Я старый солдат и не знаю слов любви! Но когда я впервые увидел Вас, донна Роза, я почувствовал себя утомленным путником, который на склоне жизненного пути узрел на озаренном солнцем поле нежную, донна Ррроза! Нежную фиалку! (с) Здравствуйте, я ваша тётя
Рафаэль нервно вышагивал из одного угла в другой. Два шага — разворот, два шага — разворот. — Ну, ты можешь подарить ей цветы. Девушки ведь их любят, да? — Майки посмотрел на Донателло, ожидая подтверждения «цветочной теории» у всезнающего брата. Дон в ответ лишь пожал плечами, мол, кто их, женщин, разберёт. — Да я дарил ей уже цветы! Скосил половину блядского луга, собрал огроменный букет. Притащил его, обрадовался — думал, Бет разревелась от счастья. А в итоге, чем всё обернулось? — Аллергией, — хором ответили Дон и Лео. — Ебучей аллергией! — Блин, а я забыл, — вздохнул Микеланджело. — И конфет уже не найдешь. О, а если выбраться в ближайший ювелирный? Эти слова заставили Рафа прекратить мерить шагами площадь крошечной лаборатории. Дон и Лео озадаченно переглянулись. У Майки появилась хорошая идея? Донателло, восседающий на кресле, поспешно стащил с рабочего стола планшет, ткнул в него пару раз. Нахмурился. — Что там? — нетерпеливо поинтересовался Рафаэль. — До ближайшего населенного пункта с ювелирным магазином, — медленно начал умник, разворачиваясь в кресле лицом к братьям,— восемьдесят километров, — закончил он, в качестве доказательства предъявив экран планшета с проложенным на карте маршрутом. – Но велика вероятность, что он уже разграблен кем-то до нас. По трейлеру прокатился полный печали многоголосый мужской стон. — Я не успею до вечера! Блядство! — ругнулся Раф. — Почему никто не предупреждает, что отношения — это дерь… сложно? Леонардо, до этого молча подпиравший панцирем один из шкафов, немного меланхолично спросил: — Да, кстати, а почему ты только сейчас спохватился? На Рафаэля испытующе уставились две пары голубых и одна карих глаз. — Что? — буркнул он, пытаясь за угрюмостью скрыть эмоции. Микеланджело подозрительно прищурился, глядя на то, как старший брат явно находится не в своей тарелке. — Бро-о-о, — протянул он, — только не говори мне, что… Донателло закатил глаза. Лео вздохнул и разочарованно покачал головой. — Да, я забыл! — раздраженно рявкнул Рафаэль, всплеснув руками. — И не смотрите на меня так! Я не ходячий календарь, как некоторые, — он громко фыркнул и снова принялся мельтешить туда-сюда. На минуту в помещении повисла тишина, нарушаемая лишь нарочито громким топаньем и бормотанием, в котором, при должном старании, можно было расслышать весьма занятные ругательства. — Хорошо, а если так: Майки поможет тебе приготовить ужин, Донни предоставит музыку, а я пожертвую свечи. Устроишь романтический вечер, осыплешь комплиментами… — Ты издеваешься? — процедил Раф, развернувшись к брату лицом и сложив руки на груди. — Что? Чем тебе этот вариант не угодил? — непонимающе вздернул бровную дугу Лидер. Микеланджело прервал готового взорваться Рафаэля: — Ты не понимаешь, Лео. Видишь ли, Рафи-бой ищет такой сюрприз, который не потребует от него необходимости много говорить. Думаю, это из-за того, что при виде Бетти вся кровь от его мозга отливает и устремляется к… — Майки! — взревел Раф, занося кулак для того, чтобы силой заткнуть слишком разговорчивого младшего братца. Но был остановлен вовремя вклинившимся между ними Леонардо, который перехватил его руку: — Достаточно! Ты, — он слегка оттолкнул пылающего злобой Рафаэля, — успокойся и думай. А ты, — он повернулся к Микеланджело и отвесил тому смачный подзатыльник, — ещё один подобный комментарий — и отправишься тренировать своё красноречие в Хаши, ясно? Младший вместо ответа насупился и потёр затылок. — Тебе ясно, Микеланджело? — с