Ворон

Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий! Если только бог над нами свод небесный распростер, Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми, Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор — Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?» Каркнул Ворон: «Nevermore!»

      Всякий раз, когда речь заходит о войне, вспоминают только непосредственно великие битвы, большие подвиги маленьких героев, боль потери товарищей, страх перед невообразимо сильным врагом и облегчение, когда, наконец, злодей повержен, а победителям отданы почести. Но почему-то забывают о людях, которые хотя и находились вдали от эпицентра битвы, но пострадали не меньше. От руки тех, кто струсил и даже тех, кто некогда был героем, но возгордившись, утонул в пучине разврата и ощущения безнаказанности. И хотя считается, что война завершается, когда больше нет явного зла, ее отголоски наносят невидимые, а иногда и весьма обозримые раны людям еще очень долго. И тяжелее всего приходится тем, кто жил вдали от крупных поселений. Жители маленьких деревушек остались беззащитны перед лицом тех, кто пришел в их дома грабить, насиловать, убивать, поскольку большинство их тех немногих шиноби, что там обитали, так и не вернулись с Четвертой Великой войны, а те, что были, давно не могли держать не то, что оружие, даже лопаты в руках. Поскольку часто этих рук и вовсе больше не имели. Денег на наемников зачастую не могли собрать даже целым поселением, так что жизнь в таких местах продолжалась лишь от набега к набегу. Отчаяние, вызванное смертельной усталостью, поселилось в душах людей, так что помощи от соседей они уже не ждали — все были заняты лишь устройством собственного быта.       В одной из таких деревень практически в разгар войны родился мальчик. Как и у многих в том поселении, всей его семьей была лишь мать, молодая девушка двадцати одного года. Однажды она просто пришла в это место, находящееся на окраине страны Чая, неподалеку от побережья моря Сиигару. Беременная, печальная, имеющая на руках только скромные пожитки, которые могла с легкостью переносить за собой даже в таком положении, она была всего лишь одной из многих, кто бежал подальше от границ пяти великих стран, чувствуя надвигающуюся опасность. Даже те, кто не имел никакого отношения к политическим играм, не знал, что такое кунай, понимали, что мир вот-вот потрясут некоторые изменения, и чем дальше будешь находиться от них, тем больше вероятность застать живым «новый мир». В месте, куда она пришла, никто не спрашивал, кто она, что делает здесь совсем одна, где ее семья и есть ли она вообще. У каждого жителя за плечами была своя печальная история и слушать чужую никто не желал. Но, как оказалось со временем, местные были очень добродушны и приветливы, хотя по началу относились с недоверием к каждому чужаку.       Итак, она появилась ранним утром на первом пароме, идущим из Страны Огня. Это путешествие было самым тяжелым за всю ее жизнь, хотя ей и прежде приходилось часто перемещаться с места на место. Но в этот раз она оставляла не только обустроенное жилище, товарищей (друзей она не заводила, поскольку никогда долго не задерживалась на одном месте), но и свое сердце. Решение раз и навсегда прекратить отношения с самым дорогим для себя человеком было сложным, но она понимала, что если не сделает этого сейчас, то рискует не только своей жизнью, но и жизнью своего ребенка. Изуми Учиха отчаянно пыталась утереть жгучие слезы, все продолжающие сбегать по щекам, понимая, что больше никогда не увидит самых родных и любимых на свете глаз — глаз своего возлюбленного мужа и отца ее ребенка — Учихи Итачи. Их прощание было молчаливым, она сказала все еще в письме, отправленным вместе с ручным вороном Учиха.       Прежде она никогда не думала, что будет способна на нечто подобное. Но однажды в небольшой ресторанчик с постоялым двором, где она работала и жила, явилась группа шиноби, которые громко обсуждали происходящие в мире дела. Акацуки, охота на джинчуурики. Еще один пойман, еще один из участников проклятой организации убит, новые слухи об их главе. Что им движет, кто он такой, зачем им биджу? —Грядет что-то отвратное, я тебе говорю! — Громко крикнул один из них, ударив мозолистой рукой по столу, прямо рядом с местом, куда хотела поставить поднос Изуми. Она дрогнула всем телом и легко улыбнулась, когда мужчина раздраженно глянул на нее, словно бы она помешала ему выразить всю степень своей озадаченности. —Не думаю, что можно ожидать чего-то грандиозного от своры грязных наемников. Скорее уж Каге подерутся, попытавшись их купить для собственной защиты. Вот что я вам скажу — нам не стоит