Эльфий(гей)ские будни

Бескрайняя голубая гладь реки Вороне’ж простиралась длинной лентой средь густого леса. Крутые берега ее, обрамленные яркой растительностью, были доступны только в некоторых местах, где обустроенные спуски подходили к воде. На реке выстроили большое поселение, самое многолюдное из близ лежащих, — Вороне’ж. Тысячи эльфов ходили по мощенным камнем улочкам, кто-то спешил на работу, кто-то просто гулял, наслаждаясь благодатной погодой; плодотворная жизнь текла среди стен домов и ремесленных лавок. Огнем факелов и фонарей расположился праздник на неправильной формы поляне среди Журчащего леса рядом с Вороне’жем, сверкал горящей вспышкой меж старых и мощных деревьев. Важен был тот день, когда наступало это торжество, знаменуемое Бра’чием. Готовились к нему с особым усердием, тщательно устанавливали столбы для факелов, выравнивали доски для будущих лавочек, которые переделывали специально каждый год для сего праздника, а так же строили высокую арку на возвышенности и щедро украшали ее цветами. У каждого было свое задание, и эльфы старательно выполняли работу, предоставленную им; вот старичок умелыми движениями рук привязывает лилии к колонне белой арки, у него болит спина, которая хрустит при любом повороте корпуса, но Дед Матве’й осознает важность сегодняшнего события, он хочет помочь навести красоту, чтобы всем понравилось. К тому же, у Деда Матве’я есть очень важная миссия, связанная с Бра’чием, сегодня, — он считает это своим долгом, — эльф должен найти пару для своей внучки. За подготовкой к празднику были закреплены уполномоченные эльфы, задача которых состояла в контроле за остальными, кто трудился не покладая рук, эти уполномоченные следили за порядком, указывали на то, что предстоит сделать, а после того, как все будет готово, отчитаются начальству. Так же закреплялись сами рабочие, отстраивающие поляну, но приходили потрудиться и простые прохожие, которых очень волновала судьба Бра’чия. К вечеру работы свернули, подготовка была завершена. И на поляне, где после прошлых годов остались вымощенные дорожки, запахло свежим деревом. *** Антуа’н откровенно не любил этот праздник. Каждый год подряд, на протяжении шести лет, эльф ходит на Брачие, предварительно подготавливая белую одежду. Шесть лет он без особого интереса прохаживается по длинным дорожкам поляны для торжества в единственный день в году, когда можно законно заявить об отношениях со своим соулмейтом или, если не повезло, просто с понравившимся эльфом. И безуспешно, ни одна девушка не смогла зацепить его взгляд, а вторую половинку светловолосый даже и не надеялся найти, — слишком мала вероятность встретить ее здесь. Сколько бы Антуа’н не пытался заигрывать или просто наблюдать, всегда натыкался на глухую стену собственного сознания. Ну, не его это. И мать, огорченная складывающимися обстоятельствами, только больше давила на сына, пытаясь его женить. Женщина настолько отчаялась, что в один интересный день заявила Антуа’ну о том, что она готова пойти на риски и взять в семью Окса’ану, лишь бы тот был женат. Но Антуа’н всячески отпирался, Окси' его лучшая подруга, и он не позволит разрушить их дружбу какой-то там свадьбой. В момент этой мысли эльф понимал, на чем строятся настоящие отношения в браке, — на дружбе, — но ему больше нечего было предъявить маме. Горячий камень с привязанной к нему железякой плотно проехался по грубой ткани рубахи. Выпрямление одежды шло ей на пользу, она казалась более привлекательной. Отложив хитрое устройство в сторону так, чтобы не повредить все вокруг и себя высокой температурой