ноткой угрозы в голосе переспросил его Лидер. — Да, — тихо ответил вмиг растерявший весь задор Майк. Раф, как ни странно, довольно спокойно стоял позади, и лишь раздраженно сопел да сверкал на всю лабораторию потемневшими от смущения щеками, косвенно подтверждая, что слова Майки были более чем правдивы. Донателло, который в момент ссоры не удержался от того, чтобы в отчаянии хлопнуть ладонью по лицу, теперь взирал на родственников сквозь пальцы. Несмотря на то, что он больше всех посодействовал началу отношений между Рафаэлем и Бетани, ситуация обрела неожиданный поворот. С одной стороны, это оказало огромный положительный эффект на Рафаэля. Брат, до этого стремительно скатывающийся по направлению к алкоголизму и теоретически возможному раку легких, резко взялся за голову и переключился на иные, гораздо более приятные виды деятельности. В основном — на спортивное ускользание в обнимку с девушкой от бдительного взора семьи. Правда, получалось у него это с переменным успехом, так что в первые пару недель всем стало ясно, что происходит, однако собственную осведомлённость никто, кроме Донателло (да и то не специально, а так как обоим потребовалась лекция по физиологии, анатомии и немного по психологии), парочке не афишировал. Леонардо вообще ходил довольный, хотя по его неизменно возвышенно-одухотворённому выражению лица это сказать было всегда непросто, но радостный блеск в льдистых глазах выдавал с головой. Его отношения с Рафаэлем внезапно наладились, обычно присутствовавший дух протеста и соперничества сошел на нет, а приказы на вылазках теперь выполнялись без споров. Это неудивительно — ведь Раф теперь был поглощен абсолютно иными задачами, и вообще показывал себя с лучших сторон. Отец, глядя на это, лишь покачивал головой да прятал ностальгическую улыбку за чашкой чая. Однако беда пришла откуда не ждали. И имя ей — Микеланджело. Младший, поначалу чуть ли не больше всех радовавшийся тому, что брат, на которого он всегда равнялся, начал встречаться с девушкой, через пару месяцев вдруг стал незаметно менять свое поведение. Злые подколки, подобные той, что он озвучил только что во время «семейного совета», появлялись в его речи подозрительно часто. При этом озвучивались они Рафу, обязательно в отсутствии Бетани, но частенько при остальных членах семьи, исключая Мастера Спринтера. Микеланджело, считающийся самым младшим братом в их семье, всегда источал вокруг себя ореол невинности, наивности и легкомыслия, который без труда разглядывали в нём как друзья, так и враги. Такой двухметровый смертельно опасный балагур и вечный ребенок. А сам Майки прилагал немалые усилия, чтобы этот образ надежно за ним закрепился и не спадал. На самом деле, даже Донателло не до конца понимал, в какой степени личность и поведение его брата определяются характером, а в какой — собственным выбором быть именно тем, кем он хочет, чтобы его видели другие. Но за жизнь, проведенную бок о бок, одно он знал точно — у самого жизнерадостного и светлого члена их семьи не меньше тёмных порывов и секретов, чем у самого Донателло и других братьев. Поэтому ему точно стоит взять на заметку поведение Майки по отношению к Рафаэлю и серьезно поговорить с младшеньким, может быть, даже применив тяжелую артиллерию в лице отца. Иначе подобное может плохо кончиться. Вон, даже Лео уже обратил внимание. Но пока это не первостепенная задача. Сейчас главное — выручить (опять!) стеснительного братца-тугодума, пока тот не наворотил дел. И, кажется, он кое-что придумал. — Запиши видео, — подал голос Донателло, отняв ладонь от лица. Внимание Майки, Рафа, а также всё еще изображавшего между ними судью на ринге Леонардо обратилось к гению. — То есть? — как-то неуверенно переспросил