honey

сонхва впервые влюбился в шестнадцать. он еще учился в школе, будучи от природы наивным и безнадежным романтиком. в детстве он так по-глупому влюблялся раз за разом, и все заканчивалось чем-то вроде разбитого сердца. однако впервые он по-настоящему понял, что такое любовь, благодаря своей первой любви. взрослея, он думал, что знает о любви все. он думал, что всякий раз, когда симпатичный мальчик заставлял его сердце трепетать, а руки потеть, он влюблялся. однако в то знойное лето, когда он учился на первом курсе, оказалось, что он ошибается. его первую любовь звали кан ёсан. он был сахарным милым мальчиком, у которого всегда на коленях были ярко-красные царапины. у него была копна крашеных медово-светлых волос на голове и веснушки на лице, которые, сонхва был готов поклясться, складывались в созвездия с неба. он повсюду таскал с собой ярко-красный поцарапанный скейтборд, а изо рта торчал вишневый леденец, от которого его красивые губы постоянно становились липкими и ярко-красными. сонхва влюбился в него с первого взгляда. он удивлялся, как можно быть таким совершенным, таким очаровательно красивым. он хотел узнать его получше. он хотел держать его за руку, быть тем, кто позаботится о его царапинах и утешит его, когда будет грустно. он хотел целовать эти вишневые губы и полностью раствориться в абсолютном совершенстве, составлявшим все его существо. он знал, что никогда не сможет быть с ним. в конце концов, он был просто пак сонхва. просто среднестатистический пар- студент, изо всех сил старавшийся слиться с толпой. он всегда не будет ничем для этого милого мальчика, который выглядел таким нетронутым окружающим миром. казалось, он живет на совершенно другой планете, где ему никогда не придется общаться с кем-то вроде пак сонхва. это никогда не будет чем-то большим, чем простое восхищение, сказал он себе. впервые он понял, что влюбился, знойным июньским днем в скейтпарке. он взял с местной заправки голубой малиновый коктейль, собираясь пойти потусоваться с хонджуном, своим лучшим-другом-по-ассоциации, когда что-то заставило его остановиться. его взгляд сразу же привлек мальчик, ради которого и билось его сердце. милый летний мальчик с царапинами на коленях катался на скейте, видимо, один. сонхва даже не думал, что застанет его здесь, даже несмотря на вечно сопутствующий ему скейтборд, но как только он увидел его, то не мог отвести взгляд. как будто был каким-то образом привязан к этому мальчику, не мог держаться от него на расстоянии. он был как наркотик, но гораздо лучше любой травки, которую когда-либо курил сонхва. он увлекал. он только успел сесть и сделать большой глоток из своего стакана, когда рядом с ним задребезжал металлический стул. он испуганно оглянулся и увидел того медового мальчика во всей его красе. он сел рядом с сонхва, на его губах играла улыбка. сонхва подумал, что эта улыбка затмила солнце, но не сказал вслух. он был слишком потрясен этим парнем, чтобы что-либо говорить или делать, пока тот наконец не нарушил молчание. — я кан ёсан, — сонхва тупо уставился на него, все еще ошеломленный, прежде чем ёсан протянул свою гибкую руку. — можно? сонхва на секунду смутился, прежде чем понял, что ёсан имел в виду его коктейль. он быстро протянул его ёсану, при этом чуть ли не проливая. он был уверен, что в этот момент его румянец был того же цвета, что и красивые красные губы ёсана., а ёсан рассмеялся и взял стакан из его рук, слегка коснувшись пальцев сонхва своими. сонхва прокручивал этот момент снова и снова, вспоминая мерцающий смех и теплые руки ёсана, на случай, если он никогда не испытает этого снова. он наблюдал за ёсаном, когда тот сделал смачный глоток, почти опустошив содержимое. он медленно покрутил соломинку, а затем встретился взглядом с сонхва. он заикался, что-то бормоча себе под нос. — меня зовут пак сонхва. приятно- приятно познакомиться. ёсан улыбнулся своей сладкой, похожей на конфету улыбкой вокруг соломинки коктейля сонхва. — я тоже рад познакомиться с тобой, пак сонхва. он медленно вернул ему почти что пустой коктейль, а сонхва изо всех сил старался не замечать, как синий краситель смешался с красным от его, казалось бы, постоянного сопутствующего леденца, создавая фиолетовый цвет на языке и губах. он действительно старался не думать об этом, он готов был поклясться. он был так занят своими мыслями, что едва заметил, как ёсан взял салфетку, до этого обернутую вокруг стаканчика, и что-то написал на ней. он молча передал написанное обратно