бояться кучки нукенинов, а лучше… — еще один из группы не успел договорить, его перебил другой, тот, что был старше всех и , вероятно, считал себя самым опытным и мудрым. —Кучки нукенинов? Да ты хоть знаешь, о ком говоришь? Что-нибудь слышал о «Биджу без хвоста»? Или ублюдке, который без зазрения совести вырезал к чертям собачьим весь свой клан, включая родителей? — Говоря последнюю фразу, шиноби покраснел от гнева. Изуми, находящаяся в другом конце зала и занимающаяся своими делами, бросила на него короткий взгляд, заметив протектор деревни скрытого тумана. — Хотя я и вырос в Кровавом тумане, который славился своими жестокими методами воспитания нового поколения ниндзя, но даже для меня это через чур! Мерзавцы, подобные этому Учиха, не остановятся не перед чем, глазом не моргнут, зарезав тебя и твою дочурку. — Он опрокинул стопку с саке и жестом подозвал Изуми, которая старалась держаться поодаль — даже ей было тяжело скрывать свои эмоции, когда речь заходила об Итачи. Никто из них не знал правду о том, что произошло в ту самую ночь. Никто не имел права говорить о ее клане. Но уже давно она решила для себя, что больше не возьмет в руки оружие, она больше не является Учиха Изуми. Та девочка умерла вместе со всей своей семьей. —О нем не следует волноваться! Я слышал, что младшенький недавно укакошил Орачимару! —Да ну, брешешь! Одного из тройки великих санинов?! —Именно! Так что думаю этому кланоубийце и предателю осталось совсем недолго. Выпьем же за это! За правосудие! — Тост сопровождался громкими радостными выкриками и улюлюканьем. А у Изуми сердце будто бы перестало биться. Неужели они сказали правду о Саске? Неужели он убил Орочимару, неужели ему хватило сил? Тому малышу, что заливался плачем, когда она попыталась его взять на руки. Заплакал, потому что боялся остаться без защиты старшего брата… Изуми низко опустила голову, погружаясь в нерадужные воспоминания о своем детстве. Отросшая челка, которую она по обыкновению убирала за ухо, скользнула вниз, ловко закрывая соленые слезы. —Эй, дамочка, налей-ка нам еще! — Окрик подвыпившей компании заставил ее снова спрятаться за дружелюбной маской. Удивительно, как за несколько лет она научилась ее ловко надевать за считанные секунды. Она смахнула слезы, ущипнула себя за щечки, скрывая за «румянцем» розовые дорожки от слез и продолжила обслуживать гостей.       «Где ты сейчас, Итачи? Знаешь ли, что сделал Саске? Неужели ты...Нет, не стоит об думать. Я была к этому готова. Это всегда было лишь вопросом времени. Всегда».       Оставшийся день Изуми провела на автомате, как собственно и множество дней до этого. Ей было проще, когда она с головой погружалась в работу, занималась каким-то физическим трудом. Вечером, когда ее смена подошла к концу, она поднялась на второй этаж, где находилась небольшая комнатка, которую ей сдавал владелец постоялого двора, а по совместительству и работодатель. Интерьер был прост: кровать, небольшой шкаф с одеждой, маленький обеденный стол с двумя стульями, на котором стояла ваза, которая почти никогда не пустовала — Изуми любила цветы и часто специально выходила ранним утром, чтобы собрать свежий букет. Цветы напоминали ей о доме, о ее бабушке, которая вела дневник, в который зарисовывала разные цветы на одной странице, а на странице напротив крепила засушенный экземпляр. С виду холодная и строгая, будучи старейшиной их семьи, она оставалась ласковой и нежной к своей единственной внучке. От нее Изуми переняла лучшие качества — домовитость, доброту, сочувствие и при этом строгое отстаивание своих границ и интересов. Как раз о последнем она сейчас задумалась. На протяжении вот уже трех лет она выбрала путь, который противоречил тому, чему учила ее бабушка. Словно слепой котенок она следовала по пятам за тем, кого ей не повезло полюбить, за Итачи. С того дня, как она встретила его снова после Той ночи, она продолжала идти за ним по всему свету. Акацуки нигде долго не задерживались, редко возвращались в одно и то же место дважды. Также поступала и она, все ради того, чтобы встретиться снова. Обычно перед самым закатом она слышала двойной стук в окно — знак, что пришло письмо от него. Знак того, что они скоро встретятся снова. Сначала эта игра нравилась Изуми, она считала ее очень романтичной в силу юношеской привычки романтизировать любые события. Затем, постепенно начав уставать от бесконечных перемещений, она оправдывала свои поступки тем, что иначе нельзя. Она любит Итачи, а значит должна разделить с ним его бремя, чтобы ему стало хотя бы немного легче. Но вот теперь она не чувствовала ничего. Она знала, что совсем скоро уйдет снова, но там уже не встретит его. Она слишком сильно устала, она напугана и обессилена.       