По учебнику

      — Сколько раз ты спала с людьми по работе?       — Двенадцать, — Крестия накручивает прядь волос на тонкий палец с длинным квадратным ногтем и резко бросает. Волосы выпрямляются снова. Палец замирает на уровне приподнятого уголка тонких светло-розовых губ.       Подробности о Крестии Белл. На ней тёмно-синяя, почти чёрная юката. Цвет хмурых туч. На ней розовый блеск для губ и бесцветный лак для ногтей. Традиционная японская обувь. Внутри неё алкоголь.       — Так мало?       — Исключительно по необходимости. Много чести для смертников, — Люцифер наблюдает, как вздрагивает, плавно опускается её плечо, как не портится идеальная осанка.              — Почему они говорят именно об этом?! — Эмилия шкребёт поверхность столика. Её взгляд направлен на инквизитора или ангела.              — Что касается тебя?       — Не приходилось.       — Девственник?       — Обижаешь, Белл, я генерал. Секс — удовольствие, а не специфика должности.              — Само как-то получилось… — Мао улыбается. Выходит откровенно криво. Кадык дёргается. Он поспешно облизывает сухие, в мелких трещинках губы и сильнее сжимает пальцы, сложенные замком.       Альсиэль пару раз звякает посудой, без причины наклоняя стакан к зелёному горлышку бутылки.       Подробности о бутылке. Она из дешевого стекла и пахнет спиртом.              — Удовольствие? Доставить партнеру удовольствие — тяжёлый труд. Работа, к которой ты негоден. — густые ресницы медленно опускаются. Чуть дрожат в душном воздухе. Губы ловят полупьяную усмешку.       — За что ты меня так не любишь? — видимый глаз Люцифера сужается, в скулах трещит тупая боль.       — Военные трофеи не в счет. Это не секс, а бесцельный перепих. Ода для эго. Шалавы тоже.       — А чем ты отличаешься от шалавы?              Герой распахивает глаза, моргает быстро-быстро и приоткрывает рот. В гортани рождается первый звук.       Мао шипит предупредительно. Он прикладывает палец к губам. Говорит: «Тщщщщ». Дёргает её за локоть. Останавливает.              — Бесплатно, добровольно… — инквизитор с больным изяществом взмахивает рукой, загибая пальцы — свои достоинства — перед носом оппонента, — а ещё я до ужаса красивая. И банально профессиональнее.              Альсиэль культурно давится пищей и неестественно громко кашляет. Смаргивает проступившие слёзы. Бьёт себя кулаком по груди несколько раз.       Эмилия готовится положить руку на алтарь и клясться, что Крестия только что подмигнула.              — Профессиональнее? За двенадцать раз? — он не сдерживает смешка.       — Не в числах меряются заслуги. Тебе надо было спать с инквизиторами, генерал. Нас этому, в отличии от проституток, учат. — Крестия улыбается, как улыбается всегда: робко, зажато, невинно. Чуть склонив голову и накрыв ладонью запястье оппонента. Читает на его лице недоумение и заливисто хохочет. Проводит кончиком ногтя по горлышку бутылки.       — Святая невинность! Секс по учебнику! Это просто смешно.       — И почему же ты не смеёшься?              — Пастор, я грешила и прелюбодействовала, — пищит Мао тоненьким голоском, — но не уверенна что делала это с должным усердием и в должных местах предавалась греху. Скажите мне, по слову Господа нашего Игноры, как, где и с кем следует? — он хлопает ресничками, втягивает щёчки и делает губы уточкой.       Альсиэль глотает смех.       Эмилия делает глубокий вдох. Краем глаза сатана следит, как медленно поднимается её грудь. Эмилия выдыхает. Она кладёт руку под горло. Она считает. Эмилия считает — один. Считает — два. Считает — три…              — Потому что ты говоришь глупости, Белл. Даже у нас на родине подобное (он кивает в сторону Мао) — моветон, — ангел наклоняется к ней через стол. Задетые его плечами бутылки радостно цокают и поют невинным стеклом. Ангел гадко улыбается. Так гадко, что видно чёрные крылья у него за спиной. — Или же ты мне врёшь. — фиалковый глаз блестит чертятами. — Церковь никогда не одобряла плотские утехи.              Эмилия считает — четыре. Считает — пять. Считает — шесть.       