Золото

И вздохнет золото пылью мирской. И вспляшет над гибелью сотен других Монет, что сокроются толщей гнилой — песчаною бурей, крышей «пустых». Откроет кинжал незапамятный страсть На теле и шелковой ткани твоей — Напьется страданий и радости всласть, раскроет секреты минующих дней. За черной вуалью их всадников жгут. Сундук откопать — все к проклятьям свести. На золото заривших тянется кнут — нельзя драгоценности грязью грести. Вмиг касания жарче, и гинет в огне — Пылает в дрожаньи искрящий янтарь. Цепь сомкнется на шее, споткнется в вине — не поможет ни воин, ни старый знахарь. Тянут лямки лопатой, священный момент — «Открывайте сундук!» — закричи и заплачь. Коль не знаешь, что звякнут на нем обручи: нет теперь ничего, кроме пепла-песка. Обнажаясь пред правдой, закроешь глаза, Впиваясь ногтями за золотой след. Зацелует все тело с верха до низа — как кинжалом по горлу — он знает ответ. Кольцо с пальца канет на руку тебе, И серьги султана тянут рыжую нить. Украшена кожа сладкой прытью во мгле — тебе не удастся теперь его убить. Взгляд промозглый кости прикует за порыв, Нежность тонет в разврате — чернеющий мир. Сбегай же подальше, вуалью закрыв его смех на губах — остывающий пир. Пусть пустыня вновь примет тебя за вора, Укроет в ночи старой пристанью дна. Голод, стужа, надменность и горстка монет даст немного прожить до глубокого сна. Пусть исчезнет цепочка на привязи лет, Только силой вернет руки к коже опять. «Ты мне равен, поверь, таких, как ты больше нет» — нет не нужно тебе от него это знать. Убегаешь дворнягой от странной любви, Затанцует по ветру песчаный ковчег. Дождь прольется на крышу сгустком темной крови… Те должны были скрасть и вернуться в ночлег. Возьмет верно халупа твой загнанный вой — В приталенных улочках нет ни звезды. Встретит сон золотой сверкающий кинжал; и его, что даст выпить чистейшей воды. Проснешься с султаном на ткани дрянной — Ни следа от нагрянувших ночью ветров. «Коль не хочешь быть мил мне у всех на виду… Будь защитой моей. Во веки веков» И пестрят слухи тем, кто вернул беглеца. Мертвы все, кто султана желали предать. Есть у султана любовь — никто не видел лица; но сундуки — знают все — не желай их искать.