времени подвести итоги прожитых лет и сделать выводы. Но единственный вывод, который сделал Стилински – это «Ты все проебал, парень!» Погнался за перспективами стать агентом ФБР, наивно верил, что СДВГ не станет проблемой и препятствием на пути к успешной карьере, думал, что работа заменит душевное одиночество, а усталость избавит от душевных терзаний по ночам. Он еще никогда в жизни так сильно не ошибался. — К черту! – Говорит сам себе и достает из кармана слишком уж узких джинс несколько купюр. Бармен провожает Стайлза недоверчивым взглядом, будто не уверен, что парень доберется домой в целости. Приглашенные гости на торжество и вовсе не замечают исчезновения Стилински. Алекс в этот момент заливисто смеется над очередной шуткой какого-то парня, с которым Стайлз ходит в спортзал. В Сан-Франциско прохладные ночи и в одной футболке становится ощутимо холодно, стоит пройти пару сотню метров. Стайлз решает прогуляться и, возможно, нарваться на чье-то лезвие ножа. Сегодня ему отчего-то хочется сдохнуть больше обычного. Наверное, проблема в чертовых воспоминаниях. Он помнит все слишком четко, будто это было вчера. Будто ему только-только исполнилось семнадцать. Стайлзу пришлось ехать в соседний городок, чтобы осуществить задуманное. В Бейкон-Хиллс его каждая собака узнавала, а нужно было остаться инкогнито. В тату-салон он зашел уверенно и даже предъявил поддельную айди-карту так спокойно, ни один мускул не дрогнул, и только в момент, когда трафарет был переведен на тело, а в машинку залита краска в мысли закрались беспокойство и сомнение: «Я правильно поступаю?» — Ну что, готов, парень? Будет больно. — Нормально. — Может, растянем на несколько сеансов? — Я похож на млеющую девицу?! Сделаем за раз. В тот момент, когда чистой кожи коснулась игла тату-машинки Стайлз Стилински окончательно и бесповоротно связал свою жизнь с Дереком Хэйлом. Он честно старался не вспоминать день своего семнадцатого дня рождения. Ни сегодня, ни в какой-либо другой день, но одно воспоминание несло за собой другое и вот Стайлз снова в прошлом. Стоит на крыльце дома Дерека и заносит руку, чтобы постучаться. Только, очевидно, для оборотня это вообще не нужно. Дверь открывается быстрее, чем Стилински успевает пожалеть о задуманном. — Что-то случилось? – Дерек хмурится и оглядывается по сторонам, словно ожидая, что из-за угла на него выпрыгнет какой-нибудь канима. — У меня сегодня день рождения вообще-то! — Поздравляю. Это все? Стилински раскачивается с пяток на носки и, цокнув языком, обходит Дерека, заходя внутрь дома. — Чем занимаешься, хмуроволк? — Не твое дело. Зачем ты пришел, Стайлз? И это его «Стайлз» действует на парня, как спусковой крючок. Стайлз хочет слышать свое имя с придыханием, сказанное с любовью, с неким обожанием или хотя бы уважением. Дерек терпеливо ждет пока Стилински решится. Он в воздухе чувствует неуверенность парня и легкий невроз. Стайлз пахнет кисло-сладко и от этого в носу щекочет. — Хочу кое-что показать тебе, пока не уехал на практику. — Хорошо. Он расстегивает кофту и приподнимает край футболки, обнажая и представляя Дереку Хэйлу новенькую еще совсем свежую татуировку на реберной клетке. — Что это? – Дерек непроизвольно делает шаг вперед и принюхивается. И правда татуировка. Настоящая. Пахнет чернилами и немного кровью. — Решил, что мне такая нужна. Стайл в неуверенности кусает изнутри щеку до небольших ранок и все-таки снимает пластырь, показывая Дереку само содержимое тату. — Стайлз, какого черта? – Хэйл хмурится еще больше и Стилински один из немногих, кто может распределить по уровням хмурость этого волка. Например, брови чуть сведены к переносице – это Дерек в его нормальном состоянии. Когда у глаз появляется небольшая сеточка морщин – Дерек становится раздражен. А когда брови его сливаются в одну