Альсиэль наклоняется в бок. Мао напротив него — тоже. Они переглядываются. Рассеяно и неуверенно. Коварно и удовлетворённо.              Кончик носа Крестии почти касается его лица. Она складывает губки трубочкой и тихо дует вперёд. Сбивает его челку. Открывает глаз.       — Ты ведёшь себя, как сексоголик.       — Ты притворяешься шкурой.              Эмилия считает — семь. Она считает — восемь. Девять. Блять!       — Заткнитесь оба! — кулак приземляется на столик. Посуда подпрыгивает в воздух.              Высокий стакан бьёт Люцифера по подбородку. Повод откинуться назад. Он потирает ушиб. Ловит взглядом свою улыбку, прикрытую тремя тонкими пальцами с ногтями квадратной формы. Чёлка снова падает ему на глаз.       — Не психуй, герой, — он привычно смакует слова. — Тебя учили терпению, доброте и вселенской добродетели, а не как быть въедливой, агрессивной сучкой.              Лицо героя сливается с волосами. Эмилия кричит: «Ах ты мелкая привилегированная тварь!». Эмилия кричит: «Подонок!». Кричит: «Задрот! Заморыш! Убью!». И Мао давит ей рукой на плечи, не позволяя вскочить с места. Он получает пару синяков на боку. Он получает перелом ребра, который не покроет страховка. Он имеет пассивно агрессивного героя подмышкой.       — Свали, — сатана глядит сквозь генерала. По-отечески улыбается, — У нас нет риса. Займись. Это приказ.              Люцифер кривится. Улыбается. Исчезает за створкой двери.              — У нас действительно нет риса, мой Господин. — Альсиэль поднимает бровь.       — Проводим Эми вместе. На улице темно. — Мао кивает.       Эмилия готовится положить руку на алтарь. Крестия была на месте две секунды назад.       Мао говорит, что Эми давно пора домой. Что все расходятся. Что уедет последний поезд. Что в доме слишком тонкие стены (она замерзнет здесь ночью). К выходу. За собой. Он тянет её за руку.              Он тянет её за руку на себя. Прижимает спиной к стене и кусает за шею. Сжимает зубы до тёмных следов. До тихого вздоха с губ в светло-розовом блеске.              Альсиэль запирает дверь на ключ и прикрывает глаза с завистливой усмешкой.              Белл прикрывает глаза, касаясь языком изгиба чужого уха. Хрипит. Её шею сжимают чужие руки. Она гладит их по предплечьям, локтям, плечам. Горячая не своя кожа. Под краем рукава майки. Под хлопковой тканью. Под квадратными ногтями и бесцветным лаком.       Взгляд под ресницами получается слишком томным. Ангел сжимает ладони сильнее, и чёрная бахрома начинает трепетать. Слишком бездонная голубая радужка. Приоткрытые губы в дурацком блеске. Он проводит пальцем по нижней из них, стирая его. В её кожу вонзается тысяча мелких иголок. Изнутри.       — Что ты со мной делаешь, инквизитор?       — Сжигаю.       Он чувствует на себе остатки липкого блеска. Блеск на его губах и щеке пахнет то ли вишней, то ли клубникой, то ли какой-то женской гадостью. У неё на щеке и под носом сверкают мелкие звёздочки.              Перед Эмилией проносится вагон поезда. Ещё не последний. Её транспорт прибудет через десять минут. Мао стоит рядом, у железной колонны, и вертит пачку риса, то и дело взглядывая на мутное небо. Альсиэль полулежит на лавочке для пассажиров. Пассажиры рядом ворчат и фыркают. Трясут жирными и худыми руками с пакетами, картошкой фри и детьми. И зыркают.       — Её должен был купить Люцифер — Эми говорит тихо и неотрывно следит за пачкой. У Мао перевязан бок со сломанным ребром.       — Он забыл.       — Ты дал ему предлог.       — Я не дал тебе всё испортить.              Ткань цвета хмурых туч падает на пол. Всего-то развязать пару узелков, и он уже прижимает голую, белую ножку к своему бедру. Пока инквизитор касается затылком хлипкой стены, можно грубо касаться. Пока её пальцы ищут край футболки, задевая горячее тело, можно опустить руку ниже, надавить и вырвать несколько почти жалобных стонов.       Внутри влажно и не зажато.              