Рафаэль. Донни вздохнул, призывая всё свое терпение, и попытался объяснить очевидную истину: — То есть, если твоя проблема в том, что ты чувствуешь смущение в её присутствии, которое не позволяет тебе собраться с мыслями — выскажи всё на камеру и покажи Бетани запись. — А не будет ли это выглядеть странно? — спросил Леонардо. Донни в ответ пожал плечами: — Ну, женщины любят странные проявления симпатии. По крайней мере, можно аргументировать тем, что он действительно потратил время, чтобы это сделать, и проявил креативность. — Хорошо,— продолжил Лео, — а у нас есть на что снимать? И кто будет монтировать? Донателло улыбнулся, втайне надеясь, что в его улыбке будет явно считываться намёк для того, кому она адресована: — Единственный среди нас, у кого имеется хоть какой-то опыт, это ты, Майки. Поможешь? Младший, стоявший у дальней стены, скользнул странным, чуть неуверенным взглядом по Рафу, потом внимательно посмотрел на Донни, сглотнул и озвучил ответ: — Могу попробовать. — Отлично! — преувеличенно-радостным тоном резюмировал Дон, хлопнув в ладоши. — Ну что, Раф, делаем? В глазах самого бесстрашного члена их семьи плясал ужас.***
— Бро, встань ровно, — в сотый раз попросил Микеланджело, поправляя штатив с закрепленным на нём телефоном. Раф расправил плечи, но желание сжаться так, чтобы стать максимально незаметным, никуда не пропало. Прямо сейчас он жалел, что мутация забрала способность прятаться в панцирь. И сбежать отсюда он не может — Лео, хитрожопая сволочь, предусмотрительно перекрывает собой выход из трейлера, делая вид, что встал там случайно. А в малюсенькое окошко он не пролезет. Нет, можно прорваться к выходу с боем, но шум поднимется такой, что Бет, которую сейчас отвлекает разговором отец, обязательно услышит. Да и ссора получится знатная. Она расстроится, если увидит, что он поцапался с роднёй. Обязательно расстроится. Нет, он не может её огорчать, только не теперь. И если ему нужно пройти через этот блядский ад, который они называют сюрпризом, чтобы её обрадовать — он это сделает. Хотя, лично Раф предпочел бы ад иной, например, прорваться через кишащий зомби город в самый охеренный, самый дорогой ювелирный магазин и добыть там что-нибудь занятное. Нет, кольцо это слишком рано, но вот красивые серёжки — почему нет. Бет носит серьги, и точно обрадуется еще одной паре. А Раф будет наслаждаться тем, что на её теле подаренная им вещь. Да, он обязательно совершит такую вылазку, как только появится возможность. Но пока на это нет времени. Потому что он, Рафаэль, забывчивый кретин. Теперь он стоит, словно клоун, перед камерой, чтобы сказать то, что в жизни озвучить не в состоянии. Потому что его язык становится слишком большим и слишком неуклюжим, чтобы ворочаться и произносить слова. Потому что при взгляде в её сияющие глаза перехватывает дыхание. Потому что все нужные фразы оборачиваются в прикосновения, поцелуи и непрекращающийся рокот в груди. Зачем говорить, если он может показать, что чувствует. К чему пустые обещания, когда он способен сделать ей так хорошо, что перед глазами будут плясать звёзды. Для чего пустые дифирамбы, когда он неспособен оторваться от неё, и, если бы это было возможно, скользил бы губами по нежной коже целую вечность. Когда он, как наркоман, постоянно нуждается в её присутствии рядом. Когда он абсолютно, безвозвратно и беспомощно увяз в ней. И ему это нравится. Но женщины любят ушами. Они получают удовольствие, когда слышат комплименты и признания. По крайней мере, так говорилось во всех дурацких бабских журналах, которые Раф втайне нахватал на вылазках в первые недели после того, как Бетани сказала, что хочет быть с ним. Тогда впервые он почувствовал себя слишком уж грубым, когда старался делать ей первые