Vade mecum (Иди со мной)

***

       Переезд дался мне непросто, хотя и моя жизнь стала намного спокойнее. Мне было так непривычно оказаться в другой стране с совершенно другими порядками, языком, традициями, но в то же время мне неожиданно стало легче.        Поначалу я была белой вороной. Мне пришлось воспользоваться несколькими уловками, так как несмотря на то, что некоторые мои ученики изучали английский в качестве второго языка, их было меньшинство, а я абсолютно не знала болгарского. Но преподаватели встретили меня очень тепло, мне помогли обустроиться, помогли войти в ритм, ведь занятия уже два с лишним месяца как начались. Все с пониманием относились к моей лёгкой растерянности, юному возрасту, отсутствию опыта в преподавании. Мне помогали, и я очень старалась не подвести их.        Со своими учениками я не сразу нашла общий язык. Дисциплина в Дурмстранге была намного более жёсткой, чем в Хогвартсе, и порой мне казалось, что передо мной сидели солдаты, а не юные волшебники. Но в скором времени они немного попривыкли ко мне и оттаяли, а я стала чувствовать себя намного более свободно, чем в начале нашего сотрудничества.        Поскольку каждые две недели мне нужно было писать письма, но на вольную тему, я решила не сообщать ничего о своей личной жизни, чтобы у Тёмного Лорда не было возможности надавить на меня. Вместо этого я выбиралась по выходным в живописную деревушку неподалёку и описывала её природу. Я писала про любимый сквер, писала про берёзовую рощу на берегу речки, у которой любила сидеть, писала про горы, которые были совсем близко. Один месяц сменялся другим, за осенью пришла зима, а за ней весна, и раз в две недели я отражала изменения в природе в своих письмах, от которых зависели жизни тех, кого я искренне любила.        И как раз за написанием одного такого письма меня застал Ян, высокий черноволосый парень, приехавший погостить к своей тёте в ту самую деревушку. Наверное, я для него была какой-то загадкой, таинственной иностранкой с неизвестным прошлым, но с нашей первой встречи в сквере он не давал мне хоть на миг забыть о нём. И в итоге его небольшая поездка к родственникам затянулась на почти полгода.        Сначала я старалась держаться от него подальше, так как после всего того, что со мной случилось за прошедший год, после всего того, что я наделала, мне было очень трудно начать доверять кому-либо. Мне не хотелось снова обжигаться, не хотелось, чтобы моя и так кровоточащая рана в груди раскрылась ещё больше. Но Ян был таким упёртым парнем, таким целеустремлённым и харизматичным, что я как-то сама не заметила, как сблизилась с ним. Он учил меня языку, рассказывал о своём народе, истории, традициях. Мы часто гуляли, болтая обо всём на свете, а потом как-то незаметно поцеловались под той самой яблоней, из которой я черпала своё вдохновение для писем. А потом я узнала ещё кое-что, и моя жизнь перевернулась с ног на голову.        На самом деле, у меня было плохое предчувствие, когда я писала о своей жизни брату, ведь Эзра был постоянно у Него на виду и мог проговориться про меня, но… я наивно надеялась, что он гордо не станет интересоваться моей жизнью. Он был настолько уверен, что я не выдержу и прибегу к нему почти сразу же после отъезда, что мне казалось, что он посчитает чтение чужих писем делом, недостойным его. Я наивно надеялась, что он забудет обо мне, как только я скроюсь из виду, потому как его цели постепенно осуществлялись, и даже здесь, в Болгарии, говорили о том, что творилось у меня на родине, и эти новости были далеко не самыми радостными. Я наивно надеялась, что как только уеду, то он опять сконцентрирует всё внимание на Беллатрисе, яркой, безумной, уверенной, красивой женщине, и забудет про такую серую мышку, как я. Как же я была глупа.        В тот день в середине мая, а если быть точнее, то вечер, я спокойно сидела, закутавшись в тёплый плед, в кресле-качалке у камина, поскольку весна почему-то выдалась на удивление холодной, и проверяла письменные работы своих учеников. Работ было так много, а треск дров и тепло огня были такими умиротворяющими, что я сама не заметила, как провалилась в сон. И вырвать меня из него смог только резкий звук распахнувшегося окна.        