Нет секретов

Теперь это стало для них чем-то вроде рутины. Дошло до того, что он уже не помнил, сколько раз они занимались сексом, — не то чтобы он делал зарубки на спинке кровати — но это давно перестало быть новинкой. Их роман казался ему нормальным, хотя и беспорядочным, ведь далеко не всегда было легко спланировать их тайную встречу. Две недели назад он дал ей ключ от своего дома — паршивого маленького домишки с одной спальней, расположенного неподалеку от Бродчерча. Алек жил там несколько дней в неделю, чтобы было легче добираться до своей преподавательской работы. Сначала он ненавидел этот дом главным образом за невозможность жить здесь вместе с Дейзи, видеть которую он мог только в Сэндбруке. Но теперь, когда Элли иногда ночует вместе с ним, приходится признать, что жить в этом месте не так уж и плохо. Сегодня его ждет приятный сюрприз. Когда Алек открывает дверь, то первым делом замечает стоящую на столе вазу с яркими цветами и полупустой контейнер с мороженым. Окно слегка приоткрыто, чтобы в комнату шел свежий воздух. Еще более компрометирующим является висящее на стуле оранжевое пальто. Алеку не нужно включать детектива, чтобы понять, что к чему. — Привет? — осторожно зовет он, закрывая за собой дверь. В коридоре появляется Элли. Ее волосы распущены, и каштановые локоны падают на шею со странной, бесхитростной грацией. На ней мешковатая серая рубашка и брюки. Разумеется, это не совсем сексуально, но Харди знает ее достаточно хорошо, чтобы признать, что подобное расслабленное состояние является выражением близости. — У меня завтра выходной. Мальчики останутся с Люси, — говорит ему Элли. Похоже, на этом ее прелюдия заканчивается, потому как она быстро хватает Алека за руку и тянет в спальню. Он раздражен и вымотан после долгого рабочего дня, но плохое настроение быстро исчезает от ее прикосновений. Когда Элли целует его, он издает тихий стон, не то от удивления, не то от счастья. В его квартире темно. Солнце садится рано в эти зимние месяцы, и никто из них не потрудился включить в спальне свет. В рассеянном свете, исходящем из кухни, они направляются к небольшой односпальной кровати. — Я думала об этом всю неделю, — вздыхает она ему в ухо. Алек вздрагивает от такого признания. Ее пальцы быстро расстегивают его пуговицы. Туфли, пиджак, галстук, рубашка, брюки… Все это легко исчезает под ее прикосновениями. Харди носит свой костюм, словно броню, и она избавляет его от него. В действиях Элли есть некоторое нетерпение, и когда он пытается толкнуть ее на кровать, она сопротивляется и меняет положение так, чтобы он оказался внизу, а она сверху. Она — босс. И он должен помнить об этом. Он так привык быть инспектором и отдавать приказы, что приятно позволить кому-то другому взять на себя всю ответственность. К слову, она преуспевает в своем положении власти. Всё происходит быстро, грязно и слишком интенсивно, как это часто бывает с их любовью. Он кончает первым, и она уже близка к этому, так что он покорно помогает ей пальцами. Наступает короткая передышка. Харди заговаривает первым. — Как прошла твоя неделя? Она смеется ему в ключицу. — Дерьмово. А твоя? — Дерьмово. Но теперь уже лучше, — он садится на кровати и вновь натягивает рубашку. Элли придвигается поближе к нему. — Господи, как же здесь холодно, — произносит она, вытягиваясь до тех пор, пока где-то в спине не слышится хруст. — Отопление сломано. — Серьезно? Тьфу! Затем Алек натягивает брюки: — Хочешь чего-нибудь поесть? — Я уже съела весь твой хлеб, — говорит Элли без намека на извинение. Он проводит рукой по волосам и пытается вспомнить, что еще из съедобного есть в его квартире. — Я купила мороженое и шоколад, — добавляет она. — Прямо-таки самое необходимое. — Угу. Но я уже съела большую часть