сонхва, перед тем, как встать со скейтбордом в руках. все существо сонхва ушло на то, чтобы не попросить его остаться, хотя бы ненадолго. он знал, что ему ужасно повезло, что его милый мальчик вообще заговорил с ним, так как он, вероятно, выглядел как сталкер. он с улыбкой наблюдал, как ёсан уходит, а потом помахал ему рукой на прощание. сонхва посмотрел в свою руку, разглядывая написанное на салфетке, просто разглядывая номер и улыбающийся смайлик, нарисованный блестящей розовой гелевой ручкой. он вздохнул и усмехнулся, потому что знал, что тогда ёсан уже ушел. сонхва понял, что, возможно, любовь не так проста, как кажется, всего три недели спустя. ёсан все еще был его сладким медовым мальчиком, со вкусом лета и всего сладкого, липкого и совершенного, но он превратился в гораздо большее. он был человеком, которому он мог позвонить в три часа ночи, чтобы просто поболтать и поговорить о чем угодно. он был человеком, которому он мог присылать случайные мемы или фотографии симпатичных собак без причины. у сонхва всегда были проблемы с обретением друзей. он знал, что с ним не было ничего неправильно. не то чтобы от него плохо пахло, или он был уродлив, или что-то в этом роде. просто большую часть времени он проводил в одиночестве, лишь изредка общаясь с хонджуном, парнем примерно его возраста, но немного младше, чьи родители были старыми друзьями его собственных. хонджун был хорошим парнем и делил с сонхва все свои неловкие школьные годы и смущающие влюбленности. они были вместе так долго, просто потому что не было никого, кто мог бы быть с ними другим. может, они проводили так много времени вместе, что все остальные начали видеть в них продолжение друг друга. они не любили друг друга, ни в коем случае, но оба хотели чего-то большего. сонхва жаждал чего-то настоящего, чего-то не основанного на том, что для него хотели его же родители. и это то, чем был ёсан. он был особенным, чем-то для сонхва и только для сонхва. до тех пор, пока никто другой не слышал короткие ёсановские «сонхва!», когда они были одни, он был счастлив. он был счастлив быть просто другом этому красивому мальчику, а не его парой. ему было все равно, что ему не позволяли прижиматься такими желанными поцелуями к его сладким губам, потому что он каким-то образом попросту им завладел. он был его другом, особенным человеком в его сердце. может, это было не так, как он хотел, но он был с ним, и этого было достаточно. он рассеянно просматривал твиттер, когда по его комнате раздался легкий стук в окно. его комната была ниже первого этажа, в подвале практически, поэтому окно было меньше, как раз подходящего размера для кого-то, чтобы пролезть. вслед за стуком послышался отдаленный всхлип, в котором он сразу узнал ёсана, поэтому поспешил отпереть и открыть ставни. он был совсем не готов к представшей перед ним картиной. это был ёсан, красивый, как всегда, но он плакал, блестящие тени для век, которые он всегда носил, обрамляли его глаза, размазались по лицу и шее. сердце разорвалось надвое, и он сразу же помог ему выбраться через окно, только для того, чтобы ёсан сразу же рухнул в его объятия. он был так слаб, что крепко вцепился в сонхва, держась за его плечи, как за спасательный круг. сонхва заметил кровоточащие царапины на локтях и коленях и пятна от травы на клетчатых вансах, но ничего не сказал. он утешал плачущего мальчика, милого, красивого мальчика, который разваливался у него на руках. он не знал, что делать, кроме как держать его, пока он плакал, поглаживая спину и вытирая слезы с лица. они устроились на полу, ёсан все еще был в беспорядке на полпути к коленям сонхва. в комнате было жарко и душно, потому что зимой сломался кондиционер, а родители так и не удосужились починить его, но ему было все равно. он был слишком занят тем, что был абсолютно опустошен из-за ёсана. он ненавидел, что его милый ангел так сильно страдал из-за чего-то, что он, вероятно, не мог исправить. он ненавидел осознавать, что, что бы ни случилось, он ничего не сможет сделать. он не мог просто щелкнуть пальцами и заставить все проблемы ёсана исчезнуть. он не хотел, чтобы мальчик, которого он так любил и о котором заботился, чувствовал себя беспомощным. это ломало его надвое, пока он просто сидел и смотрел, как он страдает. одновременно он испытывал такое отвращение к самому себе за то, что чувствовал себя хуже, чем ёсан. ему пришлось напомнить себе, что как бы ужасно это ни было для него, парню в его объятиях было бесконечно хуже. он не