Быстро вскочив на ноги, я не сразу поняла, что именно произошло, но, почувствовав сильный порыв северного ветра, повернулась в сторону окна и поняла причину внезапного звука.        — Вот растяпа, даже окно не подумала закрыть… — пробормотала я, накинув плед на плечи, и неспешно подошла к открытому окну. — Какая же ты стала рассеянная в последнее время, Мер…        За окном была темнота, мягкая, нежная, бархатная, наполненная чудесными майскими запахами первых цветов и распустившейся листвы, что даже несмотря на свежий ветер я не сразу закрыла окно. Какое-то время я задумчиво смотрела вдаль на горы, и моей душой вдруг завладела какая-то тянущая печаль, непонятная мне тоска. Все эти запахи были почти такими же, какие были и в моём беззаботном детстве, когда мы с Эзрой и Тео прятались в домике на дереве до самой ночи, а потом следили в телескоп за звёздами. Эзра как раз в то время сдал СОВ по Астрономии, и мы с Тео с интересом слушали его рассказы про созвездия, про мифы, связанные с ними, а рядом хрустел волшебный костёр и стрекотали цикады. Как же было хорошо тогда!        Теперь я прекрасно понимала своего отца, и мне было бесконечно стыдно за своё поведение в последний год. Наш отец всегда старался, чтобы у нас троих было счастливое детство, даже несмотря на то, что он воспитывал нас один, так как наша мама умерла, когда родила Тео. И я поняла, почему он отрёкся от своего господина шестнадцать лет назад. Мой кумир, о котором я так глупо мечтала, не мог понять, что такое семья, любовь, забота. Он может только разрушать всё это. И те люди, которые смогли почувствовать это, уже никогда не присоединятся к нему.       От этих мыслей мне стало совсем тоскливо и одиноко, так что я быстро закрыла окно, а затем повернулась, чтобы вернуться на своё место у камина, но замерла как вкопанная. В кресле-качалке сидела тень, человек, с белоснежной, мраморной кожей, одетый в чёрный классический костюм. Он сидел лицом к огню и спиной ко мне, а я в этот момент боялась даже вдохнуть, чтобы не выдать своего присутствия, хотя было глупо надеяться, что он не знал о том, что я была в этой комнате. И сердце в одно мгновение чуть не разорвалось от страха.        — Здравствуй, Мередин, — прошептала наконец тень, всё ещё следя за языками пламени, а моё сердце билось в бешеном ритме, больно ударяясь о грудную клетку. Умом я понимала, что мне надо было бежать, причём сейчас же и со всех ног, пока фигура в чёрном не увидела меня, но ни одна мышца не хотела слушаться, и я продолжала стоять на месте, рывками вдыхая воздух. — Что с тобой, Мередин? Разве твой любимый отец не учил тебя, что при встрече надо здороваться? Не думал, что у тебя такое дурное воспитание…        — Добрый вечер, — выдохнула я, находясь в предобморочном состоянии, и, видимо, в моём голосе слышалось такое отчаяние, что фигура повернулась в кресле и внимательно осмотрела меня с головы до ног.        — Так-то лучше, — тихо произнёс Тёмный Лорд, остановившись взглядом на моём животе. — Я совершенно случайно узнал, что ты в скором времени познаешь радость материнства… и решил лично тебя поздравить. Ты ждёшь двойню?        — Нет, — прошептала я, рефлекторно обхватив живот, словно так могла хоть как-то защитить своё дитя.        — Интересно, — задумчиво протянул он, обхватив двумя пальцами подбородок и продолжая смотреть на мой живот, а мне в этот момент хотелось сжаться до размеров кузнечика. — Какой у тебя срок, Мередин?        — Пять месяцев, — выдавила я, и это время сердце сжалось от страха, а ноги подкосились, и мне пришлось сделать шаг назад и опереться ладонями о подоконник.        — Не смей мне врать! — вдруг рявкнул он, встав из кресла, и сердце, сделав последний удар, остановилось. — Какой у тебя срок?        Я ничего не ответила, лишь с ужасом в глазах смотрела на него, а из моих глаз в два ручья полилась солёная вода, хотя я и не проронила ни звука.        — Какой у тебя срок, Мередин? — подойдя ко мне вплотную, с угрозой в голосе прорычал Тёмный Лорд, и я, закрыв глаза, проскулила:        — Семь месяцев.        — То-то же, — уже более спокойным тоном проговорил он, едва заметно коснувшись кончиками пальцев моего лица, чтобы убрать мокрую от слёз прядь волос за ухо. — И что-то мне подсказывает, что вряд ли ты переспала со своим Яном в первый же день, как приехала сюда. Ведь так? Смотри на меня, когда я разговариваю с тобой!        От последних слов я сразу же открыла глаза и, дрожа как осиновый лист, молча уставилась в багряно-красные глаза.        — Я задал тебе вопрос, Мередин, — ровным голосом сказал он, пристально смотря на меня. — И я жду ответа на него.        — Нет, — едва слышно прошептала я, а крупные капли одна за другой скатывались по моим щекам.        — Что «нет», Мередин? Когда ты переспала с ним? Когда узнала, что беременна? Отвечай! — в его голосе опять звучала непередаваемая злость, и я, делая короткие вдохи, выдохнула:        — Да.        — Ты можешь сказать мне развёрнутое предложение, Мередин? — только я попыталась отвести взгляд, как он сразу же обхватил мой подбородок холодными пальцами и насильно повернул мою голову так, чтобы я смотрела прямо ему в глаза. — В своих письмах мне ты так красноречиво описывала природу… где же сейчас твоё красноречие, а? Глупая девчонка, неужели ты считала, что я ни о чём не узнаю? Неужели ты считала, что сможешь скрыть от меня такое? Ответь мне!        — Да, — снова выдохнула я, тихо всхлипывая.        — Развёрнутое предложение, Мередин. Давай. Я помогу тебе. Я хотела скрыть от вас, мой лорд, свою беременность, потому что я маленькая глупая девочка, которая обманула сразу двух мужчин. Повторяй!        — Я глупая девочка… скрыла свою беременность… и обманула… двух мужчин, — слова как бы против моей воли слетали с губ, хотя я забыла его фразу сразу же, как он произнёс её.        — И кто же всё-таки отец, Мередин? — сделав глубокий вдох, тихо поинтересовался он, и тут за его спиной послышался уверенный мужской голос:        — Мередин, ты здесь? Я забыл сказать… — но обладатель голоса осёкся на середине фразы, только заметив, что в своей комнате я была не одна.        Тёмный Лорд, едва услышав этот низкий, довольно приятный мужской голос, сразу же обернулся и оценивающе посмотрел на вошедшего ко мне в комнату мужчину двадцати пяти лет с непослушными чёрными кудрями, горевшими чёрными глазами и крепким телосложением.        — А вот и второй обманутый… — протянул он, выпрямив спину. — Мередин, ты не познакомишь нас? Ты же воспитанная девочка, а мне очень хочется, чтобы ты представила своего нового друга.        — Ян Сташевски, — громко произнёс Ян, с болью смотря на моё залитое слезами лицо, но подойти ближе всё же не решился.        — Я сейчас обращался не к вам, юноша, — было невозможно не почувствовать в этом полном льда и злости тихом голосе скрытой угрозы, и Ян со страхом уставился на нас, а всё, что могла я, — это тихо всхлипывать, одной рукой придерживая беременный живот. — Мередин, познакомь нас.        — Ян Сташевски, — сквозь слёзы выдавила я, выполняя очередной приказ. — Мой… мой…        — Мой лорд, — уверенно закончил за меня фразу Тёмный Лорд, сделав один шаг навстречу Яну. — Ты знаешь, кто я?        — Да, — тихо ответил Ян, а страх в его чёрных глазах постепенно сменялся злостью. — Я знаю, кто вы.        — Прекрасно, — наклонив голову немного набок, прошептал Тёмный Лорд, а затем снова повернулся ко мне и подошёл вплотную. — Я рад, что ты такой сообразительный, Ян. Но я не понимаю, почему такой сообразительный юноша, как ты, рискнул связаться с девушкой, на теле которой было вот это…        В этот момент он взял мою левую руку и, крепко сжав запястье, до боли, засучил рукав моего платья нежно-зелёного оттенка и обнажил предплечье, открыв взгляду змею, выползавшую из полости черепа.        — Я знаю, что Мередин ваша помощница, — ни разу не дрогнув, ответил Ян, а его руки непроизвольно сжались в кулаки, когда он увидел, что Тёмный Лорд мог делать со мной всё, что хотел. Я была всего лишь его послушной куклой. — И я и моя семья поддерживаем ваши взгляды. Но я не понимаю, почему я не мог с ней общаться…        — Не понимаешь? — удивлённо переспросил он, а в его невероятно тихом голосе слышались отзвуки приближающейся бури. — Мередин, ты не скажешь своему юному другу, кому ты принадлежишь до самого последнего волоска? Чьё дитя ты носишь под сердцем?        