оппа

Ребята после тренировки усталые лежат в разных уголках зала. Приходилось отдаваться на все сто в силу грядущего камбэка. Ренджун огляделся по сторонам. Джемин с Джено, которым в этом камбэке было отдано самое большое количество экранного времени лежали рядом с друг другом, пытаясь отдышаться. Действительно, центрам приходилось несладко, тем кто появлялся на камерах чаще следовало оттачивать каждые движения, чтобы выглядеть лучше. Хуан им не завидовал. Он горько вздохнул и встал попить воды. Китаец подал воды Джемину с Джено и уселся рядом с выдохшимся Джисоном. Джено жадно отхлебывал из бутылки жидкость, издавая звонкие глотки. — Может, сегодня на этом остановимся? — предложил Ренджун, в блаженстве закрывая глаза от предстоящего отдыха на мягкой кровати. Все безмолвно кивнули, но покидать зал не спешили. Первым вышел Ченле, живущий в отдельности от остальных мемберов. — Ребят, я пошел! — оранжевоволосый покинул комнату негромко хлопая дверью. — Пока! — снова настала изнуряющая тишина. Хоть она звоном отдавалась в барабанных перепонках парней, никто не решался тревожить данную тихую заповедь прекрасной мелодии для ушей. Сидевший рядом Джисон задремал и улегся на бедра Ренджуна. Хуан совсем был не против этого, он откинулся на скамейку сзади. Хён сонными глазами посмотрел на сопящего Пака. Серебристо-розовые волосы небрежно лежали на голове макнэ в некоторых местах слипаясь от пота. Они отливали красивым мягким фиолетовым. Рен спустился дальше взглядом, замечая мило подрагивающие ресницы, пухлые губы и острые скулы. Одна розовая прядь отбилась и покачивалась в смиренном дыхании Пака. Ренджун заботливо поправил ее за ухо, прикасаясь к мягкой бархатной коже. Вдруг, он заметил острый взгляд двух черных как омут глаз, и, смутившись, отдернул руку и сделал вид, что ничего не делал. — Хён, может, пойдем в общежитие? — спросил макнэ и нехотя встал, отпивая остатки воды из бутылки. Пак незаметно и трепетно погладил то место, где недавно были хёновские красивые маленькие пальчики. Кончики его ушей налились кровью и парень отчетливо чувствовал, как они горят. Ренджун последовал за макнэ, поправляя задравшуюся футболку, он сладко потянулся, двигая затекшими усталыми конечностями. — Мы с вами! — крикнули Джено с Джемином, и Хэчан просто молча направился со всеми. Во время ходьбы парни решили, кто первый пойдет в душ, путем игры «камень-ножницы-бумага». Ренджуну не повезло, и он был предпоследним до Джисона. Ренджун придя в общежитие сразу же завалился на диван в гостиной, сказав другим чтобы его разбудили, когда придет его очередь. Он улегся на упругую черную замкожу, не заботясь о подушке или одеяле. Другие же ушли по своим делам. Через час Ренджуна разбудил Хэчан с мокрой головой, капая прохладной водой тому на ноги. — Просыпайся, китайская задница. Твоя очередь в душ. — Хэчан, шлепая тапочками, удалился, и Ренджуну не оставалось ничего кроме встать и, забрав вещи для умывания, закрыться в ванной. Хуан снимал свои грязные потные вещи для тренировки, тут же выбрасывая их в корзину. Он аккуратно сложил чистые вещи подальше от влажности и зашел в душ. Теплая вода окутывала все тело, даря непревзойденное чувство релаксации и свежести. Ренджун громко выдохнул. Он налил себе в ладошку любимый шампунь с запахом сладкого кокоса с шоколадом. «Я почти шоколадка баунти» подумал про себя китаец и усмехнулся. Пока Ренджун мылил голову, он услышал, что дверь ванной открылась и мерзко скрипнула. «Я не закрыл дверь?!» панически пронеслось в голове Хуана. — Занято! — выкрикнул китаец и прислушался. Ренджун не был одним из тех кто любил совместный душ, застенчивый хён даже не мог скрестить с кем-то руки. Он скептически относился к Джено с Джемином, которые часто мылись