неуклюжие комплименты. И позже, когда их отношения стали заходить дальше. С тех пор он лишь немного преуспел, но было ощущение, словно он даёт ей недостаточно, хотя Бет и говорила, что ей хорошо. Раф желал сделать её жизнь в этом несчастном, гибнущем мире настолько счастливой, насколько это возможно. — Готов? — поинтересовался Майки, заканчивая играться с настройками камеры смартфона. Раф кивнул, чувствуя себя полным идиотом. — Если собьешься, то не обращай внимания, просто продолжай, как идёт. Все косяки я потом вырежу на монтаже. В горле пересохло. Очень хотелось выпить. Но фляжка со стратегическим запасом вискаря уже была пуста несколько недель. — Погнали! — весело отдал команду режиссёр. Раф прочистил горло. Что сказать? Что нужно сказать? — Бетани, — начал он, но голос предательски скакнул на пару октав вверх. Сердце колотилось в груди как отбойный молоток. Внезапно возникло желание просто разломать чёртов телефон. Нет, он должен держаться. Раф ведь не какой-то ссыкливый пацан. Он на одном дыхании выпалил. — Бетти, я давно хотел тебе сказать — я от тебя без ума, безумно счастлив с тобою рядом быть. Когда ты рядом, твой взгляд — для меня это очень много стоит… — Так, стой! — притормозил его Майки. — Давай ты как-то отдышишься и будешь чуть спокойнее это говорить, ладно? — И зубочистку вытащи, а то ты её сейчас проглотишь, — порекомендовал Леонардо. Раф зарычал, показал в камеру средний палец, но совету Лидера всё же последовал и убрал уже порядком изгрызенную деревяшку в карман. Потом спохватился: — Бля, ты же это не заснял, Майк? Ты остановил? — Да-да, бро, я паузу нажал, — заверил его братец, хлопая честными голубыми глазами. Раф перевёл дыхание. — Бет, я… Дон, у тебя есть виски? — обратил он полный мольбы взгляд в сторону присевшего у стены, недалеко от Леонардо, умника. Тот отрицательно покачал головой. Чёрт!— Может, пиво? — тоже нет. Что же делать? Мысли путаются. Ему нужно расслабиться. У Донни ведь должно быть что-то подходящее здесь, верно? — А спирт? — с надеждой хрипло спросил Рафаэль. — У тебя точно есть спирт, Дон. Я знаю. Донателло сразу как-то подобрался, потом медленно поднялся на ноги. Лео, знатно прифигев, вызывающе уставился на гения, и уже открыл было рот, чтобы возразить, но Донни тут же наклонился к старшему брату и что-то прошептал ему на ухо. Рафаэль сумел расслышать только «нервный», «окно» и «выпрыгнуть». Лео вздохнул и, с видом мученика, кивнул. Донателло протиснулся мимо Рафа, прошел к столу, отодвинул один из ящиков и достал непочатую бутылку, заполненную прозрачной жидкостью. На этикетке красовалась синяя надпись «VODKA». — Что? — поинтересовался он в ответ на шокированные взгляды. — Это на случай, если спирт для дезинфекции кончится. Ты уверен, что тебе это поможет? — обратился он к Рафу. Тот в ответ поспешно кивнул. — Ладно, — протянул Донателло, открутив крышку и подставив горлышко к стеклянной мензурке. — Но это всё, на что можешь надеяться, — он протянул наполненный лабораторный стакан. У двери Леонардо с явно выраженным отвращением на лице наблюдал за тем, как Рафаэль опрокидывает в себя шот. Мерзкая, тёплая водка обожгла горло и плюхнулась в желудок горячим комком. Раф тыльной стороной ладони вытер губы, чувствуя, как внутри расползается знакомое тепло, разгоняя застывшую кровь и притупляя волнение. Вот так лучше. Все разошлись по своим местам. — Камера, мотор, начали! — скомандовал Майк, который, видимо, получал удовольствие от процесса съёмок. Рафаэль на миг прикрыл глаза, попытавшись как можно яснее представить сияющую улыбкой Бетани. — Бет, я давно тебе хотел сказать, что я… Я нормальный, состоящий…состоявшийся полноценный чело…мутант. Черепаха. Черепаха-мутант. И я готов открыто сказать, открыться