спросил, что случилось, и они оба уснули на полу через несколько часов, после того, как ёсан устал рыдать, а сонхва устал чувствовать себя плохо. они оба понимали, что возможно, просто возможно, эти отношения означали больше, чем просто глупые сообщения и красивые улыбки. сонхва впервые поцеловался во влажной жаре в середине июля. он не знал, нравился ли он ёсану или же нет. в этой ситуации было так много «а что, если». что, если он не понравится ёсану? а что, если он даже не гей? что, если он ненавидел сонхва и это разрушило их дружбу? сонхва едва мог вынести мысль о потере парня, которого он ценил больше всего на свете. за полтора месяца, что они знали друг друга, он влюблялся все сильнее и сильнее с каждым днем. он влюблялся не только в его красивые губы и медово-светлые волосы, но и в маленькую причудливую улыбку, когда сонхва пытался рассмешить его банальной шуткой. он влюблялся в ёсана, который легко подпевал песне по радио на поздней ночной дороге. ёсана, который покупал ему голубой малиновый коктейль и пачку жвачки каждый раз, когда они встречались. ёсана, который брал голову сонхва на колени, игрался с его волосами, рассеянно проводил по ним руками, пока он болтал и болтал ни о чем и просто обо всем сразу в одно и то же время. он сильнее влюблялся не только в его поверхностные ценности, но и в каждую мелочь, из которой состоял сам кан ёсан. он больше не был просто милым мальчиком. он был его лучшим другом. человеком, которым он восхищался больше всего. ёсан был тем, кому он мог рассказать все, и он знал, что тот никогда его не осудит. он был ангелом, который никогда не причинит кому-либо боль нарочно. он был тем человеком, к которому шел сонхва, когда чувствовал себя одиноким и ненужным, потому что знал, что ёсан сделает так, чтобы тот знал, что его ценят. он заставлял его чувствовать себя особенным. он просто не знал, хочет ли рисковать всем, что они построили, всем, что у них было, ради чего-то столь же рискованного, как любовь. он много раз говорил сонхва, что абсолютно ничего не может сделать, чтобы заставить его уйти, но он не знал, правда ли это. он знал, что ёсан, конечно же, не лжет, но ему казалось, что он рискует слишком многим. ему было хорошо просто с ним дружить. по крайней мере, так он себе говорил. ему приходилось постоянно успокаивать себя, хотя в конце июля они провели вместе ночь на детской площадке. они были в доме сонхва, но им надоело играть в монополию (это было совсем не потому, что я был почти банкротом, заткнись, ёсан) и они решили отправиться в приключение. сонхва просто стоял там и обожал ёсана, когда тот взобрался на вершину небольшого поддельного замка, очевидно, сделанного для маленьких детей, поскольку он был примерно такого же роста, как и он сам. ёсан взобрался на него, встал там с широко раскрытыми руками и громко заявил: — я король этого королевства! все должны мне поклоняться! сонхва громко и заливисто рассмеялся. — если ты король, значит ли это, что я шут? ёсан нахмурился и покачал головой. он схватил руку сонхва и потянул его наверх, крепко сжимая его ладонь и не отпуская даже тогда, когда сонхва стоял там рядом с ним. — мы оба короли. вместе. ты и я, против всего мира. замок явно не был создан для двух взрослых парней, чтобы вместе стоять на вершине, и внезапно сонхва осознал, насколько близко был ёсан. он слышал стук своего сердца и надеялся, что тот не слышит, как быстро бьется его сердце. он чувствовал, как дыхание ёсана обдувает его щеку. он почти чувствовал запах его вишневого леденца. если бы он посмотрел прямо на парня, их носы соприкоснулись. он боялся, что дрожит, будучи лишь скованным крепкой хваткой ёсана на своей потной руке, когда легкая рука схватила его за подбородок и повернула лицо к лицу ёсана. когда он был так близко, он мог почти что разглядеть галактику внутри темных ёсановских глаз и бесконечное пространство его светлых веснушек. он видел каждый легкий шрамик и родимое пятно на скуле. он думал, что каждое маленькое несовершенство идеально подходит кан ёсану. — ты красивый, — тихо пробормотал он, положив руку на бедро другого парня, все еще позволяя их рукам оставаться переплетенными. он слышал, как сердце ёсана начало биться быстрее, в так его собственному стойкому тук-тук-тук. — что-что? — я сказал, — он сделал паузу, чтобы поднести свою руку к лицу ёсана, проведя ею по его широкой челюсти, вплоть до вишнево-красных губ. — ты просто прекрасен. ёсан резко вдохнул. — просто, — он остановился, притягивая сонхва