вместе. Пугаясь перспективы того, что рядом с ним будет стоять обнаженный человек, готовый потереть ему спинку, он всегда закрывался на ключ, но, кажется, не сегодня. В душную комнату вошел полусонный Джисон. Он знал, что Ренджун хён сейчас находится здесь, но решил, что если дверь открыта, то они помоются вместе. Макне уже был готов уйти в свою комнату спать, как ванная открылась. Внезапно, у крайне удивленного Пака поднялось сердцебиение, и он, облизнув вмиг пересохшие губы, закрыл за собой дверь, запирая ее. Кровь в его жилах начала кипеть, туманя разум и зрение. В его ушах все звенело, и он даже не услышал, как хён что-то крикнул. Джисон медленно разделся и раздвинул дверцу кабинки душа. Его рассмешило то, как Хуан сначала дернулся от испуга, а потом растерянными глазами посмотрел на него. — Давай помоемся вместе. — от низкого баса младшего у Рена скрутило все внутренности, вызывая волнующие и будоражащие разум бабочки в животе, и он вжался в уголок. — Так будет быстрее, и я слишком устал. — сказал тот, не ожидая ответа китайца. Он взялся за шампунь Джемина, намыливая свои розовые пряди. Хуана не прельщала мысль того, что рядом будет голый макнэ, но тот его не трогал, и Ренджун быстро с этим смирился. «В первый и последний раз.» подумал старший, стараясь смотреть куда угодно лишь бы не на Пака. Пока хён спокойно делает свои дела, стоящий рядом розоволосый никак не может совладать со своим же волнением. Он старался сделать вид, что все хорошо, но у него получалось откровенно плохо. Его руки начинают предательски дрожать. Для Джисона казалось, будто дышать совсем нечем, его мысли путались, а во рту неожиданно пересохло. Вдруг, Джисон взвыл и начал тереть свой глаз. Всполохнувшийся Ренджун посмотрел на Пака. — Тебе мыло в глаз попало? — Даа-а — страдальчески ответил другой. Он даже был как-то рад, что сейчас не видит хёна, но когда тот берет его за руку и ведет ближе к себе, его сердце начинает отстукивать последние секунды, а по телу бегут миллиард звезд и мурашек. Джисона бросает то в жар, то в холод, а в горле застревает ком. Ему очень плохо. — Иди сюда под воду. — Хуан включил кран и вода полилась на двух нагих парней. Джисон как кот подложил голову под воду, растирая глаз тыльной стороной ладони. — Подожди, давай я. — предложил китаец. Когда мягкие изящные пальчики дотрагиваются до лица Джисона, он немного дергается. Хён старательно помогает Джисону, чтобы ему больше не было больно. От того, что Хуан его не отверг, у макнэ прибавляется уверенности. — Ополосни лицо. — Пак немного поднял голову навстречу потоку воды. В этот момент розоволосый выглядел как никогда умиротворенным и милым, его самым любимым и обожаемым «маленьким Джисонни», и Ренджун не сдержался. Брюнет по привычке пощекотал того по подбородку, привлекая внимание макне. Даже в такую минуту у Хуана нашлась привычная ему хёновская любезность. Пак медленно отлепил глаза и посмотрел прямо на старшего. Внутри него все клокотало. — Не болит? — у китайца почти что сердечки в глазах, необъятная нежность и малая смущенность. Уголки его губ немного подняты, а взгляд настолько мягок, что кажется сладким. Джисон не выдерживает. Он ставит обе руки на холодный кафель, закрывая путь Ренджуну. Наконец, все запутавшиеся в неразборчивый клубок мысли распутываются, все, назойливо прилипшие, рассуждения испаряются. И ему становится предельно ясно одно: что ему никогда не нравилось то, как Ренджун вел себя с ним так, только из-за того, что он младше его. Ему больше не хочется быть любимым всеми макнэ. Нет, он не милый. А вот Ренджун — да. Хуан милее всех, кого знает Джисон. Звезды в его глазах завораживают, тянут к себе все глубже и глубже в этот прекрасный омут вечной и необъятной галактики под названием