предмета, Антуа’н надел вещь. Маленькие завязки, продетые через отверстия в рубахе, молчаливо висели. Эльф хмыкнул и накрутил что-то у себя на груди, — ну, мать дает, чего только не придумает. Оглядев себя и удовлетворенно улыбнувшись, Антуа’н покинул центральную часть дома, где стояла огромная печь, которой пользовались по разным нуждам. Май’а, принимавшая осанну чуть поодаль, за стеной, приветливо посмотрела на сына, когда тот подошел к ней, чуть задевая ногой диван. Эльфийка любила заниматься йогой в свободное время от домашних дел, так она, по ее словам, сохраняла молодость и силы.  — Милый, — Май’а вышла из неудобной позы для разговора, сев прямо перед Антуа’ном и сложив ладони вместе. — Надеюсь на этот раз, — она сделала акцент на последних словах и открыла глаза, — ты найдешь себе пару.  — Ты не идешь со мной? — в голосе звучала надежда, легонько выскальзывавшая из пристального внимания эльфа.  — Сегодня нет, — спокойное лицо мамы Антуа’на выражало всепоглощающую любовь; глаза вновь закрылись, будто она и так все видела.  — Ладно… Тогда я пошел. — Он будто спрашивал разрешение. Босые стопы зашуршали по ковру, Антуа’н оказался во дворе. На крыльце уже сидела Окса’ана, она повернулась на звук закрывающейся двери и молча, без движений губ, улыбнулась ему. Ее темные идеально выпрямленные волосы чуть касались плеч, на которых висела непомерных размеров белая рубаха (наверное, так казалось из-за хрупкости тела эльфийки).  — Привет? — старые доски заскрипели под Окса’аной. Она аккуратно, чтобы не упасть, развернулась; ее ноги, обутые в белые сандалии, уткнулись в бортик ступеней.  — Привет, — Антуа’н улыбнулся уже губами и направился к обуви у края крыльца. Под молчаливый взгляд Окси' эльф расправился с натягиванием новых сандалий, и они вместе направились в Журчащий лес. Дорогу знали оба, поэтому ходьба была почти синхронной.  — Твоя мама снова угрожала женить тебя на мне? — она вскинула голову; ее глаза внимательно смотрели на Антуа’на.  — Сегодня не напоминала, но я уверен, что она всегда подразумевает это, — с толикой грусти произнес светловолосый. Если подумать, они с О’кс дружат, может, и брачная жизнь удастся в случае чего.  — А ты не думал, найти себе пару и успокоить свою маму? — Окса’ана шла слева, иногда поглядывая на эльфа. Штаны, выполненные из грубой льняной ткани, висели на эльфийке мешком, но несмотря на это Окси' казалась привлекательной. Антуа’н всегда поражался ее рвению изменить мир. В желаниях О’кс было много идей, влияющих на все население в целом, но самое почетное место в ее рассуждениях занимала женская часть. Она понимала, что не сможет поменять разом все, поэтому предпринимала маленькие шажки к достижению заветной цели. Даже сейчас, шоркая ногами по брусчатке, Окса’ана шла в мужской одежде, и совершенно не боялась этого.  — Ты же знаешь, я всеми силами хочу избежать брака. И уж тем более не буду искать какую-нибудь эльфийку. Если уж родители меня женят, то только на тебе, — он повернул голову, улыбаясь эльфийке, лаская ее полном любви взглядом.  — А меня спросил? — поднимает густую бровь, от чего лоб покрывается мелкими складками, смотрит уверенно, прямо.  — Ну ты же не против, — в ответ слышит смех, сам не выдерживает и хихикает.  — Не очень-то хочется… — в шутку кривится Окса’ана, получая легкий удар в руку. Они проходят мимо разных домов, каких-то непонятных зданий, лавок, попутно рассматривая их. Особенно красива лавка с цветами, ее хозяин каждое утро аккуратно раскладывает свежие букеты на прилавок, протирает вывеску и всегда продает действительно привлекательный товар.  — Надеешься, что сегодня найдешь своего соулмейта? — первым после долгой паузы заговорил Антуа’н. Он знал, как О'кси бережно теплила, можно сказать, вынашивала в себе желание найти вторую половинку. Настоящую, не ту, которая была приделана к тебе, а ту, которую вселили в твое сердце заранее, еще до рождения. Примерно так О'кс относилась к данной теме, с горящей теплотой рассуждала о предписанном тебе с Выше эльфе, единственном и неповторимом.  — Да, — она дернула рукой, которая поднималась к волосам, опустила ее. Зелень окса’аненых глаз загорелась огнем, и казалось, что остудить жар, льющийся из больших ее очей, мог только дождь. Дальше шли молча, даже не порываясь сказать, монотонно двигали ногами, и руки, вскидывающиеся вверх, иногда с хлопком приземлялись на тело, поверх которого была накинута плотная одежда. Картина вокруг сменилась тропой, ведущей в Журчащий лес, и поначалу, еще в городе, дорога лишь легонько зеленела в траве, которую косили каждое утро два потных мужика, но чем дальше эльфы уходили от поселения, тем гуще становилась листва, местами корявых деревьев. Бра’чие шумело, наводненное празднующими; иди — не ошибешься. И Окси' с Антуа’аном шагнули в море огней, эльфов и веселья. *** В толпе Окса’ана куда-то исчезла, и Антуа’н решил примкнуть к небольшой очереди, которая мирно выстаивала около лавки с напитками. Почему бы и не выпить для начала? Рассматривая огни праздника, эльф и не заметил, как в очередь встал еще кто-то; громко разговаривая между собой, они подошли ближе. Оказалось, это был Дед Майтве’й со Ствела’аной.  — Здравствуйте, — Антуа’н пожал руку старику и улыбнулся эльфийке.  — Приветствую, приветствую… — загудел Дед. Антуа’н ухмыльнулся. Хороший он. Очередь продвинулась дальше, и эльф решил не продолжать разговор, думая о том, что он давно не покупал импровизированные букеты у Деда Матве’я.  — Све’точка, ну, что мы здесь стоим? Где твой Олежа'? — слышался сзади голос старого эльфа.  — Дедушка, я тебя очень уважаю, но ты пойми, Олега’анус не мой вариант! — нервно хныкала Светла’ана. Дед только кряхтел, по-доброму, конечно, не соглашался. Говорил: «Вариант точно твой, родственная душа же».  — Я же понимаю, что ты время тянешь… Ну, ладно, не ной, купим попить. Но ты все равно с Оле’жей пообщаешься. — Поставил точку Дед Матве’й. Антуа’н впереди только и мог улыбаться да брови кверху поднимать.  — Ну, дедуль, ты же любишь меня! Зачем так мучаешь! — светловолосый эльф чувствовал, даже не касаясь эльфийки, как она вся трясется. — И вообще, я блондинов не люблю! — громко проговорила Светла’ана, что на нее обернулась парочка эльфов. Потом эльфийка притихла, и в этот момент, будто почувствовав что-то неладное, Антуа’н обернулся. — Но брюнетов — очень даже. — И заулыбалась вся, распустилась, словно цветок, призывно заманивающий опылителей.  — Ага, — а теперь смотрели уже на Антуа’ана, который во все глаза таращился на эльфа с черными как уголь волосами. Тот подходил к очереди неспешным шагом, вовсе не замечая взглядов, прилепленных к его персоне. Колючка, заскребшаяся под ключицу противно колола кожу, и Антуа’н поднес руку к ней, чтобы почесать, продолжая непрерывно осматривать эльфа с ног до головы. Неприятные ощущения от противного шипика не проходили, поэтому Антуа’н продолжал скрябать пальцами по грубой ткани рубахи.  — Даже не думай! — твердо сказал Дед Матве’й. Он отодвигал эльфийку от черноволосого, всеми силами пытаясь сделать так, чтобы она с ним не разговаривала, но та все же успела сказать «привет» чуть удивившемуся эльфу. Антуа’н плюнул на колючку, развернулся спиной к Деду Матве’ю и остальным. Как раз нужно было двигаться, перед ним освободилось место. Сделав два широких шага, Антуа’н оказался прям около лавки.  — Вам чего? — поинтересовался толстый эльф, открывающий свою лавку каждый год на Бра’чие. Его массивное тело занимало почти пол пространства будки, и Антуа’н не переставал удивляться ловкости усатого эльфа, который, не сбивая внутри ничего, умудрялся готовить хорошие напитки.  — Бери эль. — Прозвучало под ухом. Незнакомец почему-то очутился около лавки, и Антуа’н резко обернулся будто ужаленный. А тот как ни в чем небывало улыбался ровными и четко очерченными губами. Именно такими, эльф заметил.  — Я его всегда и беру, — пробурчал Антуа’н, поджимая губы. Незнакомец лишь ухмыляется, ведет головой, что его челка подпрыгивает и ложится рядом с належанным местом.  — Мне эль, пожалуйста.  — Молодой эльф, вы чего без очереди? — Дед Матве’й упирает руки в бока — воинственный. И пока черноволосый разбирается с напористым дедом, Антуа’н получает свой эль, дурманящий одним только запахом.  — Проходите, — руками провожает Деда Матве’я и Светла’ану незнакомец, а потом встает за ними в очередь. Типа так и было. Антуа’н не понимает, почему стоит недалеко от лавки, даже не притрагиваясь к элю, и внимательно рассматривает черноволосого. Его рубашка выглажена куда лучше антуа'новской, штаны сидят тоже красивее. Белая кожа незнакомца, пусть и подрумяненной солнцем, вызывала у Антуа’на удивление; работы в полях или в огороде не оставляли и светлого кусочка, и только одежда могла немного спасти от ожогов.  — Че смотришь так? — подходит и с размаху режет голосом, не оставляя времени осмыслить свое поведение. Почему он вообще смотрел? Вопрос бьет в голове, но думать об этом не хочется, и Антуа’н из со всех сил старается лениво перевести взгляд на незнакомца, словно ему все равно.  — Че лыбишься? — в тон ему, развязано спрашивает он, а внутри морщиться — так себя не ведут. Черноволосый ухмыляется, отпивая из деревянной кружки, потом опускает ее на уровень груди, постукивает пальцами по гладкой, покрытой лаком поверхности.  — Арсениа’н.  — Антуа’н. Ладонь Арсиниа’на раскрывается перед эльфом, тот накрывает ее своей, подмечая, что она совсем не намного меньше. И покалывание, зародившееся в слиянии рук, проходит по предплечью, плечу и завершает свое наглое шествие в районе ключицы. Опять, лиану вашу*, ключица! Будь она не ладна! Их глаза встречаются, — Антуа’н видит — голубые, яркие, словно море, на которое ему никогда не попасть, когда ладони, будучи не подталкиваемыми обладателями, держаться скрепленными; оба почувствовали. Но не подали виду.  — Ты знаешь эту… Светла’ана, вроде. — Арсениа’н первым разъединяет их руки, тут же неловко потаптываясь (заметить это было достаточно трудно, но Антуа’н все же смог), — может, он и не такой уж грубый и самоуверенный. — Мне показалось, вы общались.  — Да. Не то, чтобы общались… И…  — Не повезет ее мужу. — Тем временем выдает Арсениа’н. Нет, все-таки грубый.  — Она своеобразная, просто нельзя так за спиной судить, но соглашусь с тобой, — под конец все же сдался Антуа’н, не любивший сплетни и слухи и сам не распускавший непроверенные истории, понимал, что Арсениа’н прав. Светла’ана очень навязчива и шумна, одним словом — ребенок; собственно, не далеко от правды, ей всего семнадцать. Бывший незнакомец и в последний раз звучавший в мыслях Ша’сти таким образом, снова ухмыльнулся. Это его любимое движение такое что ли?  — Может, пройдемся? — предлагает, направляя свой взор в глаза Антуа’ну, смотрит выжидающе; голубые кругляши плещут воду синевой. Каков а? Ша’сти не отвечает, — думает, если промолчит, будет выглядеть уверенней в его глазах, идет вдоль очереди, направляясь подальше от будки. Арсениа’н следует за ним, и они оказываются около больших кустов, цветущих огромными красными цветами.  — Ты стоишь так, что у тебя цветок за ухом, — выдает Антуа’н, засматриваясь на открывающуюся картину пестрых красок: телесный, голубой, красный, зеленый. Арсениа’н хмурится — че сказал, хоть понял? — молчит, но губы все же кривит, не понимает. А у светловолосого только одно в мыслях: красивый.  — Встал так, что куст сзади своими цветами тебя обвешал. Вон на ухе будто цветок, — Арсениа’н движет немного головой, тем самым отдаляясь от красного пятна, и теперь его голова встает аккурат меж двух цветов на зеленом фоне. Чебурашка**. С ушами небольшими… И еще раз посмотрел. Уши Арсениа’на невероятно изящно сужались к вершине, а тени от выпуклых частей ложились на кожу так мягко, что Шасти' вспомнилось сравнение с раковинами моллюсков (их он видел только на рисунках). Те были идеальными, словно маленькие отесанные камешки с потрясающе ровными завитками. Арсениа’н не отвечал, сначала хмурился, потом улыбнулся, хитро взглянув на Антуа’на, но ничего не сказал. Они продолжили неспешно шагать, держа забористый эль в руках и проходя мимо веселящихся эльфов. Мимоидущим Бра’чие казалось праздником огней, которые загораются между влюбленными, когда те находят друг друга, и почему-то всегда недовольный этим праздником года Антуа’н, сейчас чувствовал некое тепло, греющее под сердцем. Под ногами хрустели камешки, впивались в обувь, а в голове Антуа’на вились линии чужих ушей, тех, чей обладатель спокойно шел рядом. Раз за разом эльф прокручивал его образ, стараясь найти ту деталь, которая мешала пониманию. И… Отец часто рассказывал маленькому эльфу, что по ушам много чего можно понять. Например, из какого племени эльф и его семья, а отсюда — на какой территории этот эльф проживает, также в какой-то степени можно и судить о характере. Вот в Вороне’же жило племя вороне’жских эльфов, иногда встречались представители из других поселений. Антуа’н помнит эти увлекательные рассказы отца, которые он слушал в детстве в захлеб, тот антураж и энергию вечеров, когда в углу горели свечи на высоком торшере и подушки под ногами и под головой дышали свежестью постированного белья. Тогда истории отца казались выдумкой, чем-то сказочным, потому что Андреа’н говорил мягко, обволакивающе, тем самым создавая атмосферу уюта и спокойствия. Много воды утекло с тех пор, но какие-то обрывки фраз остались в голове Антуа’на, не выветрились сквозь время. Только в молодом возрасте он понял, что отец учил его жизни, рассказывая о военных годах, когда он вместе с отрядами ходил средь лесов и полей далеко от дома. Сейчас Антуа’н и половины не помнит из того, что отец так старательно вкладывал в его голову, а спросить как-то не думалось — а зачем оно? Арсениа’н шел рядом, о чем-то рассказывая, но Антуа’н был отвлечен глубокими размышлениями, поэтому не слушал эльфа. Миниатюрные и утонченные, суженные к вершине, бледные, словно ледышки, уши Арсениа’на заводили в тупик. Местные эльфы обладали в большинстве своем крупными и мясистыми органами слуха, а уши нового знакомого… были какими-то субтильными. И ненавязчиво в голову пробралась мысль — он неместный.  — Откуда ты? — немного резко спросил Антуа’н, сам того не желая. Они оба остановились и посмотрели друг на друга. Черноволосый хитро взглянул на Антуа’на, чуть приподнимая уголки губ.