Серебро, что дороже золота

Даарио смеется. И пусть во все тридцать два зуба, но тихо, чтобы никто не услышал. А Дейенерис хмурится, превращая губы в тугую, до белизны, трубочку. Смотрит ему в глаза, наблюдая за пляской озорных огоньков в тёмных тирошийских очах и, наверняка, сердится на очередную несусветицу. Она всё о политике. А он не политик. Даарио воин и дамский угодник. Ему не известны тонкости дипломатии, зато он разбирается в тонкостях чувств, знается в военном деле. И пусть её милость сердится, хмурится, закатывает глаза из-за его поддёвок. Ей это можно. Она королева. Его королева. Потому хмурость исчезнет, и едва заметные тени морщинок на лбу разгладятся, под легкими касаниями его губ. Сначала плечо, следом ключица, а затем Даарио коснется жарким поцелуем её пухлых губ. Он так извиняется. И она принимает эти извинения со сдавленным вздохом. Сегодня он вновь пробрался в покои её милости, зная, что найдет её на балконе, обеспокоенно смотрящую вдаль. Дейенерис каждый день вглядывается в даль, надеясь, что Дроган скоро прилетит обратно. Она ведь мать драконов. Потому и волнуется о них — своих детях. А Даарио в такие моменты мог лишь разбавить её беспокойство своим присутствием, отвлечь от дурных мыслей. Резко возникнуть, наговорить искренних комплиментов и отдать всего себя, лишь бы Дейенерис не печалилась. А сегодня ещё и сумел удивить. Подарил ей колье в форме дракона из чистого серебра. Для королевы это, должно быть, приятная мелочь, но удивление, а следом и улыбка с блеском в её глазах были слишком живые, настоящие. И сколько бы её милость не допрашивалась — он бы не рассказал, откуда взял колье. Не рассказал бы, что обыграл юнкайского купца, ставя на кон свою свободу. Он лишь улыбался и смеясь говорил: “Догадайтесь, ваша милость”. Но сколько раз в такие моменты Даарио думал о том, возможно ли у них совместное будущее? А могли бы быть у них дети? Как бы тогда волновалась она о них? Наверняка ещё сильнее, нежели о драконах. А о нём? Отпускала бы ли тогда на опасные задания? В пекло мысли. Сейчас достаточно и того, что есть: её тепла, губ, восторженного шепота, этого ложе и этой ночи. И кто знает, возможно это одна из их последних ночей. Не то, чтобы он собирался отдать свою подушку и место рядом с ней этому глупцу из господ — Хиздару. Просто, Даарио ведь воин. А воины, увы, имеют склонность умирать в бою. И пусть он уверен в себе, пусть надеется на лучшее, но он из плоти и крови. И доспехи здесь на малое способны. Однако Даарио знает, что завтра будет сидеть где-нибудь на затхлых ступеньках в переулке под палящим миэринским солнцем. Будет наблюдать за патрулём младших сыновей и безупречных. Будет видеть, как суетится город его королевы и думать. Думать о ней, проводя огрубевшими от работы пальцами по женским изгибам рукояти кинжала, представляя изгибы тела Дейенерис и вспоминая сегодняшнюю ночь с легкой, привычной усмешкой. Ох, а ведь совпадение. Кожа у неё такая же лощёная, как рукояти кинжала и аракха. Светлая и нежная. Не то что его: загорелая, как у дотракийцев, испещренная шрамами, пропахшая кровью и пылью. А потом, если выдастся свободный час, Даарио как сегодня проберется к ней и подарит безделушку, если найдет что-то стоящее для своей королевы. Либо, как позавчера, найдет редкостные цветы для неё. Затем перехватит где-нибудь в коридоре и подарит. Да и пусть она возмущается, что их может кто-то увидит. Ему было и будет плевать. Да хоть весь залив работорговцев будет знать об этом. Какая разница? Нам не дано выбирать кого любить. Даарио всегда это твердит в голове. Он любит её. И верит, что это взаимно. Потому каждая их ночь была словно последней, по крайне мере для него. Его поцелуи