Хуан Ренджун. Его милые привычки, то как он улыбается своему отражению утром, как он старательно вымывает лицо и сидит положенные тридцать минут с тканевой масочкой в виде котика, то как он радуется, когда покупает другим еду, то как он смущается, когда получает комплименты, все это — сводит с ума Джисона, заставляет попятить взгляд, сердце сжиматься в тысячу раз быстрее, а горло онеметь так, что сказать что-либо становиться невозможным. Он и есть настоящий макнэ, горячо любимый и самый очаровательный. Розоволосый придвигается ближе к Хуану, гладя того за загривок, играясь с чужим маллетом пальцами, он вдыхает запах чужих влажных прядей. — Д-Джисон? — эта подавляемая мнительность в черных шоколадных глазах рядом льстит макнэ. Хуан ему кажется аппетитным шоколадным батончиком со сладким кокосом. «Интересно, насколько он сладкий?» эхом отзывается в голове Джисона, и он уже не в силах остановиться, идет навстречу желанной и грешной неге. — Почему ты мой хён? — Пак приближается все ближе и ближе, заставляя старшего вжимать голову в плечи и вздрагивать от каждого его движения. — Я хочу, чтобы ты назвал меня оппой. — младший обдаёт чувственную кожу шеи Хуана нереальным жаром, и чувствует вкус настоящего наслаждения, когда видит мелкие мурашки на бархатной коже. Джисон закрывает кран и снова устремляет свой взор на невинного и чертовски смущенного хёна. Другой боится даже вдохнуть, он понимает, что маленький Джисонни уже не маленький, когда слышит чужой горячий шепот, когда его большие руки загораживают ему проход, когда он сталкивается с его затуманенными иссиня-черными глазами. Джисон покорно ждет, стоя буквально в нескольких сантиметрах от Хуана, и китайцу ничего не остается кроме как перестать противиться чужой воле и пойти по течению юношеского любознания и бурлящей любви. — Джисон о-оппа. — смущенно говорит Джун, ожидая реакции Пака. Он очаровательно мило отводит взгляд в сторону и его прелестные щеки налились румянцем. Младший доволен. Доволен тем, что его не оттолкнули, не отвернулись, что действительно любят, как в тех маминых сопливых старых сериалах или как в, ставших бестселлерах, романах и книгах, где любовь описана громкими запоминающимися словами. Он мысленно улыбается самому себе. Розоволосый, с чувством величайшего удовлетворения, приближается все ближе и ближе к Ренджуну, заживо съедая его взглядом, поглощая заветные лакомые части, кусочек за кусочком. Его пухлые губы прикасаются к чужим, холодным и немного зажатым. Джисон притягивает парня к себе, каждой своей клеточкой тела желая ощущать жар другого. Между ними не остается ни миллиметра свободного пространства, а в легких предательски быстро заканчивается воздух. Хуан тихо мычит, когда чужой язык сплетается с его языком. Он жадно глотает воздух и снова прилипает к губам младшего, то оттягивая, то немного кусая. Руки Джисона, кажется, живут своей жизнью, длинными пальцами отсчитывая каждый позвонок на худом тельце хёна. Джисон с гадкой ухмылкой отстает от манящих губ китайца, принимаясь за тонкую кожу на шее. Действительно, кожа его пахнет кокосом, и этот аромат дурманит голову, заставляя с рыком впиваться в заветную сладость, оставлять там свои метки: прекрасные бордовые розы, расцветающие на мягкой, слишком чувственной и безобразно нежной коже Хуана. Чужие стоны кажутся чарующей колыбельной, как в детстве, даря чувство вечной защиты и домашнего уюта. Джисон готов сделать что угодно лишь бы этот голос пел и стонал только для него одного. Сегодня вечером для них Ренджун больше не хен, а Джисон макнэ, ведь по глазам Пака можно понять, что в этот момент он желает быть оппой для Хуана, чтобы тот скулил его имя, чтобы тот перестал быть тем самым заботливым и приставучим хёном. И Ренджун