душой — я тебя обожаю, я не могу без тебя жить, я клянусь своим… своим.. — Честью, — шепотом подсказал Леонардо и показал большой палец. — Своей честью клянусь, что мои чувства к тебе — настоящие, что это не просто так — побыть и бросить… Майки, который стоял за камерой, прикрыл ладонью рот. — Скажи что-нибудь о ней, — беззвучно произнёс Донни. — Бет, твои глаза, твои губы, это просто, — Раф уставился в пол, пытаясь среди разрозненных мыслей выцепить те, что хоть как-то могли выразить всю ту бурю, что плескалась в нём. — Это стопроцентная любовь! Микеланджело прыснул. Гнев, до этого усилием воли втиснутый куда-то на задворки сознания, ударил в голову, застилая зрение красным. Он рванулся вперёд, сшиб штатив с установленным телефоном и схватил Майки за грудки, умудрился оторвать того от пола и хорошенько встряхнул, так, что у того клацнули зубы. — Ты, блять, что — нарываешься? — прорычал он ему в лицо. — Веселишься, да? Отвали, Лео! — рявкнул он на попытавшегося вмешаться брата. Майки, зло сверкнув глазами, постарался оттолкнуть от себя разбушевавшегося брата. Но Раф, пылая яростью, был недвижим. — Отпусти его. Раф! — прикрикнул Лео. — Ну уж нет, — процедил в ответ Рафаэль — Я довольно терпел все подколки мелкого засранца. Ты думаешь, что теперь, раз мы с Бет вместе, я стал ручной собачонкой, которую можно безнаказанно дразнить? Если у тебя есть, что мне предъявить — собери яйца в кулак и скажи в лицо. А если нет, — он еще раз его встряхнул, — лучше помалкивай, или клянусь, в следующий раз я заставлю тебя ответить за каждую тупую шуточку в мою сторону, ясно? Он отпустил Майки и отпихнул его в сторону, освобождая себе проход. Дон, видя взвинченное состояние брата, предусмотрительно посторонился, пропуская пышущего яростью темпераментного ниндзя мимо. Дверь, ведущая в передвижную лабораторию, хлопнула. Микеланджело остался стоять на месте, повесив голову и уставившись в пол. Леонардо хмурился. Донни вздохнул. Похоже, пришло время поговорить с младшим по душам.***
Блять, блять, блять! Рафаэль, отойдя от лагеря на добрые сто метров, пнул ближайший камень. Он ненавидел эти ебучие даты, тупые журналы и сраные сопливые признания. Для какого хрена это вообще всё нужно? Какой дебил придумал, что подарки нужно дарить именно на даты, что чувства надо выражать именно словами? А глянцевые журналы — это вообще зло, которое не должно было появиться на свет. Он несколько раз глубоко вздохнул. Гнев, вспыхнувший в нём, мгновенно выжег остатки алкоголя, и теперь Раф ощущал себя до отвращения трезвым. Майки его довёл, это факт. С младшим явно что-то не так, но он, Раф, осознал это только в момент, когда взглянул в его полные отчаянной злости глаза. В этот самый миг всё желание выбить дурь из мелкого испарилось. Внезапно пришло осознание, что он, увлёкшись этим открывшимся дивным новым миром взаимной близости, совершенно забыл о семье. Слишком много думал о том, что должен сделать, вместо того, чтобы делать то, что может. Ради отца. Ради братьев. Ради Бетани. Майки, Дон и Лео заслуживают брата, который будет рядом с ними всегда, поддерживая, опекая и защищая вне зависимости от происходящего в его жизни. Отец заслуживает сына, который не забудет о нём, вступив в отношения. А Бет… Она заслуживает сюрпризов от сердца, слов от сердца и поступков, которые продиктованы чувствами, а не призрачными обязанностями, о которых говорится в идиотских статьях. Раф поднял голову к усыпанному звёздами небу. В голову пришла идея. Развернувшись, он бегом направился к Шелрейсеру, где, увлеченная беседой с Мастером Сплинтером, его ждала Бетани. В жопу это всё. В жопу формальности, правила и принятые каноны. Он будет жить так, как чувствует. И будет говорить об этом так, как умеет.