мороженого. — Как великодушно! — Не моя вина, что ты задержался! — Честно говоря, я не думал, что ты придешь. — Я тоже до недавнего момента не думала… Алек возвращается на кухню, чтобы наскрести что-нибудь на ужин. Весь хлеб и большая часть чайных пакетиков исчезли, однако в холодильнике остались вчерашние макароны, которые, как он полагает, уцелели из-за того, что Элли имела способность видеть. Не имея микроволновки, он разогревает их на плите. Элли входит на кухню, и шаги ее звучат приглушенно из-за толстых носков. Она присвоила себе его рубашку и синий свитер, и эта одежда до смешного велика на ней. Определенно, есть что-то в том, что Элли стоит в его одежде, и это что-то глубоко волнует Алека. Он не уверен, что есть какая-нибудь одежда, в которой она выглядела бы привлекательнее. Элли засовывает руки в широкие рукава, так что кажется, что у нее и вовсе нет рук. Затем она крепко обнимает Алека за талию, прижимаясь щекой к его спине. — Хорошо, что ты осталась на ночь, — комментирует он. — И на утро, — говорит она тоном человека, у которого много планов. — Мы не часто уделяем столько времени друг другу. — Нет. Из-за работы, ухода за детьми и необходимости держать их отношения в секрете их свидания всегда были поспешными. Они занимались любовью быстро, часто даже не утруждаясь снимать всю свою одежду. Из-за обстоятельств у них практически не было времени для объятий или сна вместе, и они наслаждались этими моментами близости так же, как наслаждались сексом. Элли слегка поворачивает голову, чтобы лучше слышать медленный, ровный стук его сердца. Она дрожит от одной только мысли о том, что может провести целую ночь — целую ночь — рядом с ним. Одной рукой Харди помешивает макароны, другой — нежно поглаживает руки, обхватившие его за талию. — Как там Дейзи? — бормочет из-за его спины Элли. — Всё в порядке. У нее небольшие неприятности в школе. Повздорила со своим учителем математики. Но в остальном все хорошо. — У Тома тоже. Если бы не физкультура — совершенно не старается. Сводит с ума учителей. И меня. Они праздно болтают о несущественных вещах. Элли в конце концов отпускает его, чтобы налить чашку чая, и они садятся за небольшой стол. В доме Алека до недавнего момента был лишь один стул, однако Элли решила проблему на прошлой неделе, откуда-то притащив ящик из-под бутылок молока, на котором Харди теперь и сидит, уступив стул Элли. Во время еды он развлекает себя тем, что крадет еду с ее тарелки и дразнится, когда Элли отказывается от овощей. Алек ловит себя на том, что смотрит на нее с нежностью, причин которой не может себе объяснить. Его поражает, что Элли ближе ему, чем любая женщина, которую он когда-либо встречал; даже ближе, чем была его жена. Они разговаривают по нескольку часов, иногда спорят, иногда мирно беседуют. Когда Элли предлагает доесть мороженое, которое теперь растаяло и превратилось в неаппетитную пасту, он наклоняется вперед и целует ее. Тепло ее рта резко контрастирует с холодным, сладким мороженым, и он чувствует, как она улыбается. Они убирают со стола вместе. Он моет посуду, а она вытирает, громыхая всевозможными мисками и кастрюлями и открывая каждый шкаф в попытке найти им место. В конечном счете Харди раздражается и требует, чтобы они поменялись ролями. Элли бросает в него мыльную пену. — Как ты думаешь, — спрашивает она, энергично оттирая с тарелки пятно. — Мы должны видеться регулярнее? Он хмыкает: — Мне это нравится. — Что именно? — Вот это. Всё, — говорит Алек. Точный смысл его ответа ускользает от Элли, и она не отвечает. Они заканчивают уборку и Харди решает принять душ. Он не слишком-то торопится, но наконец появляется посреди комнаты с полотенцем, обмотанным вокруг талии. Его волосы всё ещё влажные. В темной спальне его ждет Элли. Она