готов. Готов принять тот факт, что у ребеночка перед ним загораются глаза от дрожащих колен Хуана, что смущающийся макнэ перед ним рычит и вгрызается ему прямо в шею, вкушая сладкую как мед кожу, что любимый маленький Джисонни хитро ухмыляется и хищно облизывается, когда слышит его сбивчивое дыхание и высокие, приторные стоны. Стена сзади ужасно холодная, и Ренджун невольно прогибается в пояснице, выделяя таким образом свои прекрасные выпуклости. Джисон тут же хватается за чужие ягодицы, оттягивая их и массируя. Они очень мягкие и упругие на ощупь. Макнэ влажным и жестоко горячим языком спускается ниже. Слизывает чужой набухший сосок, смакуя хёновские тихие стоны. Похабно причмокивает, а затем игриво кусает сахарную бусинку, упиваясь довольно громким стоном Ренджуна. — Тише, Инджунни, нас могут услышать. — старший лишь кротко кивает и начинает облизывать чужие длинные изящные пальцы, которые ему силой всучили прямо в рот. Джисон нарочно давит на раскрасневшую припухшую губу и двумя пальцами играется с юрким алым язычком Хуана. Китаец темными томными глазами смотрит прямо на такие же Джисоновские, когда они смотрят друг другу в глаза, кажется, что весь мир просто остановился на этом самом моменте, что время остановило свой ход только ради них двоих. Неожиданно резко Пак разворачивает Джуна, заставляя выпятить ягодицы и прислониться лицом к холодному кафелю. Старший невольно охает, а потом протяжно мычит, когда один палец медленно проникает внутрь. Он чувствует запах клубничной смазки, выуденной из рядом стоящей полки. Ренджун до сих пор помнит, как разорался Донхёк, когда нашел этот тюбик, и спрашивал всех, кто это купил. Но тогда никто не ответил, и тайна данной розоватой пластиковой тары все еще остается неразгаданной. Уже два пальца просторно кружат в колечке напряженных мышц, и младший, будто бы успокаивая, целует тонкие плечи и спину Хуана. Пак раздвигает свои пальцы в виде ножниц и медленно ведет ими внутрь и к себе. Ренджун дрожащим и ужасно возбужденным голосом выдает «Ах-х» и виляет бедрами, самовольно насаживаясь на твердые пальцы. Младшему уже невтерпеж, внутри хёна так горячо и узко, и ему всякий раз сносит крышу от того, что каждое его действие отдается на желанном теле Хуана тысячами армиями мурашек и пугливым дрожанием. Разгоряченный хён совсем не стоит на своих ватных ногах, как за единственное спасение хватаясь за мокрую стену. Его дыхание спёрто, и он дышит через раз, закусывая губу до крови. Его ангельский голосок эхом отдается по всей ванне, отбиваясь от белых плиток, волнуя сознание и душу, исступляя все чувства и здравые мысли. В итоге, Джисон не терпит и после трех пальцев тут же их вытаскивает, тем самым вызвав недовольный хмык от хёна. К раскаленному входу прислоняют что-то побольше, что-то получше, и Ренджун вздрагивает. Он остро ощущает, как сверху льется та самая блядская смазка, и отчетливо слышит, как она, уже пустая, отбрасывается куда-то в сторону. Старший задерживает дыхание, и, кажется, слышит собственное глухое сердцебиение. Поразительно, насколько медленно и громко оно звучит. Пак берет своими кошмарно палящими ладонями шелковистые бедра, и Хуан ясно осязает мелкое дрожание, передающееся через пальцы. Им обоим страшно. Страшно так, будто они делают широкий шаг прямо в пропасть, неужели это и есть страх перед низменно желанной как мед неге, страх перед жадным надкусыванием адамова яблока, страх своих собственных желаний и действий. Грех есть грех, но никакой ужас перед наказанием не сравнится с тревожным упоением и настоящей ласке своих грез и бесплодных утех. Ренджун подает ягодицами вперед. — Все в порядке. — говорит он, и его голос звучит настолько спокойно и успокаивающе, что Джисон готов раствориться в этом