Проявленная пленка

Мир окрашивается в цвета, когда Мэдди целует ее в щеку. Кэсси знает, как это работает в теории, всегда знала, но теперь — вот так — это кажется чем-то странным, почти не настоящим. Ей в глаза бьет желтый, ей в глаза бьет красный и ярко-голубой, которым у Мэдди подведены глаза. — Красивые цвета, — говорит она несколько заторможено, осматривая макияж Перез. — Знаю. И на этом все. На этом, пожалуй, можно закончить. Не каждый день ты находишь соулмейта, чтобы потом узнать, что вы не парные. «Парные» — странное слово, честно говоря, но его используют часто. Кэсси вот не парная. Никто и не узнает, если не трепать, но она смотрит, как Мэдди уходит, а сама виснет на каком-то парне. На самом деле это проблема, на самом деле искать любовь просто. Находить — не так. Мэдди улыбается ей широко, у нее кошачий прищур, но в нем есть свое очарование. Мэдди, по сути, улыбается ей точно так же, как и всем остальным. Может, чуть шире. Может, все дело в том, что между ними дружба завязывается так просто. Они гнилые обе, Кэсси видит каждый день в зеркале, насколько сама гнилая. Ей бы кто руку протянул, но подобное обычно принято ждать от своих соулмейтов. Мэдди называет ее своей. Не только соулмейтом, Мэдди просто произносит пухлыми губами это незамысловатое «моя». А Кэсси летит. Стоило бы, быть может, с парней хотя бы на девчонок переключиться. Но ей нравится, когда на нее смотрят восхищенно, когда ее хотят, когда она притягивает взгляды. Мэдди нравятся скандалы. Мэдди до ужаса нравится Нейт, а Кэсси с этим ничего поделать не может. Она даже не позволяет утешать себя и держать за руку, когда в очередной раз плачет из-за своего прекрасного Нейта (он еще более гнилой, чем они обе вместе взятые; он еще более гнилой, чем квотербек из соседней школы, который разослал всем ту порнуху с ее участием, Кэсси нутром чует). За руку Мэдди держать можно лишь тогда, когда у нее все хорошо. Или тогда, когда она сама это позволяет. Тогда, когда это не ощущается чем-то таким особенным. Тогда, когда она смотрит на Нейта, а не на Кэсси. Кэсси целует ее в щеку и до ужаса хочет быть Нейтом. С одной лишь поправкой: она бы никогда не подняла на Мэдди руку. Это низко. Еще более низко, чем рассылать обнаженные фотографии. Не то чтобы у низости были оттенки и градации. — Чем займешься после школы? — Уеду куда-нибудь подальше из этого города, — обещает не столько ей, сколько самой себе. Она не говорит о беременности, она не говорит об аборте, она не говорит о том, что от одного вида Нейта ее тошнит так сильно, что хочется блевать, как после паленой водки. Как после херовой травы. Как после… взгляда на того, кому все сходит с рук. Нравятся ему члены, так и ебал бы жизнь парням. Отпустил бы уже от себя Мэдди. Мэдди, как наркоманка, на его внимании сидит. Кэсси сжимает ее пальцы в своих. — А ты что будешь делать летом? Мэдди пожимает плечами. — Мы с Нейтом еще не решили. Вечно этот Нейт. Звуки его имени кажутся отвратительными, у нее желудок действительно спазмировать начинает. Ей хочется встретить ее на улицах Тосканы, где солнце такое теплое и светлое. Ей хочется встретить ее в Париже, где круассаны пахнут свежим тестом и малиной. Ей хочется перестать наконец мечтать и признаться самой себе, что, отказавшись от мужчин, она забыла отказаться и от влюбленности в Мэдди. Кэсси делает целую кучу полароидных фотографий, собирает целую летнюю подборку. И понимает, что этой подборке все равно не хватает чего-то важного. В родной город тянет и не тянет одновременно. Они могли бы пить кофе или смотреть на закаты вместе, но вместо этого встречаются на очередной вечеринке чьего-то там знакомого, которого никто, честно говоря, не помнит. На Мэдди очередной ужасно красивый купальник, у нее губы подведены так, как у Кэсси никогда не получится, а на веках разноцветные стразы ровной дугой. Они пьют что-то цветное и ужасно крепкое, сидя на краю бассейна. — Мы расстались, — сообщает Мэдди. И Кэсси мысленно добавляет за нее «снова», Кэсси мысленно добавляет за нее «поиграемся и сойдемся обратно». Кэсси слишком хорошо знает эту игру, чтобы поверить в другой исход событий. И все же она позволяет себе положить голову на плечо Мэдди. — Все еще год без парней? — Три года, — поправляет ее и делает глоток из бокала. Сахар по стеклянному краю до ужаса сладкий, у нее зубы сводит. Ей поцеловать Мэдди хочется, но вместо этого она ноги опускает в воду. — Уже придумала, как в этот раз будешь мстить? — Точно так же, как и всегда. Он у меня получит. Кэсси хочется сказать, что пока получала только Мэдди, причем буквально, по лицу, по шее, по рукам. Но она молчит, она не выбирает стороны, она давно свою сторону заняла. Гниль ей ни к лицу. Нейт на вечеринку не приходит. Со стороны даже странно. Зато можно сжимать мизинец Мэдди в своем, много пить, смеяться и пьяно пялиться на ее губы, зачем-то оправдываясь, что все дело в гребанном, блядь, лайне, который у нее самой никогда не получится. — Я тебе покажу, как его сделать, — обещает Мэдди. Ей хочется прикинуться тринадцатилетней и соврать, что она не умеет целоваться, чтобы Мэдди ей и это показала. Жаль, что оно так не работает. Кэсси привыкает быть не парной. В этом даже нет ничего плохого. В этом есть свои преимущества. Наверное. Она просто пока их не нашла. Заводить новые отношения ей все равно не хочется. Это, блядь, смешно — мстить самой себе по схеме Мэдди и Нейта. Она не хочет искать кого-то, с кем можно сделать вид, что все хорошо. Иногда они все так же закидывают на язык «Молли». Иногда под кайфом Кэсси кажется, что на них светит теплое солнце Тосканы, они пьют белое вино, а потом целуются-целуются-целуются. Едят ягоды и фрукты, а вокруг настолько жарко, что пот стекает с изящных изгибов тела. Полароиды она так ей и не отдает.