были жадными, будто он изголодавшийся зверь, а каждое касание трепетным и уверенным. Он старался поймать губами каждый её стон и тактильно запомнить её тело, каждый изгиб. Именно поэтому он сейчас с долей осторожности сжимал хрупкий стан Дейенерис. Рваными поцелуями вымостил дорожку от шеи к груди и обхватил потресканными губами сосок, чуть оттягивая. Такое её кхал точно не делал, дотракийцы обходятся без ласк. Следом он спустил руки к округлым бедрам, обхватывая их и приподнимая, а затем вошел в неё. Дейенерис выгнулась под ним, с тихим стоном комкая в руках шёлковые простыни. Толчок за толчком. Стоны всё громче, а дыхание уже давно сбилось. В какие-то моменты уголки его губ едва поднимаются от мысли, что очень даже неплохо, что её покои на вершине пирамиды. Так их никто не сможет потревожить. Дейенерис с очередным стоном слегка впилась ногтями в спину, возвращая все его мысли и внимание только к текущему моменту. Она касается рукой его щеки, нежно проводя подушечками изящных пальцев, а затем тянется к его губам своими. И Даарио охотно тянется в ответ. Одно движение — Дейенерис ловко оказалась сверху. Властная и своенравная, как драконы, женщина. Даже в постели не станет уступать. Даарио это нравится. Потому он устраивается поудобней, прижимая её к себе одной рукой за талию. Второй же зарывается в густые серебряные волосы, вглядываясь ей в глаза. Она ещё юная, но уже королева-завоевательница с целями и амбициями. Её уже боятся или уважают. И лишь Богам известно, что творится у неё в голове. Что скрывается за затуманенным взглядом? Он вглядывается в её глаза. Нет, в них не утонуть, пусть в спокойное время они и цвета сапфировых вод, но в лихие времена это цвет бури. Бури, которая сметает всё на пути. Бури, из которой не выбраться живьем, если она не позволит. Даарио притягивает её к себе и утягивает в жадный, долгий поцелуй. Покусывает зацелованные губы, проводит по нижней кончиком языка, проскальзывая внутрь, а она лишь прижимается ближе, отвечая не менее страстно. В политике она беспристрастна, принципиальная и решительна. Но в любви она бывает робкой, податливой и нежной, как обычные женщины. Даарио это давно подметил. Только Дейенерис не обычная женщина. И дело не в куче титулов и благородном происхождении. А в личности. Она прирожденная правительница со своим взглядом на всё. Всегда держит подбородок гордо поднятый вверх. Это восхищает, и не только его. Взять бы даже сира Джороха. Он тоже это понял, разглядел в ней. Потому перестал доносить о ней в Вестерос и присягнул на верность своей кхалиси. Ну и, конечно же, Даарио заметил чувства сира Джороха к Дейенерис. Но сейчас не старик рядом с ней, а он. Это вызывало неподдельную радость и даже толику гордости. Да и не справился бы старик с её пылким нравом. А вот Даарио это по зубам. Разгоряченный воздух, казалось, наэлектризовался и почти что расходился разрядами. Огоньки свечей отражался на их коже. Даарио вновь оказался сверху, заставив её чуть нахмуриться. Но в то же мгновение Дейенерис начала извиваться под ним со стонами куда громче прежнего. Хватала воздух сквозь пелену его поцелуев и сильнее сжимала в руках простыни. С глухим стоном он свалился рядом и Дейенерис положила голову ему на плечо, пытаясь отдышаться. Даарио приобнял её, уткнувшись носом ей в макушку и вдыхая запах серебряных волос, серебро которых стоит дороже всего золота Ланнистеров, да и всех Семи Королевств в придачу. Он верит, что ещё немного и будет стоять подле неё, когда Дейенерис воссядет на Железный Трон и будет править Семью Королевствами. А пока что, ему лишь остается наслаждаться такими, как эта, ночами и делать всё, что в его силах, дабы достигнуть этой великой цели.