большую черную тучу над глазами, как сейчас – означает, что Дерек Хэйл в ярости. Стайлз отступает назад и снова скрывает татуировку под пластырем и футболкой. Он хотел что-то сказать и хоть как-то исправить ситуацию, но Дерек его опережает, припечатывая коротким: — Ты не часть стаи, Стайлз. И это было последним, что сказал ему Дерек Хэйл, прежде чем Стайлз уехал из Бейкон-Хиллс. — Да пошел ты, глупый-глупый волк. – Злобно шипит Стайлз и поднимается к себе в квартиру, открывая дверной замок только со второй попытки. Внутри тихо и темно. Будет глупо сравнивать обстановку его жилища с внутренним миром, но Стайлз пьян и Стайлзу хочется немного подраматизировать. Он стаскивает кеды, наступая на задники и игнорирует голос Алекса в своей голове: «Ты так обувь испортишь, Стайлз, неужели сложно наклониться и развязать шнурки?» Да, сложно, отвали! Идет в свою комнату и со стоном заваливается на кровать, обнимая подушку обеими руками. — Сраный день рождения. Будь ты проклят! – Глухо выругивается и лупит кулаками по кровати, как маленький обиженный ребенок. — У кого-то день не задался? Чужой! В его квартире кто-то посторонний! Стилински с писком подскакивает на кровати и ошалело смотрит по сторонам, пытаясь разглядеть в темноте тот самый источник голоса. Твою мать! У него рядом даже биты нет, только недочитанная книга Стивена Кинга про жуткого клоуна с не менее жутким красным шаром. Святые пирожочки, Стайлз умрет в свой двадцать пятый день рождения от руки какого-то грабителя, который пришел их ограбить, но не найдя ничего ценного от обиды решил просто зарезать хоть кого-нибудь! — Успокойся, Стилински, твое сердце сейчас из груди выпрыгнет. Нееееет, оно продолжает с ним говорить. Да еще и насмехается! Будто к Стайлзу каждый день влезают незнакомые мужики с хрипловатым сексуальным голосом. И это, черт возьми, не то, о чем должен думать Стайлз в момент, когда его вот-вот убьют. Он так и видит заключение патологоанатома: «убит от многочисленных ударов тупым предметом». У него как раз осталась сувенирная награда «работник года», подаренная на прошлом корпоративе. Сойдет за орудие убийства. И, о господи иисусе, Стилински, соберись, тряпка! Он в два шага преодолевает расстояние от кровати до выключателя и сам себя не помнит в тот момент, когда включается свет и сие неожиданное явление приобретает более четкие очертания никак не обиженного вора, а….Дерека Хэйла. — Что?... – Вырывается из Стилински. — Пришел поздравить тебя с днем рождения. – Все также невозмутим и спокоен, каким и был минутой ранее. Все тот же сексуальный голос и все та же неизменная кожаная куртка, которая жарким летом в Сан-Франциско смотрится немного странно, но гармонично на самом волке. — Дерек? — Дерек. Стайлз нещадно тупит. Во-первых, сказывается весь выпитый алкоголь и, если быть честным, то его начинает немного мутить. Во-вторых, перед ним сейчас человек (образно говоря) из-за которого Стайлз сбежал в другой штат, поджав хвост (тоже образно говоря). В-третьих, это же Дерек! Дерек мать его Хэйл собственной персоной сидит у Стайлза Стилински на подоконнике и смотрит своими волчьими глазами так внимательно, что Стайлзу кажется, будто он обнажен перед ним. — Что…что ты здесь делаешь? — Стайлз, ты пьян, но ведь не настолько же. – Стилински улавливает в воздухе первые нотки раздражения и ему хочется уйти. Уйти из собственного дома! Потому что, видите ли, к нему завалился оборотень и теперь оборотень начинает злиться, что может плохо сказаться на мебели, которую Стайлз любовно тащил на седьмой этаж самостоятельно, и на самом Стайлзе, который все-таки не готов умирать в свои двадцать пять. — Дерек?... Кажется, в эту минуту Хэйл понимает, что зря тащился через несколько штатов ради Стайлза, потому что тот, кажется, окончательно отупел под гнетом большого