лежит на боку и внимательно наблюдает за ним. — Ты можешь включить свет? — внезапно просит она. — Зачем? — спрашивает он. — Я хочу тебя видеть… Насмешливое выражение лица Алека как бы повторяет вопрос. — Всегда темно, — жалуется она. — Всегда прячемся. Всегда быстро. А потом кто-то должен уйти до тех пор, пока нас не заметили вместе. Я никогда не рассматривала тебя как следует. Он подавляет приступ паники и хмыкает. Ему не совсем комфортно без одежды. Он ненавидит то чувство незащищенности, уязвимость, которую приносит нагота. Даже с Тесс он был застенчив, а теперь, конечно же, ему не пошли на пользу ни годы одиночества, ни этот внушительный шрам над ключицей, ни оставшийся после операции шрам на груди. Всегда безопаснее, проще и удобнее прятаться в темноте или за одеждой. Но это Элли, и нет на свете ни одной женщины, которой он доверял бы больше, чем ей. Борясь со своим инстинктивным опасением, он включает свет. Алек вздрагивает от флуоресцентной, почти больничной яркости. Элли моргает, пытаясь привыкнуть к свету. Ее взгляд останавливается на Харди: он мягок, в нем нет осуждения. Она поднимается с постели и встает рядом с ним. Сейчас на ней лишь его огромная синяя рубашка. — Полотенце? — еле слышно произносит она. Элли снимает его, и Алек с некоторой неохотой позволяет ему упасть. Одно дело — быть обнаженным перед ней, и совсем другое — быть объектом ее пристального внимания. И все же есть что-то в том, что она хочет его, хочет рассматривать его, и мысли об этом заставляют Алека задержать дыхание. Он провел очень много времени в одиночестве, скрываясь даже от самого себя, и тело его истощалось, становилось изможденным и худым, а сердце постепенно отказывало. Но теперь он жив; покрыт шрамами, да, поврежден, но достаточно восстановился, чтобы стать объектом вожделения в ее глазах, чтобы заставить ее дрожать от желания. Элли проводит рукой по его загорелой груди, находя изъяны и недостатки, о существовании которых даже не подозревала. Белые рубцы видны практически всюду. — Так много шрамов, — тихо замечает она. — Как ты их получил? — Избил полицейского в Глазго, — отвечает он, как будто этого совершенно достаточно для объяснения. Она находит неровный шрам от аппендицита: — Этот не такой уж и героический… — Наверное, самый болезненный из всех, — замечает Харди. — За исключением, может быть, этого. Он указывает на шрам от кардиостимулятора. О, как же он ненавидит этот шрам! Это как бы физическое, визуальное проявление всех его психологических страхов, словно проявившиеся на коже эмоциональные шрамы. Она кладет руку на грудь Харди и проводит по рубцу ногтем, а через несколько мгновений наклоняется и целует его. Когда Элли отстраняется, она убирает волосы с его глаз рукой и улыбается. Ее взгляд нежен, и это выражение он сразу же узнает. Он уже видел, как она на него так смотрела. Этот взгляд говорит о желании и обожании. — Quid pro quo*, — говорит он и расстегивает на ней рубашку — свою рубашку. — Ты показываешь мне себя, а я тебе — себя? — поддразнивает его Элли, протягивая руки, чтобы помочь. Рубашка падает на землю, и Алек совершенно теряется, глядя на нее. В отличие от его загоревшей кожи, ее кожа молочно-белая. Детство, проведенное у океана, оставило свой отпечаток в виде веснушек и неравномерной пигментации. Он прослеживает созвездия на плечах Элли, очарованный теми деталями, которые до сих пор упускал, а затем опускается ниже и находит растяжки на ее бедрах. Она вздрагивает и краснеет, и он знает, что она такая же застенчивая, как и он, такая же уязвимая и почему-то такая же доверчивая. Рука Харди опускается на ее шрам от кесарева сечения. Он всегда нравился ему на ощупь. — Тебе делали кесарево сечение при рождении обоих мальчиков? — Да. Том побил рекорд как самый