Ещё до того, как я открыла рот, Ян всё понял и без единой эмоции на лице перевёл взгляд на меня. А я, обронив ещё несколько крупных слёз, прохрипела:        — Вам, мой лорд. Я принадлежу вам. Я ваша.        — Вот видишь, Ян, — продолжая стальной хваткой держать моё левое предплечье, тихо сказал Тёмный Лорд. — Так что уходи отсюда и чтобы больше ноги твоей не было рядом с тем, что принадлежит мне.        — Нет, — всё ещё пребывая в шоке, вполголоса ответил он, и моё лицо перекосило, ведь я уже поняла, что ему грозило за эти слова. — Я не уйду. Мередин сбежала от вас. Она не хочет быть рядом с вами. Я с самого начала знал, что это не мой ребёнок, но отказываться от него не собираюсь.        — Вот как, — усмехнулся Тёмный Лорд, ослабив хватку для того, чтобы достать из внутреннего кармана пиджака палочку. — Что ж, ты такой же глупый, как и моя маленькая помощница… но я знаю, как сделать так, чтобы ты немного поумнел… Круцио!        — НЕТ! — закричала я и, воспользовавшись тем, что меня не держали в эту секунду, бросилась вперёд, чтобы закрыть собой Яна, который был ни в чём не виноват. Он не должен был страдать. Страдать за всё то, что я натворила, должна была я одна.        Яркая вспышка ударила мне в бок, и в следующее мгновение меня пронзила такая боль, которая не шла ни в какое сравнение ни с одной болью, что была в моей короткой жизни до этого. Меня скрутило, из глаз посыпались искры, ноги подкосились, и я упала на колени на пол, опираясь на ладони. Боль прекратилась так же внезапно, как и появилась, буквально в следующую секунду, но за эту секунду я её пережила столько, что хватило бы на две жизни вперёд.        Судорожно хватая ртом воздух, я медленно повернула голову сначала влево, потом вправо, и с каждой стороны встретилась с полным растерянности взглядом. Практически одинаковым, полным боли взглядом. А мной вдруг завладела безграничная злость.        — Убирайся отсюда, — тихо, но очень зло процедила я, сделав ещё один судорожный вдох, а затем разгневанно посмотрела вправо и, неотрывно смотря в багрово-красные глаза, повторила: — УБИРАЙСЯ!        Было видно, что моё обращение к нему немало удивило его, но мне было всё равно. Он был извергом, чудовищем, готовым пытать даже ту, что носила в себе часть его, его ребёнка. Он знал только боль и насилие, и я не собиралась позволить своему дитя видеть то же самое. В тот момент я поклялась себе, что сделаю всё, чтобы мой ребёнок больше никогда не почувствовал то, что мы только что пережили. И с каждым вдохом во мне росла уверенность, а дыхание становилось всё ровнее и ровнее.        — Я не хочу тебя видеть, убирайся отсюда, — на удивление твёрдым голосом повторила я, медленно вставая с пола, и как только Ян бросился ко мне, чтобы помочь подняться на ноги, ведь Тёмный Лорд в это мгновение словно превратился в статую, я отмахнулась и от него: — Не надо. Уходи, мне не нужна твоя помощь.        Выпрямившись, я оперлась ладонями о поясницу, а живот неприятно тянуло где-то снизу, но после пережитого было вполне терпимо, а затем ровным тоном обратилась к своему жениху.        — Вот. Я не выйду за тебя замуж, найди себе другую дурочку с не такой поломанной судьбой, как у меня. А с меня хватит, — с этими словами я отдала ему обручальное кольцо, а после медленно повернулась в другую сторону и прошептала: — Убирайся и больше не появляйся здесь. Забудь о том, что я существую. Ты для меня никто.        И не обращая внимания на две застывшие статуи, я подняла с пола мягкий изумрудный плед и села в кресло-качалку, закутавшись в ткань с головой. Я специально долго не оборачивалась, наблюдая за ярко-жёлтыми языками пламени, а когда всё же обернулась, то в моей комнате никого не было, лишь нечёткие тени плясали на стенах, повторяя движения языков пламени. Наконец я осталась одна, и никто больше не посмеет нарушить моего одиночества. Наконец я была свободна.