города и шикарной жизни. Он спрыгивает с подоконника и идет в ванную комнату, чтобы набрать там стакан холодной воды. Потом возвращается и застает Стилински все в том же положении у выключателя, будто тот до сих пор сомневается в реальности, в которой живет и хочет снова выключить свет, чтобы избавиться от наваждения. Дереку хочется насмешливо добавить: «Я не галлюцинация, Стайлз», но он молча протягивает стакан с водой парню и ждет пока тот выпьет все до последней капли. — Лучше? — С-спасибо, Дерек?... Интересно, сколько времени нужно этому идиоту, чтобы убедиться в том, что это действительно Дерек и он действительно здесь перед ним? — Ну ты и глупый волчара, Хэйл! – Говорит Стилински быстрее, чем успевает подумать и крепко сжимает стакан. В случае чего будет отбиваться от когтей и клыков именно ним. — Прости, что? — Прощаю. То! А вот и прежний Стайлз, который наконец-то осознал все происходящее и теперь в воздухе улавливались нотки сырости от раздражения и горьковатое разочарование. — Ты восемь лет назад помнишь, что мне сказал?! По глазам твоим бесстыжим вижу, что не помнишь. А сейчас заявляешься ко мне домой, как к себе и делаешь, что? Ах! Поздравляешь меня с днем рождения! А где ты был в мои двадцать, в мои двадцать два и так далее? Почему именно сегодня? Зачем ты пришел? И не вешай мне аконит на уши, волчара, я не идиот! – У него аж в легких все спирает от такой долгой речи и хочется сесть. Но Стайлз продолжает стоять, где стоял и только раздраженно смотрит на Хэйла исподлобья, игнорируя зудящее чувство в области ребер в том месте, где татуировка. «Это все только самовнушение, только самовнушение», продолжай это повторять и, возможно, лет через пятнадцать ты в это действительно поверишь, Стайлз. Внутренний голос мысленно забивается битой до смерти. — Я приходил на каждый твой день рождения. Вот теперь пришло время, если не сесть, то лечь. Стайлз открывает и закрывает рот, словно рыба, выброшенная на берег и впервые за многие года не находится, что ответить. — Не верю. — Стайлз, мне нет смысла врать тебе. – Дерек тяжело вздыхает и трет щетинистую щеку. – Когда тебе исполнилось девятнадцать к тебе приехал Скотт и вы вдвоем пошли клеить проституток в центре. Кстати, безуспешно. Вы больше смеялись, как идиоты и мялись в нерешительности. В твои двадцать два ты взял билет в Бейкон-Хиллс, чтобы проведать отца, но так и не сел в самолет, развернувшись на полпути к регистрации. Всю ночь пил в одиночестве дома. В прошлом году вы с Лайлой пошли в гей-бар и ты снял какого-то мальчишку лет девятнадцати. Он отсасывал тебе за углом, как в дешевом порно-ролике. Ты не смог кончить. Мне продолжать? Даже Стайлз не помнил таких деталей и сейчас отчего-то щеки его порозовели, а кончики ушей горели. Он закусывает нижнюю губу и прикрывает глаза. Устал. Смертельно устал от самокопания, от того несчастья, в которое сам себя погрузил и от мыслей о Дереке Хэйле. Стайлз устал и задает закономерный вопрос: — Почему именно сегодня? — Я должен тебе объяснения. — Какие же? — В тот день, когда ты показал свою татуировку, Стайлз, я был зол на тебя. — Ну, это не новость. — Не перебивай. – Стилински примирительно поднимает руки и терпеливо ждет продолжения. Если уж Хэйл здесь, Стайлз хочет знать все от и до. – И я сказал глупость, признаю. Ты часть стаи, Стайлз, и всегда был ее частью. Просто я…как это сказать…испугался за тебя. — Испугался? За меня? — Не перебивай. Но, да. Испугался. Твоя татуировка это не просто узор на тебе, это метка. Метка принадлежности. Настоящая и, если хоть один альфа, даже чертов омега увидит ее на твоем теле – он все сразу поймет и, возможно, через тебя захочет навредить мне. А я не мог допустить даже минимальной возможности того, чтобы кто-то причинил тебе боль, Стайлз. И потому сказал то, что сказал. Думал, что