большой ребенок, рожденный в больнице Бродчерча. Родился с опозданием на десять дней. Фред был меньше ростом, но такой же упрямый… — Приятно знать, что они не изменились. Это вызывает у нее улыбку. Он находит маленькое родимое пятно на ее спине и восхищается им, проводя по нему указательным пальцем. Элли придвигается к нему чуть ближе, и они тесно прижимаются друг к другу. Ее лобковые волосы щекочут его бедро, и он чувствует, как его член напрягается и пульсирует. Он опьянен ее близостью, ее прикосновениями, ее доверием и тем, что все происходит медленно и нежно. Она проводит руками по его спине и бедрам, он — по её плечам и животу. Она изучает его, словно каталогизируя улики, фиксируя положение каждого шрама, каждой мышцы и сухожилия, запоминая, как ее прикосновение заставляет Харди дрожать, и что нужно сделать, чтобы получить от него отклик. Она начинает целовать и посасывать его шею, и он отвечает взаимностью, мягко вводя два пальца внутрь нее. На мгновение Элли напрягается и, кажется, никак не может расслабиться. — Холодно, — жалуется она и притягивает к себе его тело, всё ещё сохраняющее тепло после душа. Алек убирает свои пальцы, целует ее и кладет на кровать, всем своим весом устраиваясь на ней. — Тяжело, — вновь говорит она. Алек улыбается и сползает вниз по ее телу, целуя смуглые соски и грудь, вниз к пупку, где на мгновение останавливается. У Элли мягкий живот, с растяжками и длинным шрамом, которые оставили ей сыновья. Он прижимается к нему щекой, а затем запечатлевает поцелуй чуть ниже пупка. Его рука присоединяется к ласкам, тут же нащупывая твердую стену мышц за обманчивой мягкостью. Жизнь в должности полицейского порядком ужесточила ее. За этой нежной внешностью нет ничего, кроме силы. Харди целует ее вновь, на этот раз в шрам от кесарева сечения, постепенно спускаясь все ниже. Элли ерзает, позволяя ему устроиться удобнее, и он располагается между ее бедер. Одно ее колено ложится на его плечо, другое она отводит в сторону. Сначала он целует внутреннюю часть ее бедра, и его густая щетина царапает чувствительную кожу, заставляя ее дрожать, а затем медленно поднимается выше, начиная лизать, языком раздвигая губы. Элли откидывает голову на подушку и стонет. Он полностью сосредотачивается, желая заставить ее кончить, почувствовать ее вожделение и то, как ее тело реагирует лишь на него одного. Сначала он дразнит ее, и она недовольно дергается от этого, но он всё же избегает ее клитора. Это сводит с ума, провоцирует, как часто бывает в их отношениях, и Элли дает ему резкий толчок ногой, чтобы он знал, что она готова к главному. Он издает довольный звук и поднимает голову, начиная действовать. Это тут же подтверждает ее резкий вздох, и рука Элли хватается за матрас. Улыбаясь про себя, Харди берет ее руку и переплетает свои пальцы с ее. Другая рука сжимает ее бедро и притягивает чуть ближе к себе. Сейчас она практически на грани оргазма, и он тонет в контрасте между мышцами, нежными складками и влажной кожей. Элли вздрагивает и тихо стонет, а затем прижимается к нему, задыхается и дрожит, запрокинув голову. — А… Алек… Ее мышцы спазмируются, а затем она ложится на спину, и ее грудная клетка высоко вздымается. В высшей степени довольный собой, Алек поднимается вверх по ее телу. Он скрещивает руки на ее животе и кладет на них голову, внимательно рассматривая ее. Когда она приходит в себя и смотрит на него сверху вниз, он улыбается и спрашивает: — Хорошо? — О, не будь придурком, — отвечает ему Элли. Все еще задыхаясь, она обхватывает его лицо и притягивет к себе, целуя его мягкие губы и подбородок. Ее руки скользят по телу Алека, и Элли тянет его вверх, пока он не оказывается там, где она хочет. Она такая влажная и горячая, что он почти без усилий входит в