Мао ищет глазами часы. Они висят высоко над платформой и показывают без четверти девять. Показали бы, но герой перекрывает обзор своей злобной мордашкой и недовольно шипит змеёй. Сатана потирает глаза пальцами. Эмилия не исчезает. Часы показывают без четверти девять и двенадцать секунд.       — Нас каждый раз находят по её заколке. Все.       Эмилия скрещивает руки на груди и склоняет голову. Она походит на кобру в прыжке.       — Этот «маяк» указал путь Сариэлю.       Эмилия стоит. Часы за ней показывают без четверти девять и тридцать секунд. Она говорит, что инквизитор сменила заколку. Что маяк теперь можно легко контролировать.       — Новая заколка — подарок Люцифера. — Мао улыбается. — Скажи, совершенно безвкусная.              Волосы Крестии Белл пахнут мёдом, сандалом и ещё чем-то резким и терпким — винным уксусом. Их можно сжать в руке и потянуть вниз. Они натягиваются нитями чёрного шёлка. Рассыпаются водопадом в темноте. Мягкие и ровные. Совсем не путаются эти волосы Крестии Белл. Той самой, которая обхватывает ногами его поясницу и обнимает локотками шею. Той самой, чьё дыхание он чувствует на лице, вместо воздуха.       Ангел тянет волосы сильнее, открывает чистую шею, небольшой шрам у правого плеча не в счёт, пробует на вкус бледный бок груди и чувствует, как напрягаются её колени.              Мао разглядывает свои ногти. Прям как блондинка после вечеринки. Часы показывают без тринадцати девять.       — Ты и правда ничего не заметила?       — Они постоянно ругались, на чём свет стоит.       — О чём?       Эми ведёт плечами и смотрит куда-то в сторону. Часы за её спиной листают секунды.       Мао говорит, что о картине мира. О церкви, о том, как не корить себя за преступление. О детях, об эго, о самолюбии, морали. О том, что у неё красивая фигура. О том, что он не лентяй. О том, что вредно прикрывать глаза чёлкой и о том, что вредно спорить с Генералами Князя Тьмы.       Мао говорит, ты видела, как она залепила ему пощёчину? Мао говорит, ты видела, как он перехватывает её руки? Мао говорит, ты видела какой у Крестии маникюр?       Эмилия опускает голову и поджимает губы.              Люцифер опускает голову и придерживает её за талию.       — Тринадцать — хорошее число. — смеётся он ей на ушко и целует в висок, как пластиковую куклу.       — Я не на работе, — инквизитор царапает его плечо. Больно. Лучший момент, чтобы ей вставить.       Момент, когда она кусает губы, как минимум, бесценен. Такая пошлость — взять девушку, которая постоянно стоит у тебя за спиной. Ангел видит её каждый день с пробуждения и до сна. Видит и не трогает. До сейчас. Непозволительное упущение. Как и авторское отступление в момент, когда ангел с дьявольской усмешкой растягивает киску своей соседки.       Крестия кидает в пустоту неотёсанные ругательства. Сочный, отборный, инквизиторский мат. Она ломает ноготь о его лопатку. Она до красных следов царапает его шею. Спина ноет от мелких ударов о стену. По внутренней стороне бедра течёт пот.       Мерцающие капли между аккуратных грудей и вниз, по плоскому животу. Следы влаги на шее. Липкие локоны на спине. Белл упирается ему в грудь ладошкой. Оставляет влажный след и слабый аромат сандала.       — Неужели демону так сложно накачать пресс? — её шумное дыхание остаётся где-то на его плече.       — Заткнись, а то крылом ударю, — ангел печатает на губах поцелуи. На лице, где остались следы дурацких блёсток. На ослабших ключицах. Где-то под шеей.              Часы показывают без шести минут девять. Рельсы трясутся. Фонарь поезда бросает тень Эмилии на землю. Мао участливо ей улыбается.       — Ты поступаешь с ней подло.       Ветер треплет алые волосы, спутывая и плетя причёску. Бардак на голове.       — Я? Я не делал ничего. — Мао смеётся. Герой стоит перед ним в контрсвете открывшихся дверей. — Только внимательно наблюдал и оставил шесть йен на подарок.       Герой разворачивается и скрывается в вагоне и толпе людей. С высоко поднятой головой. За ней закрываются двери.              В темноте, на другом конце района, дверь закрывается за ангелом. Он полусмеётся и сжимает в руке свою майку.