терпком как вино и бархатном как дорогой велюр голосе. Он плавно входит в блаженное нутро, наслаждаясь узостью партнера, Джисон рьяно выдыхает. Хуан все так же держится за чертову прохладную плитку, с неприятным звуком водя по ней мокрыми ручками. Ему немного неприятно, но когда член входит до конца, он опрокидывает голову и мямлит что-то несуразное. Вскоре неприятные ощущения сходят на нет, и чужой сбивчивый ритм становится резче и быстрее, и Ренджун входит во вкус. Мокрые пошлые шлепки распаленных тел и эретичные вздохи, вырывающиеся из уст обоих парней, навечно въедаются в памяти парней, как самая лучшая и самая прекрасная услада для ушей. Пак выходит из податливого тела и рывком поворачивает любовника к себе лицом. В его глазах читается зверско напряженное, грешное и грязное желание. Он хочет его. Всего. Полностью. Каждую клеточку его хёна. И Ренджун это прекрасно осознает, поэтому сладостно стонет прямо в страстный поцелуй, закидывая ноги на точеную талию макнэ. Обе руки по сторону старшего устремляются на его бедра, подхватывая легкую, как пушок, тушу. Джисон входит жестоко медленно, вкушая каждое изменение в его лице. Они смертельно близко к друг другу, но Паку кажется, что Ренджун адски далек. Из-за этого макнэ все сильнее впивается в сладкую кожу Хуана, оставляя свои замечательные метки, и ему абсолютно наплевать, что потом скажут их стилисты. Ему не до этого, когда рядом с тобой жутко милый и как огонь пылающий хён, который от ощущений закусывает губу до красных капелек эритроцитов на потрескавшейся коже и подставляет свою шею и кадык для поцелуев. После, он вдалбливается в тело юного Ренджуна, ощущая славную усладу от его высоких стонов. Хуан абсолютно не знает куда себя девать, он держится за шею Пака, царапая мягкий эпителий, он в курсе, что должен быть тихим, но с Джисоном быть тихим не получается от слова совсем. Под ним хочется стонать, извиваться, так, чтобы из глаз лились слезы наслаждения, а ноги сводило в эйфорической судороге. — Оппа! Джисон оппа! — кричит некогда его хён, находясь на пике блаженства, он полностью теряет голову, и перед глазами пляшут звезды, а от пелены слез все плывет. Джисон закрывает тому рот поцелуем, боясь, что они разбудили все общежитие. Пак пылко делает последние фрикции прежде, чем в унисон с Ренджуном кончить от внезапно нахлынувших чувств и оргазма. Они еще долго смотрят друг другу в глаза, стараясь восстановить дыхание. Джисон включает кран и теплая вода катится по их «грязным» телам, будто бы смывая их грехи. Они полоскаются под водой, иногда коротко целуясь и часто обжимаясь. Их поцелуи с металлическим вкусом крови старшего. Джисон любезно проводит по искусанным, алым губам своим шершавым языком, вылизывая чужие клетки рдяной живительной жидкости. Они идут в свои комнаты, с тяжелым чувством в груди, уходя от друг друга в разные стороны. Ренджун входит в свою комнату, стараясь не разбудить своего соседа. Он ложится на мягкую кровать и смыкает глаза. Через несколько минут входная дверь мерзко скрипит, и оттуда выглядывает Джисон с подушкой. Он опускается рядом со старшим и загребает того в свои медвежьи объятия. Так они и засыпают. Наутро взволнованный до нитки Донхёк с зубной щеткой во рту крутит в руках пустую бутылочку из-под смазки. Он злорадно смеется и топает ногами, заставляя всех проснуться и встать с кровати. — Она закончилась! Кто-то все закончил! — Ренджун кусает истерзанные губы и жалобно смотрит на Джисона. Другой же не может сдержать смешок. — Последними мылись Ренджун с Джисоном! Какие у вас оправдания?! — Ренджун под натиском Хэчана лишь опускает голову, Пак же в свою очередь пополам прогибается от смеха. «Блять.» думает Ренджун и закрывает лицо руками.

Действительно, хорошее утро.