нее. Их бедра соприкасаются, а потом он находит ритм, который, кажется, подходит им обоим. Медленно и уверенно. Медленно и почти неторопливо. Он чувствует дыхание Элли на своей щеке, прижимается лбом к ее лбу и закрывает глаза, наслаждаясь ощущением целостности. Харди наклоняет голову и целует ее. Ее пальцы ползут вниз и гладят клитор. Она меняет позу и поднимает ноги, обхватывая ими его тело. Эта перемена заставляет Алека стонать. — Теперь сильнее, — шепчет она. Он подчиняется и толкается глубже в нее. Ее дыхание прерывистое, и через некоторое время он чувствует, что она снова кончает. Она не то стонет, не то всхлипывает. От напряжения ее мускулов Харди пронзает импульс, покалывание доходит до кончиков пальцев, что говорит о том, что он совсем скоро кончит. Губы Элли ласкают его горло, язык находит пульс и измеряет его в течение того томного момента, когда его настигает оргазм. Алек что-то говорит в этот момент, однако и сам не понимает, что именно. Возможно, даже нечто несвязное. Она так на него действует. Вещи, как правило, сразу же теряют смысл, как только Элли оказывается рядом. Что бы он ни говорил, весь смысл только в том, что он любит ее. Элли гладит его влажные волосы. Когда он долго не двигается с места, она легонько тянет, и Харди сразу же понимает намек. Он скатывается. Они лежат рядом, тяжело дыша. — У нас хорошо получается, не так ли? — замечает она. — Чертовски, — говорит он слабым голосом. Постепенно их начинает пробирать холод — навязчивая третья сторона в их занятиях любовью. Когда пот остывает, они начинают дрожать. — Холодно, — снова жалуется Элли. Он протягивает руки. — Тебе нужно починить отопление, — говорит она, плотнее прижимаясь к нему. — М-м-м, — согласно отвечает он. Она кладет голову ему на грудь. Теперь ей хорошо слышен стук его сердца, и Элли задумчиво проводит рукой по его груди. Алек крепко обнимает ее и пытается успокоить ее дрожащее тело. — О чем ты думаешь? — спрашивает он, нежно целуя ее волосы. — Я сказала Люси, что у меня свидание с водопроводчиком, — признается она, — Когда попросила ее присмотреть за мальчиками. Интересно, почему я солгала?.. — Мы не должны держать это в секрете, если ты этого не хочешь. — М-м, я знаю. Я просто… Не могу вспомнить, почему мы вообще держали всё это в тайне. Это заставляет его задуматься на несколько мгновений: — Предположим, так проще. Он разглядывает ее в своих объятиях. Элли ни разу не признавалась ему в любви — да и он тоже, если уж на то пошло, — но он почти уверен, что она его любит. После их первого раза они обсуждали свои предыдущие отношения, и она призналась, что этот секс был у нее впервые за несколько месяцев после того, как дело Дэнни было раскрыто. По тому, как Элли рассказывала эту историю, Алек понял, что обычно она хотела секса только тогда, когда была влюблена в этого человека. Значит, если она здесь, с ним, то должна любить его. — Элли, — говорит он и делает паузу, расстроенный тем, что ему все еще трудно признаться в своих чувствах. Мысли вихрем вертятся у него в голове, однако он по-прежнему не в силах выразить их. — Что такое? — спрашивает она, когда его молчание затягивается. — Хочешь познакомиться с Дейзи? — произносит он. Элли соглашается, и Алек думает, что она понимает. Через некоторое время она поднимается с постели и чистит зубы. Он идет следом. По ее просьбе он усаживается в комнате на пол, скрестив ноги, а она садится на кровать. Харди кладет голову ей на колени, и Элли тщательно вытирает его волосы полотенцем, опасаясь, что он может простудиться, если будет спать с мокрой головой. Алек закрывает глаза, когда она ругает его, и на его губах появляется полуулыбка. Как только его волосы становятся достаточно сухими, Элли принимается расчесывать пальцами пряди, укладывая