ты образумишься, выведешь татуировку и уедешь, не вспоминая об этом инциденте. — То есть, ты таким образом заботился обо мне? – Охрипши спрашивает Стайлз и едва ли стоит на ногах после всего услышанного. Он-то все восемь лет был уверен, что Дерек его ненавидит, что он был всего лишь раздражающим и навязчивым человеком в их сильной и нерушимой команде, а сейчас выясняется, что это не правда. Не правда, черт возьми! — Выходит, что да. Мне жаль, Стайлз. — Но, я так и не вывел татуировку. — Знаю. — Ты все время был поблизости? — Был. – Опустив голову, признается Хэйл и как-то обреченно смотрит исподлобья на Стилински. – А когда я не мог, то просил Питера помочь. — Питера?! Того самого сумасшедшего дядю, который пугает меня до смерти? Того самого, в котором Лидия нашла свою вторую половину? Этого Питера?! — Да. И он был не против. — Почему? — Он знает, что такое Истинная Пара и, как ни странно, с пониманием к этому отнесся. — Истинная…Пара? — Да. «Да» — это не ответ, Дерек. Стайлз бесится и негодует и вообще он хочет выпить. Разворачивается на пятках и шлепает к их с Лайлой общему мини-бару, где из алкоголя осталась только водка. Наливает себе сразу полстакана и делает первый глоток. Слышит, как сзади в гостиную вышел Дерек. — Ты можешь говорить не короткими фразами, Дерек? У Стилински буквально немеют кончики пальцев, а мозг уже успел протрезветь и снова опьянеть в судорожных поисках ответов на собственные вопросы. — Не глупи, Стайлз. Ты прекрасно все понимаешь. — Нет, Дерек. Давай-ка ты мне прямым текстом скажешь, чтобы я не надумал лишнего. Помню, был у меня случай на работе. Я думал, что меня повысить собираются. Пригласили в офис к начальнику. Я весь такой улыбаюсь во все тридцать два и даже на мгновение забыл о том, что ненавижу то, чем занимаюсь, как вдруг мне говорят о массовых сокращениях на фирме и моя рабочая единица ликвидируется. Меня ликвидировали, Дерек, в тот момент, когда у меня с языка чуть не слетело: «Я Вам так благодарен, мистер Фицрой!». Поэтому, будь добр, объясни все четко и понятно, чтобы я и тебе не ляпнул чего-то в этом роде. – Стайлз затыкается и снова пьет. Водка бьет по мозгам сильнее, чем кувалда. — Ты моя Истинная Пара вот уже девять лет, Стайлз. Если уж Дерек начинал говорить, то он ограничивался только прямым текстом и никак (ну никак!) не умел подводить к таким фактам мягко. Можно было зайти издалека, что-то вспоминать и о чем-то напомнить, но нет, он решил рубить с плеча и именно сегодня. Сегодня, когда Стайлз хотел просто срастись с кроватью и пережить последние часы дня рождения в одиночестве. — То есть, тот поцелуй девять лет назад был не случайным? Ты был пьян, вроде. — Ты же не глупый мальчик, чтобы опьянеть мне нужно отравить себя аконитом. Я был трезв. — И ты целенаправленно зажал меня в лофте и поцеловал так, как никто и никогда не целовал до этого? — Я должен был понять. — И что же ты понял? — Что ты тот самый человек. — И именно поэтому ты игнорировал мое присутствие все девять лет подряд, да?! — В последнем, что я сказал – ключевое слово «человек». Я…боялся за тебя. Боялся связывать жизнь с тобой, потому что тебя так легко ранить, Стайлз. Дерек делает шаг вперед и оказывается аккурат напротив Стайлза. Он все еще выше на полголовы и шире в два раза, и у Стилински начинают дрожать коленки, будто ему снова семнадцать. Да вот только они уже оба взрослые и даже слишком, чтобы сейчас теряться в подобных чувствах и эмоциях. — И почему именно сегодня ты пришел на исповедь, Дерек? — Волк внутри меня умирает, Стайлз. Прошло почти десять лет, а это срок. Срок, который волк проживает без своей Пары рядом. — То есть, ты делаешь это ради него, а не ради себя? – Стайлз неопределенно ткнул пальцем куда-то в грудную клетку Дерека, поднимая на того не читаемый взгляд. — Мы с