Неправильно

Неправильно. Совершенно простая мысль, совершенно внезапная и совершенно верная. Хаширама смотрит на него, понимая, насколько всё плохо. Безнадёжно и до безумия влюблён. Если бы кто-нибудь сказал ныне Первому Хокаге лет пять назад, что он будет любить младшего брата совсем не по-братски, то получил бы в ответ заливистый смех, потому что старший Сенджу всегда был уверен, что может сам решать свою судьбу, ведь ему исполнилось уже семнадцать тогда. Наивный. Глупый наивный мальчишка. Всё, не как у людей. С самого начала. Родившийся и выросший в войнах, забирающих жизнь всех; от детей до взрослых, потерявший родителей и почти всех братьев в них, ставший близким с заклятым врагом, остановивший бесконечные битвы. И сколько себя помнил, он бесконечно дорожил Тобирамой и больше всего боялся потерять его. Заботился, как мог, старался быть рядом, поддерживал, помогал, как настоящий старший брат. Просто не заметил, как объятия стали дольше и нежнее, чем надо, как бледная кожа стала слишком манящей, как кроваво-тёмные омуты стали затягивать в свою дурманящую пучину, как запах ветра и душистых трав стал таким пьянящим, как от низкого бархатистого тембра дрожь мягкими ладонями проходилась по спине и бёдрам, а тонкие губы и поджарое тело стали столь желанными. Не заметил или не хотел замечать? Не углядел или закрыл глаза? Неправильно. Неправильно. Неправильно. И сейчас, глядя в тёмные глаза напротив, Хаширама сжимает кулаки, пытается считать удары сердца, коих становится всё больше и больше. Самообладание на последнем издыхании держит в слабеющих костлявых пальцах вихрь чувств, что бьётся в этой «клетке», стремясь уничтожить её, дабы добраться до желанного духа. С самого начала следовало оградиться от этого чувства, растоптать, уничтожить, запереть глубоко в сердце и никогда не выпускать. Но как может он растоптать столь светлые чувства, на которых держится мир, чтобы не пропитаться злом насквозь? Следовало отдалиться, чтобы не навредить. Но как может он бросить своего отото? Своего младшего брата, дороже которого ему никого нет, и которого старший Сенджу любит совсем не по-братски. И он мечется в клетке собственных мыслей, как загнанный зверь. Что ты творишь?.. Люблю. Нельзя так любить! А я по-другому не могу! Это твой младший брат! Да… Но разве в этом мире остались моральные устои, как ни старайся держать его в равновесии? Разве ещё существует порядок, когда каждый готов сорваться в хаос, променяв мирную жизнь на лязг оружия и реки крови? Когда во сне он видит только Тобираму, когда его имя крутится в голове каждую секунду, когда нежность охватывает сердце мягкими лепестками, а страсть пожирает разум пламенем хуже Аматерасу. А ежели так… — Тора, — через голос просачивается предательское порыкивание. — Прости… меня… Движения слишком быстры и неожиданны, чтобы младший Сенджу смог успеть как-то отреагировать, он знает это. Дыхание сбивается, стоит коснуться губами холодных, но таких родных губ, цепкие пальцы хватают брата за плечи, притягивая к себе ближе, теснее. Хаширама знает, что разрушил всё, что между ними было, снёс до основания, но наивная по-детскому надежда всё ещё теплится в его душе. И целуя отото ещё и ещё, старший пытается вспомнить, когда всё пошло не так, когда он потерял голову от собственного брата.

Любить такой нежной, словно лепестки сакуры, и одновременно страстной, как танец огня, любовью брата неправильно. Но этот мир уже давно сошёл с ума, верно?