невероятно ближе к себе, свободной рукой запутавшись в его черных, как смоль, волосах. — поцелуй меня. и сонхва поцеловал. медленно наклонился после неожиданного приказа, прижимаясь почти что идеально соприкасающимися по форме губами к ёсану. его губы были такими идеально-умеренно потрескавшиеся и мягкими, совершенно ёсановскими, и резкого вдоха через нос, когда они наконец поцеловались, было достаточно, чтобы разжечь сонхва, чтобы углубить поцелуй, плотно сжав челюсть ёсана. он поцеловал этого милого мальчика со всем, что было в нем, со всей любовью, которую он питал с тех пор, когда впервые его увидел. их губы двигались в идеальной синхронизации, и он не мог сказать, кто именно двигался, просто они были идеально переплетены в этот самый момент времени. ёсан наконец отстранился, чтобы глотнуть воздуха, слегка прижавшись лбом к сонхва, с надеждой глядя в глаза последнего. сонхва развел их руки в стороны и обхватил обеими руками ёсана, притянув его так близко, как только позволяли их тела, и чмокнул его раз, потом два, потом слишком много раз, чтобы сосчитать. так они и сидели, пока не устали ноги и не заболели губы. в конце концов, у них будет так много ночей после этого, чтобы выяснить больше. это было в конце июля, в самый жаркий день лета, когда сонхва понял, что нашел парня, с которым хотел провести вечность и даже больше. ёсан лежал в его объятиях и в его постели, подбородок упирался в грудь, а руки рассеянно играли с собственными руками сонхва. одна из старых старинных пластинок ёсана гудела на заднем плане, какая-то старая песня о любви, и они были полностью поглощены друг другом. после того, как они обнаружили, что границы их отношений были расширены до романтических, они провели подавляющее количество времени, обнимаясь и целуясь, но никогда ничего не обсуждали. это было похоже на то, что они не хотели разрушать новую часть своих отношений, просто разговаривая об этом, и это расстраивало. не поймите сонхва неправильно, он любил целоваться с ёсаном, это на самом деле начинало становиться одним из его любимых развлечений, потому что мальчик был одним — потрясно целующимся, и вторым — со вкусом этих вишневых леденцов, которыми он был более чем одержим., но он хотел знать, чем они были, и ёсан, конечно же, не собирался начинать разговор. так, он попытался поднять эту тему, пока у них был один из их ленивых дней отдыха, ёсан не совсем сосредотачивался на чем-то конкретном, но на том, как двигались пальцы сонхва. сонхва нежно взял подбородок ёсана в свою руку и наклонил его к себе — так же, как он сделал, когда они впервые поцеловались — и посмотрел прямо в глаза. — ёсанни? — неуверенно спросил он, нежно запустив руки в волосы парня. ёсан, должно быть, уловил настроение его вопроса и нервно заерзал, начиная играться с прядями волос сонхва. — м-м? он слегка откашлялся и уставился на этого золотистого мальчика, которого держал на руках. он хотел, чтобы он принадлежал ему, официально принадлежал больше всего на свете. — я просто- я просто хотел узнать… — да? — подгонял его ёсан. — кто мы такие? — он внезапно прервал свой вопрос. — я имею в виду, мы целовались и обнимались друг с другом немного, и я определенно надеюсь, что ты не целовался с другими людьми, потому что я, конечно, нет, и я просто хотел знать наверняка, что это- м-м! ёсан прервал его грязным поцелуем в губы. прошло совсем немного времени, прежде чем он прервал его широкой усмешкой, играющей на его губах, красиво сверкая глазами. — сонхва. ты мой парень, ясно? — парень, — повторил сонхва, пробуя слово на вкус. ёсан ущипнул его за руку, не обращая внимания на дрожь сонхва, и поцеловал в нос. — да. парень. сонхва согласился, на этот раз целуя своего парня, парня сонхва, в губы. — да. да, мне нравится. так что, да, сонхва полностью и чрезвычайно влюблен в мальчика с поцарапанными коленями, который всегда носит скейтборд и с вишневым леденцом во рту, окрашивающим его губы ярко-красным., но он также влюблен в мальчика, который целуется с ним, чтобы увидеть, как их вишнево-красные губы и голубые малиновые губы соединяются и смешиваются в фиолетовом, который заботится о нем, когда он болен, который берет его в скейтпарк, чтобы научить его кататься (безуспешно). он полностью влюблен в мальчика, который ходит на детскую площадку только для того, чтобы посидеть на обезьяньей решетке и поцеловаться, мальчика, который напоминает ему о меде и лете и обо всем сладком, и самое главное, мальчика, который безоговорочно любит его в ответ.