ним одно целое. И если умирает он, то и я. — А вдруг мне уже все равно, Дерек? Вдруг я перерос это увлечение? Может, мне больше не нужен большой серый волк в твоем лице. — Тогда скажи мне это прямо сейчас, и я уйду. – Стилински пьяно смеется и качает головой. — Нет уж, это почти шантаж, Дерек. Ты говоришь, что умираешь без меня, а теперь я должен выставить тебя за дверь. — Ты этого хочешь? Стайлз знает, что сейчас Дерек слушает ритм его сердца, которое, скажем откровенно, и без того барахлит в последние полчаса, но сейчас любой сбой в кардиограмме будет услышан оборотнем и тогда любые слова будут лишними. Стайлз смотрит на Дерека и замечает, что тот почти не изменился. Появилось больше морщин на лице, и щетина стала гуще, но в целом это все тот же хмуроволк. Он пах тем же одеколоном, носил тот же любимый черный и только одно отличие было заметно сквозь года. Сейчас он смотрел, как загнанный в угол зверь. — Нет, я этого не хочу, Дерек. Ты же знаешь. Я влюблен в тебя с шестнадцати. О чем речь вообще? – Бросает Стайлз и со вздохом допивает водку из стакана. Они не целовались девять лет с того переломного момента. Стайлз уже и забыл, что такое быть зажатым в крепких волчьих объятиях. Уже забыл, что такое чувствовать Дерека, который к тому же отвечает взаимностью. И, кажется, готов вспоминать это все заново, позволяя Хэйлу крепко обнимать себя и по-свойски прижимать к себе. И поцелуи у них получаются чуть смазанные и глубокие, чувственные и наполненные всеми накопленными годами сожаления и тоски. Хэйл срывается на рычание, позволяя внутреннему волку тоже коснуться своей Пары, а Стайлз просто Стайлз. Он льнет к Дереку, обвивает его шею руками и позволяет чужому языку исследовать рот и не выпускает из объятий до тех пор, пока кислород не закончится в легких. Годы ожидания и бесконечных догадок становятся несущественными, когда губы Дерека опускаются ниже к шее, когда он прихватывает зубами молочно-белую кожу Стайлза и оставляет на ней метку, теперь уже наверняка заявляя свои права на этого человека. Мир сужается до этой небольшой квартирки, которая переполняется раскаленным воздухом и плавит их обоих. Они заслужили этот жар, это тепло тел на двоих и взгляды в глаза в момент, когда в мозгу зарождается беспокойство: «А вдруг он сейчас исчезнет?» Не исчезнет. Ни один, ни другой. Дерек опускается на колени и аккуратно приподнимает край футболки Стайлза вверх, прижимаясь щекой к ребрам и потираясь о уже чуть стершийся, но все еще четкий узор татуировки. — Ты ведь и сам не понимал тогда, почему сделал ее, да? – Тихо спрашивает и ведет губами от одного края к другому. — Не понимал. Просто хотелось быть частью стаи. Быть частью тебя. – Забвенно отвечает Стилински и едва стоит на ногах, чувствуя, как сознание откатывает куда-то далеко за пределы этой квартиры, оставляя место только ощущениям. — Ты только мой, Стайлз. Только мой. – Дерек закрывает глаза и сцеловывает каждый сантиметр трискелиона, украшающего ребра его мальчика. А кожа у Стайлза пламенеет и опаляет внутренности. Он шумно выдыхает и зарывается пальцами в мягких волосах Дерека, немного натягивая прядки. И все-таки они у него мягкие, как шелк. Может, он пользуется специальным шампунем для собак? Стайлз об этом обязательно спросит, но чуть позже. А пока он пытается совладать с собой и не умереть от переизбытка чувств и эмоций прямо здесь на месте. В момент, когда Дерек тянется к ремню джинс Стайлза и оставляет дорожку поцелуев у линии пояса, они оба слышат за спиной удивленное, но удовлетворенное: — Так вот, кто был причиной твоих грез, Стайлз! Лайла пьяно смеется и подмигивает.Hey, hey, hey, there's nothing left to say The world is on fire and I love you, I love you Hey, hey, hey, some things never change The world is on fire and I love you, I love you
Конец.