их на одну сторону. — Тебе нужно подстричься, — говорит она ему. — Угу, — соглашается Харди. Она продолжает укладывать его волосы. — Как ты думаешь, я понравлюсь Дейзи? — Она уже знает. Я рассказал ей о тебе. Она думает, что ты забавная. Элли делает паузу и кладет руки на бедра: — Забавная? Так что же ты ей говорил? — Много разных вещей, — он утыкается носом в ее руки, поощряя ее продолжать перебирать волосы. Элли делает это с некоторым сомнением. — А как ты меня представишь? — Так, как ты захочешь. Это заявление, кажется, повисает в воздухе. — Было бы неплохо, — коротко выговаривает она. — Если бы мальчики тоже пришли. — Хм-м-м… — Мы могли бы куда-нибудь поехать. Впятером. — С удовольствием. Мы никогда раньше не делали что-то, как настоящая семья. Элли напрягается. Алек вздрагивает и задается вопросом, не слишком ли он напорист. — Нет, — говорит она. — Не делали. Она гладит его по голове, давая понять, что все закончилось. Он поворачивается и целует ее бедро в знак благодарности. Прежде чем они ложатся спать, Элли пишет сообщение Люси, чтобы узнать, как там мальчики. Ее сестра почти сразу же отвечает на сообщение. — Она спрашивает меня, как проходит свидание, — мрачно сообщает ему Элли. — Жаль, что мне приходится лгать… — Так скажи правду. Скажи, что ты только что переспала с ним. — На первом свидании?.. Она знает, что я не такая. — Тогда скажи ей правду. — Что я трахаюсь со своим боссом еженедельно или раз в две недели? Навряд ли это лучше. Харди недовольно хмурится: — Твой босс? — Ну что ж. Это не то, кем мы… — Партнеры. — Партнеры? — Мы, — раздраженно говорит он. — Партнеры. — Детективные партнеры, — Элли расплывается в улыбке. — Взаимная выгода. Он выглядит совершенно несчастным, и улыбка резко исчезает с ее лица: — Я просто скажу, что не очень хорошо, — произносит она. — Пора уложить мальчишек спать. Она отправляет сообщение и кладет телефон. Алек выключает свет, и они сворачиваются рядом на крошечной односпальной кровати. Он крепко обнимает Элли и убирает с ее лица кудри. — Тебе нужно подстричься, — комментирует он, повторяя ее слова. — После последнего парикмахера, к которому я ходила? Я так не думаю… Элли хотела, чтобы это прозвучало игриво, однако почти сразу же пожалела, что сказала эту фразу. Она уже привыкла к его кошмарам, и она знает, как часто этот человек фигурирует в них. Нехорошо говорить о ней таким беспечным тоном. Тем не менее, Алек даже не думает о Клэр. Все его мысли — о ней. Чего Элли не знает, так это того, что она и сама стала являться в его кошмарах. Не так, как Ли, Клэр или Рикки, но так, как Дейзи. Мысль о том, что он может потерять ее — особенно из-за возвращения Джо — будила Харди много ночей подряд. Элли настолько дорога ему, что жизнь без нее практически немыслима. Мысль о том, что кто-то или что-то разлучит его с ней или, не дай Бог, причинит ей боль, заставляет его дрожать в холодном поту. Его пугает осознание того, как сильно он ее обожает, как сильно ему нравится быть с ней наедине. Не только из-за секса, но и из-за ощущения семейственности, ощущения того, насколько рядом с Элли удобно и знакомо; из-за возможности спать с ней на одной кровати и положить голову на ту же подушку, что и его возлюбленная. Это действительно пугает Харди. По его опыту, счастье существует лишь для того, чтобы его отняли. Любовь — мимолетна и эфемерна. Одиночество же — постоянно. Его можно было на время прервать, однако это было обычное состояние всего существа Харди. Его власть над ней слаба, ее место в его мире ненадежно. Элли чувствует его мучения. Она наклоняет голову и слегка сжимает его руку — я здесь — и он утыкается лицом в ее шею. — Элли, — тихо произносит он и не может удержаться, чтобы не сказать: — Я люблю тебя… Она отвечает: — Я знаю.