Решительно встав с кровати, девушка подвинула стул к окну, чтобы в свете заходящего солнца написать письмо Итачи, в котором сообщит, что они больше не могут видеться, это становится слишком опасным. Но едва карандаш вычертил первое предложение, все тело бывшей куноичи вздрогнуло и комнату заполнило отчаянное рыдание, изредка переходящее в жалобный стон и поскуливание. Она не могла. Не могла оставить его сейчас одного. Сейчас, когда он, возможно, больше всего в ней нуждается. Изуми обещала себе быть сильной, чтобы идти рядом с ним, но теперь она несла ответственность не только за свою жизнь. Тонкая ручка как будто машинально скользнула вниз на едва округлившийся животик, который еще можно было прятать под тканью свободного платья. Около месяца назад она поняла, что беременна. Тогда она чувствовала себя очень счастливой, потому что совсем недавно Итачи предложил то, о чем Изуми никогда даже не задумывалась. Они узаконили свои отношения, пройдя церемонию бракосочетания. Несмотря на то, что ее жених находился в международном розыске, были еще места, где их имена ничего не значили. Где они были просто молодой любящей парой, у которых никого кроме друг друга не было. В традиционном свадебном кимоно Итачи был так похож на своего отца. Жаль, что ни у жениха, ни у невесты не было никого, кого можно было бы пригласить на этот праздник — все их друзья и родные остались в далеком прошлом. Винила ли она когда-то его в том, что случилось? Нет. Он ничего не рассказывал, они вообще никогда не говорили о том, что произошло, но, будучи Учихой, она сама все прекрасно поняла. Где-то глубоко внутри она всегда чувствовала, что подобный исход неизбежен. Жизнь и смерть. Неизбежный круговорот.       В очередной раз успокоившись, Изуми достала из шкафа альбом с фотографиями. На первой странице их свадебное фото. Девушка кончиками пальцев коснулась лица возлюбленного и улыбнулась. Стук-стук.       Стук-стук. Тихие, но настойчивые удары в дверь разрушили тишину и спокойствие чайного дома. Дверь со скрипом отворилась, на пороге показалась низкого роста скрюченная от возраста старушка, которая теперь с любопытством и нескрываемым раздражением смотрела на ту, кто отвлек ее от весьма увлекательного занятия — вязания и ворчания. Нарушительницей же была невысокая девушка с приятными чертами лица. Большие карие глаза не смотря на явную усталость светились жизнью и даже детской непосредственностью, на губах замерла скромная улыбка, щеки заливал нежно-розовый румянец. Вниз по плечам струились длинные прямые каштановые волосы, в руках был зажат небольшой чемоданчик. —Прошу прощения, это вы сдаете комнату? — Голос девушки чуть дрогнул в начале, но затем стал более уверенным. — Я видела объявление, — и девушка кивком головы указала в сторону, чтобы старуха точно от нее так быстро не отвертелась. —Допустим, — скрипучим, как петли ее двери, голосом произнесла старушка. Она продолжала пристально смотреть на девушку, так что скоро Изуми готова была поклясться, что бабка пыталась поймать ее в гендзюцу. — А деньги у тебя есть? —У меня есть руки!..—Неожиданно радостно ответила ей Изуми. —Ну и что же с того? Я давно с черным рынком завязала, да и вообще слухи это все, которые разносят остолопы, которым заняться нечем, — вполне серьезно ответила старушка и взгляд ее стал еще более подозрительным.       Подобный ответ сбил Изуми с толку. Порядка нескольких секунд она стояла молча, не способная подобрать, что ответить на подобное заявление. —Вы меня неправильно поняли, госпожа! — Девушка искренне улыбнулась, махнув ручкой в знак того, что как будто не приняла всерьез сказанного бабулей. Ну правда, что может в голову прийти на старости лет-то? — У меня нет сейчас достаточно денег, чтобы снять у вас комнату на длительный срок. Но я могу работать на вас. Я отлично делаю сладости, а в детстве я любила проводить чайную церемонию для своих родных! — На ходу выдав свое резюме, девушка выставила одну ногу вперед, чтобы бабка не могла так быстро закрыть дверь — Изуми видела, как старушка потянулась к ручке.       Пожилая женщина молчала. Она с минуту жевала свою губу, потом злобно нахмурилась, шумно вздохнула и отступила на шаг назад, приглашая девушку войти. —Но учти — обмануть меня не получится. Я с должниками долгих разговоров не веду, вмиг окажешься на улице, не посмотрю, что ты в положении, — она заметила и это. Изуми же только оставалось согнуть спину в достаточно уважительно глубоком поклоне и согласиться. Она очень надеялась, что за порогом этого дома начнется ее новая жизнь, в которой не будет шиноби, кланов, войн, боли и постоянного бегства.